Подолгу простаивал он возле фигурных кронштейнов, пытаясь уловить музыку старинной русской ковки. Упругая пружинистая линия отличала ее. Полосы металла завивались спиралями, прутья перекручивались жгутами, орнаменты расцветали пышными розетками.
«Вот многовитковая большая спираль, усложненная малыми, дочерними отростками,— главная линия всей композиции кронштейна,— читал Быков почерк неведомого ему мастера.— Ответвление возникает не вдруг, а из острозубчатого рельефного листика. Почему?» И, размышляя над этим, приходил к выводу, что здесь кроется небольшая профессиональная хитрость. Место разветвления спирали, чтобы оно не выглядело чрезмерно утолщенным, мастер превращал в орнаментальный узелок. Словно подготавливал дальнейшее раскручивание растущего побега. А там, где отростки должны вот-вот встретиться с кирпичной кладкой, они плавно закручивались навстречу основному движению. Старые мастера как бы учили Леонида пластичности и особой симметрии рисунка. Их работы завораживали совершенством, но он понимал, что, вбирая вековой опыт, должен искать свой, современный язык кузнечного искусства.
Несколько лет Быков трудился на Кировском заводе, но вот настал момент, когда он понял: пришла пора самому ковать вещи, которые рождала его фантазия. Вскоре удалось отыскать небольшое помещение для мастерской — и работа началась.
О мастерах кузнечного дела на Руси всегда шла добрая слава. Недаром в народных сказках кузнец и с самим чертом сладит, и змея за язык прикует, и царю даст достойный ответ. Пламя, искры раскаленного металла, звон молота — все это превращало работу кузнеца в священнодействие.
Казалось бы, железо — материал слишком грубый, чтобы служить украшением. Но уже в глубокой древности мастера использовали его ковкость — способность быть податливым и пластичным при сильном разогреве. И кузница была не последним местом, где проявлялось врожденное народное художественное чутье. Наверное, первыми коваными художественными изделиями на Руси были светцы. Польза и красота сливались в них неразрывно. Кузнецы выковывали светцы в виде небольших веточек с завитками и закрученными вдоль оси стержнями. Их вбивали в стену или в специальную подставку-стойку. Иногда расщепы в светцах делали в виде завитков, лучей с сережками, которые при легком сотрясении звенели и поблескивали в отраженном свете пламени лучины. И наверное, в темной низкой избе такой светец с горящими лучинами был похож на сказочный цветок...
Потом свечи вытеснили лучину, а подсвечники светцы. И кузнецы стали щедро украшать растительным орнаментом кронштейны, на которых подвешивали новые светильники.
С особым вкусом сельские кузнецы украшали входные ворота и наружные двери каменных и деревянных построек. Вместо обычных петель, ручек и замков навешивали кузнечной работы жиковины, ручки-стукалы с накладками из просечного металла, массивные секирные замки.
Выдумку проявляли и при изготовлении «головок» ключей, кованых гвоздей, болтов, заклепок. Декоративностью отмечены и многие предметы домашнего быта, например сечки для рубки капусты, дровницы, вешалки...
Но во всей красе кованый металл предстал в России в оградах и балконных решетках второй половины XVIII века, неповторимых по рисунку и технике исполнения. Однако уже в конце прошлого века кузнечные промыслы стали угасать. Ручную ковку все чаще стали заменять литьем и штамповкой. С годами отпала, казалось бы, надобность в кузнецах, ушло их искусство.
И вдруг — спустя многие десятилетия — пробудилось в человеке вновь стремление к рукотворчеству, заставило возродить одно из старейших отечественных ремесел и вновь открыть уже забытые секреты мастерства.
— Потихоньку я стал обрастать инструментом и приспособлениями,— рассказывает Леонид Быков. Похоже, ему самому стало интересно следить за историей своего становления и он не торопится окончить разговор.— Почти для каждой новой вещи приходится делать и приспособления. Хотите посмотреть?
Мы спустились в кузницу. В просторном помещении главное место занимал угольный горн с вытяжкой. На планке висели молотки-ручники с разными бойками. Две наковальни. На полках вдоль стен лежал кузнечный инструмент — зубила, подбойники, чеканы, гладилки...
Как же работает кузнец?
Мастера любят вспоминать, как раньше разжигали горн без спичек: брали небольшой гвоздь и частыми ударами разогревали его докрасна, им поджигали паклю, а от нее разгорался костерок на фурме. Конечно, сейчас этим приемом Леонид не пользуется, но при случае может задуть горн и без спичек. Что же касается других приемов кузнечного ремесла, известных человечеству уже несколько тысячелетий, они, по мнению Быкова, не претерпели сколько-нибудь значительных изменений.
— Когда уголь в горне разгорится,— продолжает свой рассказ Быков,— закладываю туда заготовку.— Мастер надел рукавицы, подобрал клещи, разложил инструмент, который будет необходим при работе.
Вот кусок железа начал светиться красным светом. Кузнец клещами перенес его на наковальню, взял ручник и стал ковать. Удар за ударом. Когда цвет металла потускнел, мастер остановил работу.
Важно по цвету определить готовность металла к ковке: не уследил — и заискрился металл яркими звездочками, «сгорел». Такой металл уже не годен — рассыплется под ударами молота. Недогретый же металл после нескольких ударов теряет свою пластичность — клади снова в горн, а частый нагрев снижает качество, да и расход угля и воздуха увеличивается. Этим и объясняется полумрак в кузнице — так удобнее следить за цветом каления железа.
Пластичность металла кузнец определяет по звуку удара молота по заготовке. Орнамент предпочитает делать в горячем состоянии — тогда он получается объемным, глубоким. Насечки наносит на изделие в процессе ковки. К примеру, оковывает листочек, затем на его поверхности с помощью зубильца насекает прожилки и только после этого придает листу натуральную изогнутую форму. Палитра приемов Леонида Быкова расширяется по мере усложнения работы. В последнее время он стал чаще применять прошивку для соединения элементов, черный металл при необходимости сочетает с цветным стеклом, пользуется и сваркой.
— А как вы выковываете розы? — спрашиваю я мастера, вспоминая его композиции.
Мастер поискал глазами что-то на полке, взял в руку стержень с круглым сечением, в другую — молоток.
— Для ковки цветов и листьев требуется особо ковкий металл. Вот такой.— Кузнец положил стержень на наковальню.— Выбираю цилиндрическую заготовочку диаметром чуть поменьше будущей розы и протягиваю один ее конец на квадрат.
Оставшийся цилиндрик надсекаю вокруг оси, чтобы получились три ровных слоя, перекрывающие друг друга.— Голос Леонида окрашивает мягкая улыбка. И я понимаю почему: рассказ его выглядит как инструкция для начинающего кузнеца. Как бы за скобками оставляет он свои долгие поиски... Быков продолжает: — Заготовку укладываю в формовочную плиту и кую ручником все три слоя, пока их диаметр не станет близким диаметру розы, а толщина около двух миллиметров. Потом в каждом слое высекаю пятилистные розетки, расчленяю их на лепестки и укладываю в форме бочоночка. Так же отковываю второй и третий слой. И наконец нагреваю цветок целиком и небольшими клещами придаю ему естественную форму.
«Черная роза» Леонида Быкова кажется свежей и полной жизни. Плотный стебель с острыми шипами держит тяжеловатый венчик лепестков. Темная окраска и матовость железа придают цветку романтичность, даже таинственность.
Мастер научился подчинять грубый материал своему замыслу. И железо уступило. В руках кузнеца оно не просто гнется, а «поет». Жизнь цветов, листьев, трав, ветвей, птиц, с жаждой полета в высоком небе, стали любимыми мотивами его произведений. И названия им он дает ласковые, теплые.