Атомный ледокол «Сибирь», пробив канал в толстом припайном льду, 3 июня 1987 года встал на рейде порта Диксон. Позади остался самый трудный этап высокоширотного рейса — снятие дрейфующей станции СП-27 и проведение комплексных научных исследований в Центральной Арктике, включая Северный географический полюс. Ребята из механической службы ледокола после признались мне: «Еще никогда экипаж и механизмы атомохода не работали в таком напряженном режиме».

Стоянка на Диксоне была предельно короткой. Экипаж на берег не увольнялся. С ледокола сошли только полярники СП-27. Их после годичного дрейфа ждала Большая земля. В считанные часы на атомоход было погружено оборудование для СП-29 и основной состав нашей станции. И вот команда с мостика: «Поднять трап». Винты ледокола вспороли студеную воду, и маленький Диксон стал быстро таять вдали. «Сибирь» шла на восток, в море Лаптевых, для высадки новой дрейфующей станции «Северный полюс-29». В трюмах, на открытых палубах ледокола уложено и закреплено по-походному несколько сот тонн груза — от жилых домов до апельсинов и лимонов; здесь же, на ледоколе, три собаки, переданные нам полярниками СП-27,— Торос, Вега и маленький щенок с еще не придуманной для него кличкой.

Ледовая обстановка в восточной части Карского моря благоприятна— ветры восточных направлений отжали лед на запад, и часть пути мы шли по чистой воде большой полыньи. Уже 5 июня прошли мыс Челюскин. Это не очень приметный с моря участок берега, заснеженный, с чернеющими обрывами скал. Сейчас, идя по проливу Вилькицкого, на одном из самых мощных в мире атомных ледоколов, трудно даже представить чувства полярных мореплавателей прошлого, стремившихся на небольших мелкосидящих судах преодолеть этот труднейший участок морского пути на севере Евразийского материка.

Острова Комсомольской Правды, наблюдавшиеся с правого борта и исчезнувшие на горизонте после того, как атомоход отвернул на северо-восток, были последней сушей, виденной нами. Берега какого острова, архипелага или материка увидим мы в дрейфе или после его окончания, предсказать невозможно. Однако чувства грусти и расставания с землей не было. Наоборот, хотелось как можно скорее дойти до «нашей» льдины.

Ледяное поле для СП-29 нашли с воздуха ледовые разведчики. Потом на нее сел вертолет, установил радиомаяк, который послужит приводом при поиске льдины. Все наши мысли и разговоры были о ней, о том, как мы там все расположим, устроим! Несмотря на гостеприимство экипажа атомохода и отличные бытовые условия — бассейн, сауна, кино, мы все равно чувствовали себя как в гостинице, хотелось скорее домой, на лед. Здесь даже собаки чувствовали себя неуютно, нервно бегали, жались к ногам. Металлическая палуба, вздрагивающая от ударов корпуса о лед, не для них — вольных арктических собак, родившихся и выросших на просторах дрейфующих льдов.

В море Лаптевых атомоходу стало труднее. Полутора-двухметровые льды сплочены и сжаты, много торосов. Ледокол часто застревал, отходил назад и ударами пробивал себе путь дальше. А жизнь на ледоколе шла своим чередом: наблюдения вели все отряды комплексной экспедиции. Состав СП-29 готовился к высадке. 7 июня на ледоколе была получена радиотелеграмма с поздравлением Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева экипажу атомохода и участникам экспедиции с успешным завершением первого этапа похода «Сибирь» — снятием СП-27 и исследованиями в полярной области. Телеграмма заканчивалась словами: «Желаю успешного завершения намеченной программы». Это уже о нас, о высадке нашей станции. Всем было радостно, что работа экспедиции получила такую высокую оценку.

Шли на север, за сутки иногда проходили не более пятидесяти миль.

Начальник экспедиции Герой Советского Союза, заместитель председателя Госкомгидромета СССР Артур Николаевич Чилингаров встретился с составом СП-29. Полярников постарше он знает лично, ведь он сам был участником дрейфующих станций «Северный полюс». Разговор шел о задачах научных исследований, о практических вопросах организации новой станции...

Ледокольный вертолет, как только позволяли метеоусловия, вылетал, шел вперед по курсу атомохода и вел разведку, отыскивая участки более тонкого льда.

К «нашей» льдине подошли утром 9 июня. Но не сразу. Был сильный туман, вперед видно лишь на треть корпуса ледокола. Боясь в таком тумане расколоть ненароком льдину, встали. Выждали. Только через несколько часов туман рассеялся. Подошли к льдине и в нескольких десятках метров от ее кромки стали на ледовый якорь. Ребята из экипажа «Сибирь» спрашивают нас: «Ну как, нравится вам эта льдина?» Конечно, нравится. Небольшая она, всего 900 на 700 метров, окружена высоким валом свежих торосов, устоявшая против сильных сжатий. Она, будем надеяться, послужит нам в течение всей нашей зимовки.

Сразу же после швартовки ледокола к льдине закипела работа. Выгрузили на лед два трактора, и они едва успевали отвозить в лагерь станции сани с грузами. Вырастали горы ящиков с оборудованием и приборами, которые должны работать на науку, горы досок и брусьев, щитов — все это нашими усилиями должно превратиться в уютные жилые домики, просторную кают-компанию, научные павильоны и лаборатории, электростанцию, баню и склады.

Выпущенные на лед собаки радостно носились по льдине — они снова в своей родной стихии.

На выгрузку и официальное открытие станции руководство экспедиции дало менее двух суток. Немного. Но такой ледокол, как «Сибирь», не может простаивать, его ждут караваны судов, ждут проводки.

Днем 10 июня начальник СП-29 Валерий Лукин объявил, что открытие станции состоится сегодня в 22 часа, а завтра, 11 июня, ледокол снимется со швартовов и направится в Мурманск.

После поднятия Государственного флага СССР на новой станции «Северный полюс-29» мы, участники дрейфа, идем на ледокол, чтобы в последний раз попариться в сауне. Затем, как говорят чукчи, пьем большой чай.

Приходит время, ледокол выбирает швартовы, поднимает трап, дает ход. Мы отходим от кромки канала, так как огромные обломки льдов, отбрасываемые мощными струями винтов, приходят в движение.

Атомоход разворачивается и берет курс на юг. Раздаются прощальные гудки.

Дрейф СП-29 начался, все у нас впереди.

Владимир Грищенко, кандидат географических наук, участник дрейфа Фото Владимира Чистякова

Под обрывом плескалось море. Две серых скалы — одна повыше, другая пониже — казались камнями. До ближайшей из них метров семьдесят. Ее в расчет можно было не принимать, даже если лететь с обрыва с закрытыми глазами. Вторая — та, что поменьше и подальше,— должна служить ориентиром: рядом с ней начинается участок траектории «сухой лист». А это самое трудное. Можно спокойно пройти над первой скалой, а дальше нужно действовать точно и быстро. У второй скалы — отдать ручку аппарата резко вверх. Правда, не до отказа: необходим резерв. Дельтаплан поднимет нос рывком. Тогда надо дожать ручку, сразу, почти мгновенно выпрямить ноги и заставить аппарат перевернуться, положить его на внешнюю поверхность крыла.

С этого маневра начинается собственно «сухой лист»: скольжение в воздухе, когда дельтаплан идет вперед задней кромкой крыла. Новое резкое движение — и крыло снова принимает обычное положение. Вертикальный разворот. Короче, все это — петля Нестерова. И хорошо, что при маневре есть ориентир. Риск? Приземление гораздо рискованнее приводнения. Это ясно.

Пора, мелькнула мысль. Еще раз проверить крепление! Ну... вот она, минута.

Аппарат с человеком скользнул с обрыва. Круче, круче вниз, командовали руки человека, и сам он стремился вниз, чтобы набрать скорость. Она нужна в решающем взлете вверх — там, у второй скалы. Крымское солнце стояло высоко, и тень от дельтаплана скользнула по известняку обрыва, по кривому дереву, чудом державшемуся на камнях.