— Тогда считай это самосохранением.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду — это билет в один конец в Ад, если ты продолжишь свои метания. — Она замолчала, ожидая, когда официант уйдет. Он положил салфетку под моим стаканом с водой, и я заметила на ней написанный номер комнаты. Очень находчивый паренек. Просто кладезь сообразительности. Официант поклонился и ушел.

Реми наклонилась ко мне:

— Скажи, что, по-твоему, уничтожает суккуба?

Жар, вызванный “Зудом” мгновенно остыл, я уставилась на нее.

— Уничтожает? Почему мы говорим об уничтожении? — Эта после-смертная-карусель явно не соответствовала моим грезам, но это не значит, что я желала ее окончания.

Реми неторопливо облизала кончики пальцев.

— Я знаю два разных пути для уничтожения. Один из них, — она щелкнула пальцем, любуясь своим светло-розовым ногтем, — когда оба твоих создателя погибают. Они уходят, ты следом. Боюсь, таковы правила игры.

— Ну, я не собираюсь убивать Ноа — мы же находимся в этой поездке, чтобы спасти его задницу. И так как я не знаю, кто же мой создатель-вампир, тут тоже не слишком много шансов прикончить его.

— Ах, если я не ошибаюсь, он где-то рядом. Вампы не упустят возможность иметь суккуба в своем полном распоряжении, уж поверь мне. Немного крови суккуба, и даже они получают иммунитет к нашей силе — так что я уверена, королеве не терпится прибрать тебя к рукам. — В ее голосе послышалась боль, она откашлялась. — Во всяком случае, второй путь к уничтожению — это умереть с голоду.

— Ты имеешь в виду?..

Она кивнула с серьезным выражением лица.

— Ты только напрасно мучаешь саму себя этим воздержанием, солнышко. Если ты планируешь довести сие дело до конца, значит, ты на всех парах мчишься по наклонной. Твои волосы потускнеют и выпадут, кожа сморщится, кости станут хрупкими и даже при малейшей нагрузке могут сломаться. Если не ошибаюсь, то довольно скоро твое тело охватит сильнейшая боль.

У меня пересохло в горле.

— Как… как долго тянется процесс?

— Пару недель, — ответила Реми.

Несколько недель? Я съежилась от этих мыслей. Я уже была полностью невменяема на почве мужской анатомии, и это только при воздержании в течение полутора дней.

— Я сойду с ума, — осознала я, ненавидя себя за то, что признала первенство “Зуда”.

— Да, как правило, так и происходит в самом начале, — охотно согласилась Реми.

Вот так, я на самом деле была поймана в ловушку этого образа жизни длиною в вечность. Я сжала трясущие пальцы вокруг кофейной чашки и попыталась привести дыхание в норму.

— Как долго ты сдерживала “Зуд”?

— Пять дней, — ответила Реми безжизненным тоном. — И не по своему выбору. Уж поверь мне, когда я говорю, что это не те ощущения, которые бы тебе хотелось испытать.

Подавленная столь “захватывающими” перспективами, я была не в состоянии думать о чем-то другом.

— Я скучаю по Ноа. — Я думала о его ласковой улыбке и о том, как он защищал меня. О его сексуальном теле. — Я не понимала, как мне было хорошо с ним. А сейчас я попала в переплет с Зэйном.

Рэми фыркнула.

— Ой, не надо, девочка. На твоем месте я бы избегала клыкастого приятеля и нашла бы для себя маленький кусочек Египетской задницы. Как вот, например. — Она подтолкнула ко мне салфетку с номером телефона. — Или Стэн. Он чертовски хорош в постели, а я не ревнивая. Ты всегда можешь позаимствовать его на несколько часов.

От этой мысли меня замутило.

— Спасибо, но я пас. А где он вообще?

Реми приподняла брови.

— Стэн отсыпается и набирается сил, что ему крайне необходимо.

Я подняла руки в воздух.

— Избавь меня от подробностей, пожалуйста.

Она улыбнулась и поднесла к губам кружку кофе.

— Предложение остается в силе, если надумаешь, я бы рекомендовала приступить уже сегодня. — Реми потянула кофе, затем продолжила. — Но так как я уверена, что ты меня не послушаешь, то как ты собираешься провести сегодняшний день?

Во мне проснулся первый настоящий энтузиазм за все время этого путешествия.

— Мой босс в музее говорила, что тут, в Каирском музее, самая большая коллекция экспонатов эпохи Древнего Царства. Она предложила нам с Зэйном поискать именно здесь какие-нибудь материалы о царице Нитокрис. — Я сжала руки, чтобы остановить невольную дрожь нетерпения. — Я уже не могу дождаться, чтобы провести целый день среди сокровищ. Я думаю пойти в музей, как только распечатаю фотографии.

Реми смотрела на меня так, будто я предложила пойти к зубному врачу.

— Отли-и-ично. Звучит забавно. — Она посмотрела на часы. — Ого, уже полдень? Я…

Я рассмеялась.

— Никто не говорит, что ты должна идти со мной. Я не против пойти одна.

На ее лице промелькнуло облегчение.

— Ты уверена? Ты же говорила о работорговцах…

— Вот поэтому у меня есть паранджа. — Я потянулась к своей большой сумке и вытащила новую черную паранджу, которую мне купил посыльный в отеле. Сиськи порой действуют во благо. — Это лучшая маскировка, которую только может найти девушка.

Реми подняла свою кофейную чашку.

— Выпьем же за это.

Я чокнулась с ней своей кружкой и улыбнулась.

— А ты чем собираешься заняться, когда я уйду?

Порочная улыбка заиграла на ее губах.

— Думаю, пойду посмотрю, не проснулся ли Стэн.

— У нас будет небольшой перерыв перед переходом к следующей части нашего тура — период Амарны и Эхнатон — король еретиков. — Голос гида был монотонным и навевал скуку.

Держа в руках путеводитель с загнутыми уголками страниц, я присела на ближайшую скамейку. Место рядом со мной оставалось свободным. Именно этого я и ожидала; музей был заполнен американскими и канадскими туристами, и все они обходили меня стороной при виде паранджи.

Было очень хорошо побыть незаметной, даже если всего на один день.

В то время как туристы слонялись вокруг меня, я полезла в сумку, вытащила недавно отпечатанные фотографии и стала их просматривать.

Изображения гробницы были высвечены из темноты вспышкой дешевого фотоаппарата. Я изучала изображения фигур на каждой фотографии, задаваясь вопросом, не упустила ли какую-нибудь подсказку. На нескольких картинах была изображена Нитокрис с поднятыми к небу руками. Ее лицо выглядело таким же, как и у любой другой египетской царицы, но сейчас я узнала черный плащ — стилизованное изображение крыльев. На следующей фотографии был крупный план королевского головного убора — двойная корона и урей на лбу. Ее тонкие губы были изогнуты в легкой улыбке, от которой у меня пробежал холодок по спине. На другом снимке она была неулыбчивой и мрачной. Прямые руки подняты к солнцу, а в центре светила был изображен бледный символ, который напомнил мне символ на запястье Ноа. Ангельский алфавит — весьма любопытно.

— Если все готовы, мы может перейти в следующий зал, — объявил гид.

Я засунула фотографию улыбающейся царицы в путеводитель, а все остальные снимки быстро запихнула в сумку, и поспешила к группе, едва не запутавшись в длинной парандже.

Гид откашлялся.

— Эхнатон был самым ненавистным фараоном во всем Египте. Он попытался осуществить религиозную реформу, заставив общество отказаться от политеистических культов, и утвердить единобожие — культ Атона, чьим олицетворением стал солнечный диск.

Гид начал долгий пространственный рассказ о правлении Эхнатона в Новом Царстве. Просто поразительно, как один человек мог превратить интереснейший предмет в совершенную скукотищу. Раздраженная и скучающая от его монотонного разглагольствования, я просматривала путеводитель в поиске объектов, представляющих интерес. Я хотела сбежать от экспонатов эпохи Нового Царства и направиться на второй этаж, где выставлялись экспонаты эпохи Древнего Царства.

Я обошла туристическую группу и двинулась в дальний конец зала, просматривая экспонаты. Солнце должно было скоро зайти, и мне очень хотелось вернуться в отель. От одной мысли о Зэйне, спящего в моей кровати, у меня перехватило дыхание и мне пришлось обмахиваться путеводителем. Лениво прохаживаясь по залу, я остановилась возле полуразрушенного бюста без головного убора и взглянула на описание. Нефертити. Я не была большой ее поклонницей; она выглядела холодной и высокомерной на всех скульптурах и картинах, которые я видела, и этот бюст тоже не являлся исключением. Красивые скульптурные губы были изогнуты по краям в тонкой, почти горькой улыбке.