Вразброс под солнцем, как дрова,
Лежит селенье Острова.
Ни крыши целой, ни избы,
Что угол – то дыра.
И ровным счетом – три трубы
На тридцать три двора.
Встает, медлителен и глух,
Нерадостный рассвет.
На все село один петух —
И тот преклонных лет.
Поет, как вздумает певень, —
Ослабла голова.
Который час, который день,
Не знают Острова.
Который век, который год
Течет речушка Царь!
На колокольне в косу бьет
К обедне пономарь.
Кругом шумят моря хлебов,
Поля большой страны.
Худые крыши Островов
За ними чуть видны.
Солома преет у ворот.
Повалены плетни.
И курит попусту народ
На бревнышках в тени.
Строгает что-то ножиком,
Как бубен, лысый дед.
Скоблит…
– Бог помощь, граждане,
Колхозники ай нет?..
И отвечают медленно,
Недружно мужики.
Один:
– Мы – люди темные…
Другой:
– Мы индюки…
И подхватила женщина,
Припав к щеке рукой:
– Индусы называемся,
Индусы, дорогой…
– Выходит, бесколхозные, —
Вздохнул с усмешкой дед. —
Сошлись жуки навозные,
Гудят, а кучи нет…
Косить еще успеется,
На все у бога дни…
– Ты что строгаешь?
– Дудочки.
– А для чего они?..
– А дам по дудке каждому,
И дело как-никак.
– А не кулак ты, дедушка?
– А как же не кулак!
Богатством я, брат, славился
В деревне испокон:
Скота голов четыреста
И кнут пяти сажен.
Я гостем в каждой был избе, —
Где ужин – там ночлег.
Коня?.. Чего?.. Коня тебе?
Чудак ты, человек!..
Вот все хозяева сидят.
Продай, коня, сосед…
– Продать, – оно не штука, брат,
Да вот коня-то нет.
– А хоть и есть, – вздохнул другой, —
Да конь-то больно дорогой, —
За грудь, за складку вдоль спины,
За вороную масть
Полжизни плачено. Цены
Такой никто не даст.
– А я как раз продать бы мог,
Да баба встанет поперек.
Что со слезами, что без слез
Толкует об одном:
Идти по крайности в колхоз,
Так со своим конем.
– Слыхал? – толкает Моргунка
Старик тихонько в бок. —
Эх, уступлю уж я конька,
Тому и быть, сынок.
Идем…
Старик заторопил
И Моргунка провел
В худой, без сошек и стропил,
С собачью будку, двор.
Там конь, не вскинув головы,
Стоял, как на мели.
И был он бел до синевы
И слеп, хоть глаз коли.
Толкает дед его рукой,
Глядит со стороны:
– Эх, конь! Царевой масти конь!
Ему, брат, нет цены.
И сам носился петушком:
– А? Что? Плохой конек?..
– Нет, лучше век ходить пешком.
– Ну, сам гляди, сынок.
Таков и конь, каков купец.
Соседи, чем не конь?
– Понятно, конь. Не жеребец.
– Ну, что там! Конь – огонь!..
Как побежит – земля дрожит,
Как упадет – три дня лежит,
И ни вожжа тогда, ни кнут
Ему не вставят ног…
– Да, вот как люди здесь живут, —
Причмокнул Моргунок.
– Сынок! Ты вот чего скажи, —
Опять пустился дед. —
А чем плохая наша жизнь?
По-мойму – лучше нет.
Земля в длину и в ширину —
Кругом своя.
Посеешь бубочку одну,
И та – твоя.
И никого не спрашивай,
Себя лишь уважай.
Косить пошел – покашивай.
Поехал – поезжай…
– Живете не богато вы, —
Смутился Моргунок.
– А счастье не в богачестве.
Зачем оно, сынок?
Нам бы хлебушка кусок,
Да водицы голоток,
Да изба с потолком,
Да старуха под боком.
– Верно.
– Правильно.
– Привычка…
Вот прохожий баял тож:
Отчего ты, дескать, птичка,
Хлебных зерен не клюешь?
В том как раз и закавычка —
От природы, людям зло.
Отвечает будто птичка:
Жить, мол, в клетке тяжело.
– Кабы больше было воли,
Хочешь – здесь ты, хочешь – там…
– Кабы жалованье, что ли,
Положили мужикам.
– Кабы нам душа одна бы…
– Кабы жить нам не вразлад…
– Кабы если бы не бабы,
Бабы слушать не хотят!..
– Ты про баб молчи, пустыня,
Сами скажем про свое.
Вот хожу с грудьми пустыми
За хорошее житье.
У людей, людей – пшеничка
Наклонилась по ветру.
А у нелюдей солома
Раскидалась по двору.
У людей, людей – ребятки
День гуляют на площадке,
За столом за общим в ряд,
Как горлачики, сидят.
А мои живут на свете
Хуже сивых поросят.
Невиновны мои дети —
Ихний батька виноват!
Погляжу на ту картину,
Как сидишь ты день-деньской,
Плюну, кину-запокину,
Убегу – и черт с тобой!..
Глядит, растерян и смущен,
Никита Моргунок.
Что скажет он?
Что понял он
За долгий путь и срок?..
– Ну вот, – снял шапку Моргунок, —
Понятно – жесткий год.
Все, братцы, вдоль и поперек,
Крест-накрест все идет.
И ваша жизнь – не жизнь, друзья,
Одна тоска и боль.
Гляжу на вас: так жить нельзя.
Решаться надо, что ль…
А что касается меня,
Возьмите то в расчет:
Поскольку я лишен коня, —
Ни взад мне, ни вперед.
Осиротил меня злодей,
Под самый корень ссек.
А конь был – нет таких коней!
Не конь, а человек.
Бывало, корочку из рук,
Как со стола, возьмет.
В ночном – чуть что – затихнет вдруг,
Как спросит: кто идет?
Прилечь на землю не могу.
Ни сна, ни дремы мне.
Вот будто ходит по лугу,
Ступает в стороне.
Как будто слышу стук копыт,
Вздыхает конь живой.
Трава росяная скрипит,
И пахнет той травой…
И стихли все… И Моргунок
Вдруг смолк понуро сам,
И смятой шапкой проволок
Неспешно по глазам…
Молчит на бревнышках народ,
Все сказаны слова.
Берет старик две дудки в рот,
Чуть набок голова.
Поймали пальцы нужный лад,
И тонкий звук потек:
«Пойду, пойду в зеленый сад,
Сорву я орешок».
Поет старик об орешке,
Играет оберучь.
Висит на ветхом пояске
Мужицкий медный ключ.
Ползет рубаха с плеч долой,
На ней заплатки сплошь.
А в песне – «парень удалой,
Куда меня ведешь!..».
Ту песню про зеленый сад,
Про желтый орешок
Слыхал лет двадцать пять назад
От деда Моргунок.
– Ну, что ж, пора. Сижу я тут
Без барышей полдня.
А там телега и хомут
И сбруя у меня.