Андре Бринк

Перекличка i_001.png

Предисловие

1825 год. В том году происходят кульминационные события романа «Перекличка». Но к этому событию ведет рассказ о двух, пожалуй, даже двух с половиной десятилетиях. Так что нас, жителей конца двадцатого века, автор приглашает в начало девятнадцатого.

Что мы знаем о тех временах? Что больше всего о них помнится?

Прежде всего, должно быть, наполеоновские войны. Французское вторжение в нашу страну, горящая Москва, дорогой ценой давшаяся победа.

А 1825-й, завершающий год в этом романе? Для нас он тоже памятен. Восстание декабристов.

Андре Бринк рассказывает о тогдашней жизни в нашем, Восточном полушарии. Но все же это совсем другой край Земли и жизнь совсем другая.

Действие романа происходит на самом юге Африки, в той части этого материка, что находится дальше всего от Европы. Люди там не так уж много знали о событиях в Европе, да и в Европе не очень интересовались жителями того далекого края.

А как нам понять «земли чужой язык и нравы»? Особенно учитывая, что время было для того края особым, переломным. Впрочем, как и для Европы. Но по-другому.

Капская колония, где живут персонажи романа, в начале девятнадцатого столетия имела уже немалую историю. Полутора веками раньше Нидерландская Ост-Индская компания решила основать стоянку для кораблей на самой длинной и самой оживленной океанской дороге нашей планеты — от Европы к сказочным богатствам Индии и всего Востока.

Местом для такой «морской таверны» была избрана естественная гавань на самом опасном участке пути, где сталкиваются течения двух океанов — Атлантического и Индийского — и воды почти никогда не бывают спокойными. Первые португальские мореплаватели назвали это место мысом Бурь, а потом в суеверном страхе переименовали в мыс Доброй Надежды.

Там был основан «Город на мысе» — Капстад. И вокруг него «Колония на мысе» — Капская колония. Проходящие корабли получили возможность пополнять запасы продовольствия и питьевой воды, чинить все, что поломали и расшатали бури Атлантического и Индийского океанов. Моряки могли передохнуть в середине тяжкого плавания. Оно ведь продолжалось тогда несколько месяцев.

Со временем европейское поселение разрасталось, постепенно превращаясь в довольно обширную колонию. Дело в том, что климат, да и вообще природные условия оказались весьма благоприятными для европейцев — не то что, например, в Западной Африке, которую называли «могилой белого человека». Поэтому многие служащие Ост-Индской компании не возвращались в Европу, а оставались на Юге Африки навсегда.

Прибывали и поселенцы. Больше всего, разумеется, из Нидерландов, но приплывали и из Франции, и из германских княжеств.

К началу девятнадцатого века не только мыс Доброй Надежды, но и прилегающие к нему земли были уже захвачены европейскими переселенцами и их потомками. Колония простиралась на север и северо-запад почти до реки Оранжевой, а на восток — до реки Грейт-Фиш (Большой Рыбной реки или просто Большой реки). За нею жили племена коса, еще сохранявшие свою независимость.

А по всей Капской колонии на землях, отнятых у африканских племен, возникали фермы — такие, как у семейства Ван дер Мерве в этом романе. Поселенцы называли себя бурами (по-голландски — крестьянами, фермерами).

Андре Бринк показал типичную жизнь такой фермы. Рабовладельческое хозяйство. Хозяева — белые. Работники — потомки привезенных рабов и местные койкойны, которых европейцы называли готтентотами. По-голландски это значит «заикающиеся». Дело в том, что в языке койкойнов есть непривычные для европейского уха щелкающие звуки.

Рабов привозили с Мадагаскара, из Западной Африки, из Нидерландской Индии (теперь — Индонезия). Немало было малайцев.

В условиях рабовладельческого хозяйства у многих буров возникала и психология типичных рабовладельцев. Нидерландский барон ван Имхофф, побывавший в Капской колонии в 1743 году, заявил:

«В связи с ввозом в страну рабов здесь каждый европеец становится властелином. Он хочет, чтобы на него работали, и не желает работать сам. Большинство здешних фермеров — не фермеры в полном смысле этого слова, это плантаторы, и многие из них считают физический труд позором»[1].

Хозяин фермы — полновластный хозяин рабов. Выпороть, покалечить, засечь до смерти, продать, выменять… Хотя многие из рабов, в сущности, его родственники. Его сводные братья и сестры, потому что его отец не упускал ни одной молодой рабыни… Его дети, потому что и он сам следовал примеру отца и деда.

Да и в собственной семье он тоже бог и господин. Возможность распоряжаться жизнью и смертью своих рабов делала этого человека деспотичным во всех отношениях.

Могут быть, конечно, нюансы, как в поведении братьев Ван дер Мерве — Баренда и Николаса. Но это отличия чисто личного порядка: большая или меньшая жестокость, решительность, чувствительность или трусость. У одного по временам бывают угрызения совести. Другой, кажется, и не подозревает, что это такое.

Во всем же основном, главном братья ведут себя сходно. И смотрят на мир в общем-то одинаково, да и действуют тоже.

На бескрайних просторах Южной Африки фермеры были бесконтрольны и безнаказанны. Белых поселенцев насчитывалось сравнительно мало — два-три десятка тысяч. Фермы далеко отстояли друг от друга. Каждый фермер старался захватить столько земли, чтобы не видеть даже дыма от очага соседней фермы. Размер фермы нередко достигал семи тысяч акров. До местной власти, ланддроста, скачи — не доскачешь. Это ли не раздолье для самодурства и деспотизма?!

Надо учитывать и невежество буров. С распространением колонизации в глубь материка, все дальше от исходного пункта, Капстада, слабели связи с Европой. До фермеров лишь изредка доходили слухи о том, что там происходило. Считая себя носителями европейской культуры и гордясь этим перед африканцами, буры мало что знали о достижениях европейской цивилизации за предшествующие сто-полтораста лет.

Действие романа происходит на довольно зажиточных фермах, с хорошим достатком. Там сыновей учили читать и писать. Но для буров это не было всеобщим правилом. Да и те, кто учились, всю жизнь читали только одну книгу — Библию.

Толстая семейная Библия в кожаном переплете переходила от отца к сыну. По вечерам отец семейства читал ее вслух. Из Книги, так называли Библию, черпали все понятия о Вселенной, человечестве, истории, жизни, о добре и зле. Принеся в Южную Африку протестантизм в его наиболее суровой форме — в форме кальвинизма, — буры гордились своей религиозностью. Постоянно цитировали библейские заповеди. Но в подлинной жизни повторение заученных заповедей, как это наглядно показано в романе, ничуть не мешало дикости и бесчеловечности. А на рабов и вообще небелых бурам даже и в голову не приходило распространять понятия христианской морали.

В религии буры находили оправдание порядкам, установленным ими на Юге Африки. Судьба не только каждого человека, но и каждого народа, каждой расы предопределена свыше. И проклятие господне падает на тех, кто попытается избежать этой судьбы. Буры — народ избранный, herrenfolk. А коренному населению Африки предназначен иной путь, иной образ жизни. Их удел — быть рабами и слугами. Такое толкование Библии, такой образ мышления стали типичными для буров. С его помощью оправдывалось почти любое проявление расового гнета.

Персонажи романа живут и действуют в переломные годы южноафриканской истории. Мировые события того времени влияли и на буров. Судьба обитателей далекого края, может быть, и не особо занимала европейских правителей, но вот географическое, торговое и, говоря сегодняшним языком, военно-стратегическое положение мыса Доброй Надежды… Оно и тогда считалось очень важным.

вернуться

1

Hofmeyr Y. H. South Africa. London, 1931, p. 34.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: