* * *
Жак де Воражин (Jacques de Voragine, Яков-Варяг, Медвежья Пята — ред.) в Золотой легенде рассказывает о том, что святая Марфа предприняла такое же морское плавание, предварившее ея опасный подвиг, подобный изъяснённому в анализируемом нами здесь профаническо-языческом мифе:
«Марфа, брат ея Лазарь, сестра ея Магдалина и благословенный Максимин, не взяв с собою даже запасов пищи, сели на корабль без руля и без ветрил[99] и, ведóмые Самим Спасителем, высадились в Марселе. Там, в лесу, на левом берегу Роны, жил дракон с усеянным огромными зубами[100] хвостом, нападавший на всех путешественников. И, хотя прежде всякий, кто его касался, погибал, Марфа смело вошла в чащу, встала пред чудовищем и, окропив его святой водой, подняла над ним крест. Дракон стал кроток, подобно агнцу, и местные жители убили его копьём».
Это христианское предание нуждается в комментариях; оно, несомненно, связано с языческими мифами определённо герметического происхождения. Уже само имя чудовища, пленённого домоправительницею Иисуса, вызывает в памяти одну из оперативных стадий Делания. Жители окрестных сёл, Тараскона и Бокера, называли дракона (в женском роде) Тараской в совершенно очевидной связи со смыслом этого слова в языке эллинов: Τάραξις, Taraxis означает беспокойство, тревогу, возбуждение. Мы уже встречали это значение в связи с рождением Фрикса. Уместно вспомнить в связи с этим редчайшую книжицу из библиотеки кардинала Мазарини, которая называлась Del Leño Santo[101].
Она принадлежит перу Франциска Утончённого (Francisco Delicado, 1525) и дополнена гравированным на дереве фронтисписом, на котором изображено следующее: над Древом возвышается Дева, а по сторонам его — святая Марфа (hospita Christi) и святой Иаков Старший. Сестра Марии Магдалины держит в руке пальмовую ветвь, увенчанную маленьким крестом, в то время как знаменитая Тараска, лежащая на брюхе, пожирает младенца, исчезающего в ея глóтке.
* * *
Вернёмся, однако, к Иасону, который, усекнув главу дракона (змия), обретает способность с помощью чудодейственной воды, оставленной ему Медеей, повелевать двумя напавшими на него быками. Подаренные Эету Вулканом, эти ужасные хищники, как и те, которых Геракл укротил на Крите, имели медные копыта и медные рога; ноздри их и пасти изрыгали огонь. На этих быках, запряжённых в плуг, Иасон вспахал Марсово поле, которое затем засеял зубами дракона. Так и мы можем с помощью двойного огня, обычного и философского, глубоко отворить нашу минеральную землю, дабы спрятать в нея сульфурный зародыш, который будет питаться и развиваться в ея недрах. Извлечение зубов из глотки поверженного чудовища — тонкое извлечение металлического семени, истинной и несгораемой саламандры, живущей среди пепла и золы (cendres) нашей живой кальцинации. В этом несомненное сходство алхимического труда с полевыми работами — вот почему алхимию часто называют небесным земледелием.
Подобно вооружённым воинам, рождающимся из этого посева и яростно истребляющим друг друга, возникает очень важное для нас кипение, управлять которым философ должен предусмотрительно и благоразумно.
XXX. Золотое Руно Соломона Трисмосена (фигура 10)
Предварительное расчленение облегчает растворение плоти, без которого невозможно никакое ея воссоединение, ни тем более славное восстановление.
В тишине, наступившей после битвы, Иасон овладевает Золотым Руном, два цвета коего, белый и красный, соответствуют двум завершающим состояниям Философского Камня. Мы не будем, ибо это уже сделал Фулканелли, описывать лечебное и физиологическое действие этой чудесной панацеи, однако приведём, к удовольствию представительниц слабого и прекрасного пола, принадлежащий перу великолепного художника отрывок, посвящённый обновляющему действию на женскую красоту и свежесть Лекарства «в белом»:
«Лекарство сие обладает свойствами преизряднейшими. Когда оно — белый эликсир, то столь полезно дамам, что может обновлять и восстанавливать слабость и разрушения телес их до здравия, присущего юности, да и обличие каждой из них становится подобно возрасту девятнадцати лет.
Для сего следует приготовить ванну со многими благовонными травами, коими надобно натереть тело, а затем войти в иную ванну, без трав, но с тремя гранулами белого эликсира, растворёнными в полуштофе винного спирта, вылитого в воду. В сей ванне следует пребывать четверть часа, после чего, не вытирая тела, приготовить большой огонь и с его помощью осушить драгоценную жидкость. Исполнив сие, дамы обретут таковую крепость и белизну телесную, каковую даже представить себе невозможно, не испытав опытно»[102].
Всё это имеет прямое отношение к той магической силе, которой Медея оживляла в котле с ароматами человеческое тело и тем помогла Эсону и самому Иасону. Дочь Эета предварительно разрубала жертву на куски; такое предуготовительное разрушение тела чисто иносказательно используется в Великом Делании — это ни что иное, как растворение (солюция), производимое в соответствии с герметическим утверждением о том, что «тот, кто не знает способа разрушения тела, не знает и способа его совершенствования». Символически это изображено на фигуре 10 знаменитого трактата Соломона Трисмосена — предшественника Парацельса; изображение выражает сверхвременной смысл — труп, разрубленный на части и обескровленный, тонет в водном потоке.[103]
Повторим: восстановленное, оживлённое и прославленное тело образуется только в результате возгонки (сублимации), которая всегда есть решительная и радикальная перемена, «пременение»; мы при этом настаиваем на том, что после освобождения нашей вещи от обречённой на исчезновение несовершенной и дряхлой оболочки, появляется фиолетовый, то есть лучезарный цвет. Вот почему само имя Иасона есть jason, то есть лиловый или фиолетовый, цвет, составленный из двух крайних цветов нашей работы, синего и красного, то есть из меркурия и серы.
Напомним в связи с этим, что смиренная фиалка наших широт цветёт весной, в мае, и цветы этого маленького растения — символа алхимического ребиса — двуполы. Вот почему вручение Консисторией семи хранителей весёлого знания (gai savoir), ставшей при Людовике XIV Академией Цветущих Игр, призовой Фиалки из чистого золота победителям герметического турнира происходило именно в мае.[104]
* * *
Рассказывая о путешествии Аргонавтов в Колхиду, мы, вынужденные ограничить объём нашего исследования исключительно самим Золотым Руном, его происхождением, развитием, а также испытаниями и подвигами его счастливого обладателя, опустили обстоятельства их возвращения домой. Нам пришлось в очень узких пределах, используя образы завоёвывания и победы, разъяснить лишь основные фазы сухого пути, то есть пещного (de creuset) действа, хорошо нам знакомого и приводящего к конечному результату всегда быстрее и легче.
В остальном мы предпочитаем отослать читателя к длинному и скрупулёзному объяснению Дома Антуана-Жозефа Пернети[105]*, данному им в двух томах, посвящённых плаванию на Арго[106]. Влажный путь, которым следует Бенедиктинец, рассказывающий об этом опасном путешествии, имеет множество аналогий с кратким путём, ревниво оберегаемым Адептами и часто скрываемым ими под вуалью изложения пути первого.
* * *