Впрочем, мы отвлеклись. Так вот, понятно что гелевые репликанты при их мелких размерах оказались относительно быстрыми, но совсем неемкими, так что делать ни их основе узлы было делом безнадежным. Но тут произошла цепь других событий. Сначала, в попытке выжить, плюс с некоторой помощью со стороны Гора и Гайи, одноклеточные репликанты из безядерных прокариотов собрались в значительно более сложных эукариотов. А затем уже эукариоты стали собираться в комки-колонии, и даже специализироваться, образуя первые многоклеточные организмы.
Тут Гору и пришла идея, что даже если из них и не получится новых узлов, то вполне можно со временем превратить их в наземные манипуляторы с автономными управляющими мини-сеточками. Чтобы понять привлекательность этой идеи, не забывайте, что точность существующих манипуляторов ограничивалась размерами зоны вулканического извержения, пересыхающего моря, кратера метеорита или грозового фронта. То есть, разрешающая способность доступных методов воздействия улучшалась с километров до миллиметров, то есть примерно на шесть десятичных порядков. Для сравнения, разница между лечением больного при помощи дубины по голове и микрохирургией глаза составляет всего лишь примерно три с небольшим порядка.
В общем, еще примерно полтора миллиарда лет прошло, и появились первые многоклеточные животные с цепочками от двухсот до нескольких десятков тысяч специализированных клеток-нейронов. Конечно, это даже близко не лежало с потребностями даже самого простого и примитивного искуственного интеллекта, но это была уже победа. Особенно, если учесть, что среди хаотично появляющихся способов обработки информации нужные богам нейронные сети были отнюдь не первым появившимся механизмом. Организмы упорно пытались наладить сигнальные системы на основе химических соединений, по сути запаха. Это позволяло передать заранее известный фиксированный сигнал, фактически один бит, что для сколько-нибудь сложной обработки информации было категорически недостаточно. Так что можете представить, во сколько пересохших изолированных морей обошлось появление первых нейронов, которые хоть и передавали сигналы химически, но по крайней мере делали это большой дружной толпой, вмещающей более одного бита информации.
Дальше дело пошло легче, хотя и по-прежнему требовало постоянного внимания. Все, кто верят, что эволюция способна самостоятельно создать что-то разумное, просто никогда не пробовали устроить ее на поверхности отдельно взятой планеты. Получается примерно как с коммунизмом. Как выяснилось насчет эволюции и жизни, «еж — птица гордая, пока не пнешь — не полетит.» Не раз и не два планета заполнялась тупиковыми с точки зрения обработки информациями видами, которые комфортно располагались во всех доступных экологических нишах планеты и нагло использовали свой монопольный статус, чтобы не пускать к кормушке новых, мелких и перспективных.
Гайе с Изидой, выступавших в роли антимонопольного комитета, приходилось устраивать периодические планетарные безобразия. Скажем, один раз они выпустили из океана накопившийся сероводород, последствия чего остались в генокоде практически всех выживших вглуби материков видов. А вы думали, почему людям не нравится запах тухлых яиц? Другой раз пришлось даже трахнуть по планете приличных размеров астероидом, чтобы избавиться от расплодившихся ящеров.
Ящеры, особенно последние летающие, уже имели приличных размеров мозг, но все еще не дотягивали по емкости и — главное — структуре до подходящего носителя, по сравнению с только что появившимися млекопитающими. Если точнее, хороший носитель должен был иметь своего рода оверрайд — способность переписывать целевой механизм. У ящеров структура головного мозга была еще весьма примитивна, так что цели были еще закодированы намертво — жрать и размножаться. В результате, попытки записать на них небольшой искуственный интеллект привели лишь к появлению ящеров, которые были очень умны и изощренны в плане того, чтобы жрать и размножаться. Потом случайно выжившие драконы еще долго болтались под ногами и создавали проблемы вплоть до Средних Веков.
Потом та же лабуда произошла и с млекопитающими, так что пришлось проредить их резким изменением климата, чтобы освободить место для новых видов. Уже сформировавшаяся Африка практически полностью превратилась в пустыню. К счастью, по уже сформированной хомячьей привычке, Гайя ухитрилась спрятать несколько десятков особей перспективных обезьян на самом юге Африки. Последующий взрыв их численности — и до счастья оказалось совсем недолго.
К слову, главным условием развития нейронных сетей было передвижение в пространстве и изменение окружающей среды. При помощи ледникового периода Гайа погоняла любимцев по поверхности планеты, как вшивого по бане, причем, надо заметить, очень холодной бане, и наконец появились первые особи, пригодные для загрузки искусственного интеллекта и выполнения задач на поверхности. Гор сформировал кусочек самого себя с заданием перегнать некоторое количество соплеменников в заданный район северной Африки с хорошим климатом и бурной растительностью, все замерли, скрестив пальцы, и — получилось!
Правда, возникла проблема с обратным извлечением информации. Искуственные интеллекты отправлялись в миссию «в один конец» и извлечь их обратно из ходячего желе не получалось. Понятно, что самому искуственному интеллекту это было по фигу, благо его оригинал по прежнему выполнялся в Гайе, но оставшимся просто было жутко интересно, что же там происходит. Сами подумайте, это было как возможность отправить робота на дно океана или к другой планете без возможности получить обратно даже простую фотографию. На семейном совете Гайя хмыкнула и заявила, что если уж теперь есть такие точные манипуляры, то грех их не использовать. Практически, идея была в том, чтобы отправить несколько миссий, которые бы модифицировали геном носителей, добавив в их организм возможность обратной связи.
Сказать легко, сделать трудно. Чтобы модифицировать геном нужны были манипуляторы на несколько порядков точнее, чем уже имеющиеся. Тем не менее, не зря Изида уже хранила всю доступную информацию о Вселенной, так что способ был найден. Гор отправил свою копию в самого большого и волосатого, модифицировал его, и вскоре от него каждую ночь начали приходить отчеты о наблюдениях в форме своей собственной копии-бекапа. Большая часть, будучи копией Гора благополучно сливалась с хозяином, а все новое служило обьектом пристального интереса всех участвующих сторон. Технически, модифицированная особь каждую ночь, во время бессознательного периода сна, связывались с ближайшими узлами Гайи и выгружала в нее новую копию.
Конечно, копировать всего лишь одну единственную короткоживущую особь не представляло смысла, так что изменение было вмонтировано в генокод. Для справки, у человека имеется три набора генов — первый в электростанциях клеток митохондриях, второй — в ядре в хромосомах, и третий — свободно плавающий в цитоплазме клеток в виде так называемых плазмид. Геном в митохондриях создала Гайя одновременно с хлоропластами для растений, и на идею модифицировать оный честно предупредила, что любому желающему руки поотрывает, и все остальное, что он там для модификации будет использовать. Ибо нечего хорошую вещь портить!
Гор внял и больше первый вариант не рассматривал. Оставалось ядро клетки и цитоплазменный вариант. Последний был легче, но ненадежен, поскольку не было гарантии его копирования при размножении клеток. И поскольку с плазмидами надежность репликации была так себе, Гор уперся на идее использования и улучшения генетического материала ядра клетки.
— «А что, самое то! Точность копирования, механизмы удаления ошибок, ограниченность и контролируемость», как думал Гор, «распространения, поскольку передается только по наследству и, что немаловажно — легкость доставки, с семенем…» Любил Гор экспериментировать со своим семенем, — недовольно проворчал Укантропупыч, рассказывая эту часть истории. Он замолк, развернулся к столу и налил опять по стопке, сунул одну мне в руки и опрокинул другую. Потом с видимым отвращением взглянул на лежащие на столе фрукты, и не моргнув глазом вместо них сграбастал из вазочки у меня в руках кубик амброзии. Затем он задумался, глядя в камин, пробормотал под нос что-то явно неодобрительное, глубоко вздохнул и продолжил.