XXXVII. Драгоценнейший Дар Божий (фигура IV)

Надписи на гравюре:

Сверху: Гниение Философов запечатлевается в голове Ворона чернотой прозрачной и ясной.

Снизу: Так тела пребывают в гниении и становятся чёрной землёй. Дух и плоть вместе вступают в спасительное гниение, что с позиций истин заставляет нас с ужасом и негодованием отвергать практику кремации трупов.

На пути восхождения к божественному дару, символически изображённому в этой книге, читатель может встретить и созерцать цветную философскую сткляницу в обрамлении естественной природы. Внутри сткляницы — первая и решающая стадия Великого Делания, к которой приступают на четвёртом рисунке и которая продолжается вплоть до седьмого, когда рождается новый Сын по имени Эликсир.

Поль Контакт (Paul Contant), родившийся в Пуатье около 1570 года, ботаник, коллекционер и поэт, аптекарь по профессии и, несомненно, алхимик (что следует из его указаний), оставил нам два любопытных труда, великолепных, но малоизвестных; оба они были напечатаны в его родном городе:

Поэтический Сад и Кабинет. Le Jardin et Cabinet poétique. A Poictiers, par A. Mesnier, 1609.

Второй Эдем. Le Second Eden. A Poictiers, par J. Thoreau et la Vve d'A. Mesnier, 1628.

На фронтисписе второй поэмы мы находим изобилующую символическими смыслами композицию в полную страницу. Эта великолепная гравюра, подписанная Contant Inventor, содержит также эпиграф, разбитый среди небольших сценок и прочитываемый как ребус:

ДАРОМ БОЖИИМ УТЕШАЮСЬ

DU DON DE DIEU JE SUIS CONTANT

* * *

Проскомидии, то есть Приношению Даров под двумя видами, с которого начинается Евхаристия, в алхимии соответствует двойная операция первой работы — жертвоприношение земли и меркурия с их разделением и очистительным расщеплением последнего.

Пресуществление двух видов, в свою очередь, соответствует сублимации, возгонке, то есть второй работе, которую Филалет называл летучие орлы. Такое название связано с тем, что при этой операции происходит восхождение тонких и очищенных частей на поверхность компоста.

Вот что мы находим в бесценном трактате таинственного английского Адепта:

«Уразумей, Брат, что точное приготовление Философских Орлов есть первый уровень совершенства, о чём следует знать и на что направить все силы уразумения…

Об этом понимай, Брат, слова Мудрых, писавших, что их Орлы должны быть приведены до того, чтобы пожрать Льва. При этом чем меньше будет Орлов, тем тяжелее битва, и тем дольше ждать победы; наиболее подходящее число Орлов — семь или девять^[126]».

Истекшие из пронзённого копьём Лонгина ребра Христова кровь и вода образуют Его воскресшую плоть и совершенное соединение сущностей. В алхимии оно соответствует ребису (res bis, две вещи), возникающему благодаря полному растворению маленькой рыбы-прилипалы в недрах философского меркурия, что заставляет вспомнить о таинственной и странной рыбе гонимых христиан, символическом Ichthus'e римских катакомб.

* * *

Главным предметом в мистическом тайнодействии Церкви является потир (calice), на происхождение и смысл которого для Мессы нам кажется небесполезным указать.

Потир — таинственная и священная чаша, изготовленная из чистого золота и серебра с позолотой, причём, золото тут металлическое, в то время как чашу алхимическую делают из небесного золота, которое мы также называем зелёного цвета Христово злато (l’or Christique). Известно, что даже обычное, физическое золото, если оно истончено до предела или переведено в прозрачный расплав, приобретает на просвет зелёный оттенок. Вот почему самые древние алхимики в своей графике всегда использовали именно зелёный цвет для написания христограммы или монограммы Спасителя, составленной из букв X (Khi) и P (Rhô), фонетически образующих слова Χρυσός, золото и Χλωρός, Khloros, зелёный.

Эта чаша или калита становится основным как субъектом, так и объектом тайнодействия священника при его завершении; алхимическим образом ея явления как вместилища естества (réceptacle de nature), с тончайшим искусством огранённое изумрудом философов, скрываемым старыми авторами под именем цвета небесного (flos cœli) или ностока. В этой чаше происходит пресуществление хлеба и вина в Тело и Кровь Христову на Тайной Вечере Его, и в нея же Кровь Спасителя была собрана благообразным Иосифом из Аримафеи. Легенда, согласно которой Грааль была сотворена из изумруда, выпавшего изо лба теряющего этот изумруд Люцифера (lux, lucis et fero, я несу свет) при падении восставшего ангела во тьму кромешную, вовне кругов нетварного света, есть символ изначального происхождения и значения этой духовной сущности.

Люцифер — утренняя звезда, Венера Мудрецов, на голове у которой корона со смарагдовой солью, столь драгоценной для художника и анаграмматически сокрытой Василием Валентином, учёным бенедиктинцем из Эрфурта, под именем купороса, vitriol. Древнее написание этого слова — vitryol — предполагает анаграмму l’or y vit — в нём обитает золото; это означает, что философское солнце заключено в чудесную смородину, на «поиски» которой во все времена отправляются странствующие рыцари, то есть конные.

В строгом соответствии с нашим ведением, священник надевает белый стихарь (l’aube, утренняя заря) и епитрахиль (l'etole, l'etoile, звезда) — длинную ленту на груди, перепоясанную как X — звезда с расходящимися лучами, каноническая печать священнодействия.

«И побеждающему и соблюдающему дела моя до конца, дам ему власть на языцех, и оупасет я жезлом железным, яко сосуды скудельничи сокрушаются, якоже и Аз приях от Отца Моего: и дам ему звезду оутреннюю^[127]».

Мы уже неоднократно говорили, что звезда для художника является отправной точкой и полюсом ориентации, когда он совершает ручную работу. Такова же она и для священника, носящего на правой руке орарь (manipule). Именно орарь напоминает о тонких делах рук (manipulations) святой Мессы при созидании высшего сверхвещественного чуда точнейшим образом соответствующего всем превращениям в недрах алхимического микрокосма. И так же, как в каждой частице Философского Камня всецело пребывает Spiritus Mundi, так и всякая самая малая частица Святых Даров есть полностью и всецело Сам Христос.

И у алхимика, и у священника таинство это сокрыто широким плащом Философии, о котором риза лишь напоминает. Изначально облачение это предполагало ведение, которое требовало двойного обета — обета молчания и тайны. Тогда это одеяние носило название планета (planeta), и его носили как миряне, так и духовенство.

* * *

Аналогичную связь между двумя видами магистерия — философского Великого Делания и Святой Мессы — можно проследить в архитектурном ансамбле уже упоминавшегося нами дворца Жака Кёра в Бурже^[128]. В этом величественном здании, за двумя стрельчатыми дверьми, под сводами пересечённых нервюр, мы находим два живописных изображения ангелов с филактериями. Справа и слева от места, где находился алтарь, мы замечаем две небольшие ниши, прикрытые боковыми стенами.

В каждую из них из узкого оконца через небольшую трубу проникает под углом скудный дневной свет. Место это тихое и тайное, словно созданное для пробуждения вдохновения художника, для философских родов, которые, как и всякие роды, требуют сумрака и влаги.