Со своих разрозненных участков переселенцы стянулись в сторону порта и образовали город. Они ненавидели его, но терпели, потому что он связывал их с другими мирами. Это были суровые люди, связанные строгой, безрадостной верой, самоуверенностью и решимостью. Люди, работавшие от зари до зари, считавшие красоту и радость омерзительным грехом, принуждавшие себя, своих детей и рабочих–полурабов к нудному повседневному труду, которому они поклонялись. Все оставалось по–старому и теперь, когда появилась возможность регулярно прикупать свежую рабочую силу для борьбы с лесом.

НА ОПУШКЕ ЛЕСА

— Но ведь это маленькая партия, господин хозяин участка. Что же мне, везти свой товар обратно?

Представитель Агентства покачивался, положив руки на пояс, и в глазах его светилось презрение. По сравнению с покупателем он был тонок, как проволока, и выглядел мальчишкой.

— И вы привезли такое барахло, чтобы они жгли лес и работали на полях? — сказал покупатель. Он тоже был полон презрения — как к космонавту, так и к его товару.

— Люди, у которых есть, что продать, не вербуются в рабочие, насколько вам известно, господин хозяин участка. Это уже само по себе чудо, что мы вам вообще кого–то привезли.

Поселенец резко отличался от жалкой компании, стоящей перед ним. Большинство мужчин земного происхождения, как бы ни были далеки от родной планеты, бреют волосы на лице. у этого же неуклюжего гиганта борода веером покрывала бочкообразную грудь и все лицо до самых глаз. Густыми волосами также поросли открытые участки широких рук. Все остальное было серым: грубая одежда, сапоги из шкур, шапка, надвинутая на копну волос. Он говорил на бейзике гортанно, с непривычными интонациями, ходил тяжело, будто давя невидимые препятствия. Высокий, массивный, он и сам напоминал дерево, на которое он и весь его род обрушивали угрюмую ненависть. Люди, стоявшие перед ним, казались беспородными пигмеями.

Их было десять, все еще трясшихся после размораживания. Ни один из них физически не мог сравняться с хозяином участка. Завербованные были, как справедливо сказал Представитель, людьми без надежды, людьми почти конченными как физически, так и морально.

Поселенец сердито осмотрел каждого. Его взгляд, казалось, раздевал несчастных, отмечая недостатки тощих тел.

— Я — Калло Козберг с Опушки. Мне нужно расчистить сорок просек до первого снега. А кого вы мне предлагаете? Если они как следует поработают хоть час, то слава Богу! И требовать за таких груз коры — просто грех!

Выражение лица агента стало сердитым.

— Грех, говорите? Не хотите ли вы обвинить меня в этом перед Настоятелем? Если так, то я приведу свои доводы: сколько кредитов заплачено завербованным, чего стоило замораживание и перевозка? Я думаю, вы поймете, что их цена вполне разумная. А вы говорите «грех», мистер Козберг.

Тот пожал плечами.

— Это просто моя манера разговаривать. Нет, я не собираюсь обвинять вас. Не сомневаюсь, что вы сможете привести свои доводы, если я потребую. Но человеку нужны помощники для расчистки, а эти… они же еле двигаются. Я возьму этого… этого… и этого… — его палец указал на троих завербованных. — И тебя тоже. — Он первый раз взглянул рабочему в лицо. — Да, ты — третий с конца. Сколько тебе лет?

Нейл Ренфо понял, что вопрос относится к нему. Его голова все еще кружилась, желудок сжимался от влитого в него варева, и юноша с трудом ответил:

— Не знаю…

— Как не знаешь? Ну и пустая же башка у парня, коли он не знает даже, сколько ему лет! Много глупостей я слышал от инопланетников, но такого еще не попадалось!

— Он сказал правду, мистер. По собранным сведениям, он Родился в космосе, планетарные годы на таких не распространяются.

Борода Козберга задвигалась, словно он жевал слова, прежде чем их выплюнуть.

— Рожденный в космосе… так… Ладно, он выглядит достаточно молодым, чтобы научиться работать руками. Я его тоже возьму. Они все на полный срок?

Представитель Агентства ухмыльнулся.

— Для такого перелета — на Янус — разве мы можем тратиться на меньшее? У вас есть готовая кора для отгрузки, мистер?

— Кора есть. Мы сложим ее на погрузочную площадку, чтобы скорее отправиться в путь к Опушке! Хотя, если посмотреть на этих молодцов, много они не наработают.

Космопорт представлял из себя группу сборных домов вокруг выжженного бетона посадочного поля, имевших вид времянок без фундамента, безобразных, схожих с трущобами Диппла. Понукаемые окликами рабочие сновали вдоль линии повозок. Их груз — громоздкие связки серебристой коры — складывался вручную в большую кипу под внимательным надзором корабельного приемщика.

— Эй, идите сюда, — Козберг махнул рукой, указывая на свою повозку.

Нейл посмотрел на человека, стоящего в ближайшей повозке со связкой коры. Тот выглядел, как помолодевший двойник Козберга. Можно было безошибочно сказать, что это отец и сын. Борода на его выдающемся вперед квадратном подбородке еще не потеряла шелковистость, и губы заметно выступали над ней. Как и отец, он был одет в тяжелую, серую, скверно сшитую одежду. Люди, работавшие вдоль этой линии и быстро разгружавшие повозки, представляли собой серо–коричневое однообразие: на них было не то армейское, не то служебное одеяние.

Но Нейлу не пришлось долго разглядывать их, потому что перед ним оказалась связка коры, и нужно было скорее хватать ее. Груз оказался легче, чем можно было ожидать, хотя объем связки очень затруднял переноску. Нейл осторожно положил ее в груду. Ноги еще плохо слушались его.

В три захода повозка была опустошена, и Нейл стоял, озираясь.

В каждую повозку было запряжено по два тяжеловесных фыркающих животных. Мощные задние лапы не соответствовали слабым передним. Животные сидели на земле и старательно вычесывали густой мех на брюхе. Шкура их была тускло–голубой, гривы — пыльно–серые, начинающиеся на круглых, как у грызунов, головах и спускающиеся до бесхвостого крестца. Широкие ремни упряжки крепились к передку повозки, но поводьев Нейл не видел.

— Туда! — волосатая рука Козберга махнула перед его носом — И Нейл взобрался в пустую теперь повозку и сел на кучу грубых мешков, от которых шел сильный, но не противный запах коры. Двое его товарищей–иммигрантов последовали за ним. В задней части повозки было отгорожено место для хозяина.

Младший Козберг, не произнесший во время выгрузки ни слова, занял единственное высокое сиденье впереди, поднял шест и резко стукнул по обоим запряженным животным. Те глухо зафыркали, но сошли с полосы порта и двинулись то шагом, то прыжками, отчего повозка все время дергалась, причиняя неудобства пассажирам. Одного из новичков затошнило, и он едва успел перегнуться через борт.

Нейл бесстрастно изучал своих спутников. Один был очень крупным человеком с зеленовато–коричневой кожей бывшего космолетчика, с пустыми глазами захмелевшего пьяницы. Он сидел, прислонившись к стенке повозки и опустив руки между коленями, — выгоревшая оболочка некогда сильного человека.

Тот, кого стошнило, все еще висел за бортом, вцепившись пальцами в край. Редкие черные волосы на круглом черепе, кожа белая, как тесто. Нейл видел таких и раньше. Какой–нибудь портовый лодырь, завербовавшийся из страха перед законом, а может быть, всерьез решивший надуть начальство.

— Эй, парень, — мужчина приподнялся над бортом и повернул голову. — Ты что–нибудь знаешь об этой планете?

Нейл покачал головой.

— Вербовщик сказал: Янус, сельское хозяйство.

Несмотря на скачки повозки, ему удалось встать, чтобы по возможности оглядеть окрестности. Они ехали по неровной голой земле между изгородями полей. Нейла сразу же болезненно поразил ландшафт — мрачный, лишенный красок и жизни.

На полях росли низкие кусты, посаженные перекрестными рядами. Изгороди, защищавшие их, были сделаны из ободранных кольев, переплетенных лианами, Такие поля тянулись миля за милей, но вдалеке что–то темнело — вероятно, холм или лес.

— Что там? — черноволосый отошел от заднего борта и по краю добрался до Нейла.