ДВОЕ, ПОСРЕДИ НЕИЗВЕСТНОЙ ПУСТОШИ…

Сильный гудок резанул слух, сотрясся как мозг, так и душу, что, я, будто вынырнув из небытия, невольно отпрянул назад и раскрыл глаза: я только что лежал лицом на руле голубого «Шевроле», в салоне которого находился в щедром свете пурпурно-розового вечера, красочно полыхающего в какой-то окружающей пустоши!

«Какого черта?! – сверкнула в голове мысль, да, тут же, обнаружив себя в военной амуниции цвета хаки (куртка, штаны, серые берцы), продолжила во всплеске дальнейших вопросов. – Что это на мне?! Да и где я вообще?!»

Удивляясь (да ничего не понимая!), я, так и держась за руль левой рукой, «открыл» для себя в иной зажатую Беретту 92 – популярный серебристый пистолет итальянского производства!

«Пистик…» - подумал я и, подчиняясь некому внутреннему инстинкту, сразу проверил оружие.

Пистолет был в хорошем состоянии, да и ещё с полной двойной обоймой в 15 патронов 9-мм калибра!

С новым изумлением, я, подняв карие глаза к зеркальцу, также увидел на заднем сидении массивный шлем спецназовца-сапера с лежащим подле него бронежилетом!

«Я что военный?! – всё неслись в отупевшем сознании вопросы. – И что я тут делаю?!»

Почему-то тревожно замурлыкав под нос, я, пытаясь осознать ситуацию, вскоре понял, что не только не знаю что произошло со мной, но и даже не знаю кто я такой?!

«Это просто пипец! – «жахнуло» во мне. – Можно сказать, что «приплыли»!»

Пытаясь найти хоть какие-то ответы, я, открыв бардачок, стал шариться в нем и, вскоре, кроме трех коробков патронов к Беретте, нашел записку, подозрительно свернутую трубочкой темной резинкой.

Весь взбудораженный данной находкой, я, в тот час убрал сию резинку и побежал взором по тексту, четко написанному голубой пастой:

«Василий Кошак! Мой 35-летний солдат!

Если ты уже очнулся, значит, читаешь эту записку! Записку, в которой, я – великий Наблюдатель – официально приказываю немедленно застрелить 45-летнюю Людмилу Пароди!

Как только исполнишь это, получишь следующий приказ.

Помни, если ты не выполнишь то, пеняй на себя!

П.С.: Я стер вам обоим память, дабы лишний раз не терзать тебя в муках совести, а её избавить от лишних вопросов.

П.П.С.: И, да, загляни себе под трусы! 

Великий Наблюдатель»

«Что за бред?! – возмутился я. – Какая ещё Людмила?! Да и сам кто ты такой – Наблюдатель?! Что волен стирать память, бросать в какую-то глушь, да и ещё приказывать?!»

От этих мыслей, во мне всё кипело от негодования, до бессилия.

Однако, последняя строка письма весьма озадачивала – я тут же стал расстегивать армейские штаны и, вскоре, припустив их вместе с белой материей трусов… обомлел! Обомлел, невольно задрожав от нахлынувшего ужаса! Ибо, там, покоясь в гуще русо-паховых волос с небольшими яичками, у меня оказался не обычный свисающий член, а мясистый бугор ПРЕПУЦИЯ – препуция, явно таившего в своем «чехле» нечеловеческое «достоинство»!

«Чертовщина! - вспучив глаза на сие «нечто» меж своих ног, только и стукнуло мне по мозгам. – Это какая-то чертовщина!»

И, больше не выдерживая этого зрелища, я вновь натянул трусы, да застегнул штаны в стиле милитари.

Не зная что даже думать, я, под глухой стук вмиг взволновавшегося сердца, вновь мурлыча что-то про себя, тупо уставился через лобовое окно на вечерний пейзаж раскинувшейся пустоши.

«Постойте-ка! – вдруг, стрелою сразила меня иная мысль, ярко возникнув бегущими строками записки. – Если я должен убить какую-то женщину, значит я… не один в машине!»

С сим очередным озарением, я, внутренне отбросив вопрос насчет подозрительного наличия у меня препуция, держа пистолет наготове, заглянул на пол заднего сидения – нет, там никого не было!

«Хммм, ну и где эта Людка?!» – подумал я, снова задумчиво устремив взор в пустынные дали, покрытые лишь редко-рыжей шевелюрой сухих кустарников.

Да, в следующее мгновенье, словно в ответ, с всплеском глухого шороха, услышал со стороны багажника сдавленно-женское «Ммм!».

«В багажнике! – сразу осенило меня. – Она в багажнике!»

И, будто в подтверждение сего, с новою силой прозвучало «Ммм!», уже раздавшись с более громким шорохом!

«Похоже, связали беднягу… Да, и кляп в рот предусмотрительно засунули…»

Так и слыша нарастающую беспокойную подвижность в багажнике «Шевроле», я вздохнул, да, не выпуская Беретты, вышел из салона, сразу ощутив лицом горячий воздух прожжённой солнцем пустоши.

«Интересно, какая она? – подумалось мне, не без ряби волнения направляясь к глухо-шумящему багажнику. – И, за что это нужно её аж убить?»

С неким треском, тяжело ступая по грунту берцами, я подошел к заду авто, но, не успев нажать на кнопку багажника, замер на месте – почти в трех метрах от машины уже была кем-то вырыта глубокая яма!

«Как «мило»! – поразился я, также заметив рядом с ней и лопату. – Неужто, этот Наблюдатель сам вырыл могилу для несчастной женщины?!»

С этой мыслью, я, всё же нажал на кнопку и, через мгновенье, раскрывшаяся крышка багажника обнажила моему взору таинственную заложницу – невероятно прогнувшуюся белокурую даму, с кляпом во рту, да хорошо связанную веревками по рукам и ногам!

- Ммм! – в грудном надрыве испуганно промычала она, щурясь от хлынувшего в багажник мягкого вечернего света.

«Вот это да…» - поразился я, с некой растерянностью невольно разглядывая связанную.

Обладая миловидным овалом лица (полускрытого слегка растрепанным златом шикарных волос), женщина была одета лишь в белую блузу и черную кроткую юбку. На её лебединой шее сверкал «свитый» из белого золота тонкий чокер с бриллиантами. Её же длинные ноги, потрясающе согнутые в коленях, соблазняли зрелой сочностью, сексуально увеченной темно-блестящими высоко-каблучными туфлями на ремешке!

«А она хороша… - только и торкнуло во мне, блуждая взглядом по этим ногам. – Весьма хороша…»

- Ммммм! – совсем истошно взмычала связанная блонда, уже привыкшими к свету глазами в ужасе уставившись на мой пистолет.

И, словно пойманная в сети морская дева, слезно остеклив изумрудную зелень больших глаз в пышной туши ресниц, да, трагично заломив пухлость губ (сочно накрашенных алой помадой), задрожала передо мной в тихом отчаянии.

«Хороша…» - как ни в чем не бывало, мысленно всё восхищался я, не без томно-пролившегося тепла между ног, непроизвольно залюбовавшись как ей, так и приятно-щекочущим холодком данной мне властью.

Не зная что делать, я, щелкнув затвором Беретты, было навел на неё дуло, но, снова, столкнувшись с её испуганно-молящим взором зеленых глаз, слыша очередное сдавленное «Ммм!», все-таки опустил оружие.

«А с какой это стати, я должен это делать?! – всё вдруг запротестовало во мне. – Я даже не знаю её, а должен выполнить волю какого-то чертового Наблюдателя?! Она не похожа на преступницу. Скорее на светскую даму из высшего общества, случайно попавшую в неприятности вечно проблемного плебса… Да, почему я должен в неё стрелять?! Может этот Наблюдатель задолжал ей крупную сумму денег или является её любовником, всего лишь мстящим за то, что она так и не ушла от своего мужа, а я бери грех на душу?! Ну, уж нет! Пусть «идет лесом» со всеми своими «последствиями»!»

С сим выводом, я, вновь защелкнув Беретту на предохранитель, решительно заткнул её себе за поясницу и, наконец, сорвал с вздрагивающей заложницы кляп, оказавшийся… бело-шелковыми женскими трусиками!

- Прошу вас... не надо… - тут же, шумно засопев, взмолилась глубоким гласом зрелая блонда, затравленно смотря на меня. – Только не убивайте… пожалуйста… умоляю вас…

Невольно наслаждаясь сим лепетом сочно напомаженных губ (отмечая взором и крупную белизну её ровных зубов), я уверенно произнес:

- Не беспокойтесь, я не стану вам причинять ничего дурного, ибо, не в моих правилах убивать того, кого не знаю. Тем более, такую симпатичную женщину как вы…

Она же (во всей беззащитности красиво осененная мягким пурпуром вечера), в тот час взглянула на меня уже с удивлением, затем, едва смутившись от неожиданного комплимента, задрожала во всхлипывании явного облегчения.

Я, больше немедля, достав из ножен армейский нож, быстро разрезал на её ногах путы, а затем, также высвободил и её руки – минуту спустя, ощущая сладкий карамель её духов, я помог ей выбраться из самого багажника.

- Ах… - невольно вздохнула высвобожденная заложница, выпрямляя болезненно затекшие ноги, да спину и, повернувшись ко мне взором полным благодарности, горячо прошептала:

- Спасибо вам!.. Спасибо, что не убили меня, а решили освободить!.. Спасибо!..

Я, немного смущенный её признательностью (и… ростом чуть выше меня!), молчаливо кивнул.

Зрелая блонда же, заметив приготовленную яму, смолкла, затрясшись в ознобе охватившего ужаса.

- Что это?!.. – едва пошевелила она сочно-алой пухлостью уст, широко распахнутым взором уставившись на неё.

- Это явно приготовлено для вас… - честно признался я, ловя себя на том, что, в данный момент, мы одни в этой пустоши. – Но, не берите в голову, Людмила. Всё будет теперь хорошо. Уверяю вас.

- Людмила?! – изумляясь, переспросила рослая зеленоглазка. – Меня зовут Людмилой?

- Ну да… - смущенно пробубнил я. – Вас зовут Людмилой Пароди… А вы, что, тоже ничего не помните?

- Да… - глухо откликнулась она, слегка краснея. – Всё словно стерлось…

- Это сделал с нами некий Наблюдатель. Через обнаруженную мною в машине записку, он назвал наши имена, веля мне немедленно убить вас… Убить, даже не называя причины…

- Наблюдатель?! И за что же он хочет меня убить?!

- Понятия не имею. Может из-за секса или какого-то дела. А может из-за долгов… Впрочем, забейте – пока я рядом, обещаю, что вас никто не тронет. Во всяком случае, без объяснения причины и веских фактов.

Видимо, мой голос прозвучал довольно убедительно, ибо, Людмила, взглянув на меня с новым всплеском благодарности, проговорила в сердцах: