В конце концов после того, как осада продлилась почти семнадцать недель, 23 октября мы решили, когда все вернулись в лагерь, войти в город силою меча. А тем временем люди из Кельна и фламандцы негодовали из-за заложников. Они, вооружившись, выбежали из лагеря, чтобы силой захватить заложников из лагеря короля и отомстить им. Вокруг стоял ужасный шум, бряцало оружие. Мы находились на полпути между их лагерем и лагерем короля и ждали. Мы доложили королю о готовящемся нападении. Лидеры фламандцев, Христиан и граф Аэршот, хотя и были плохо вооружены, узнав о бунте, остановили его. Когда все утихомирилось, они отправились успокоить короля, уверяя, что ничего не знали и не участвовали в беспорядках. После того как он принял их заверения и фламандцы успокоились, король приказал им сложить оружие, заявив, что откладывает осаду на следующий день. Далее было решено, что все сторонники каждого лидера присягнут на верность королю от своего имени и от имени своих людей. Присягу следовало соблюдать столько, сколько они останутся на землях короля.
Когда эти вопросы были урегулированы обеими сторонами, планы, которые мавры предложили накануне для сдачи города, были приняты. Среди нас было решено, что сто и сорок наших рыцарей, а также сто и шестьдесят человек из кельнского и фламандского контингента войдут в город раньше, чем все остальные, и мирно займут фортификационные сооружения верхней крепости, чтобы враг принес туда все свое имущество и деньги и предоставил гарантию, принеся клятву перед нашими людьми. После того как все было собрано, город должны были обыскать наши люди. Если обнаруживалось какое-нибудь имущество, человек, в доме которого его находили, должен был поплатиться головой. Когда все имущество у жителей будет изъято, их выпустят за стены города и позволят уйти. Ворота были открыты, и тем, кто был избран, позволили войти. Но люди из Кельна и фламандцы захотели пойти на хитрость, чтобы обмануть нас. Они попросили наших людей, чтобы те позволили им войти первыми – из соображений чести. Получив разрешение и войдя внутрь, они впустили еще более двух сотен человек в дополнение к тем, кто был избран. Это число дополнилось теми, кто уже проник в город сквозь проломы в стенах. В то же время никто из наших людей, кроме тех, кто был избран, не вошли.
Архиепископ и епископы шли перед нами, неся Божий крест, и потом наши лидеры вошли вместе с королем и теми, кто был избран. Как все ликовали! Какое было торжество для всех! Какая великая радость и какое изобилие благочестивых слез, когда во славу Всевышнего и Пресвятой Девы Марии на вершине самой высокой башни был установлен крест, который был виден всем, как символ покорения города. А епископ и архиепископ, вместе с клиром и всеми, с ликованием распевали Te Deum Laudamus (Тебя, Бога, хвалим) и Asperges Me (Помилуй меня), а также читали самые горячие молитвы.
А король тем временем обошел вокруг крепких стен города пешком. Люди из Кельна и фламандцы, увидев в городе так много добра и воспылав алчностью, не выполнили клятвы и нарушили свой религиозный долг. Они рыскали повсюду. Они грабили. Они вламывались в двери. Они выгоняли жителей и творили с ними несправедливости. Они уничтожали одежду и кухонную утварь. Они постыдно обращались с девственницами. Они вели себя так, словно правильно или неправильно – все едино. Они тайно унесли все, что могло быть общей собственностью. Они даже перерезали горло престарелому городскому епископу, убили его, вопреки справедливости. <…> Однако норманны и англичане, для которых вера и религия были намного важнее, недоумевая, как можно творить такие бесчинства, спокойно оставались в предписанных им местах, стараясь держаться вдали от грабежей и не нарушать своих обязательств. Такое поведение покрыло графа Аэршота, Христиана и других лидеров несмываемым позором. Ведь пока их люди попирали свои клятвы, наши оставались в стороне, что делало жадность прочих еще более очевидной. В конце концов они взяли себя в руки и стали молить наших людей занять оставшиеся части города вместе с ними, так чтобы после раздела добычи весь ущерб и кражи обсуждались мирно, и они были готовы искупить злодеяния, которые, по общему мнению, совершили. Враг, пока они бесчинствовали в городе, покидал его через трое ворот непрерывно начиная с субботнего утра до следующей среды [138] . Там было столько народу, что казалось, вся Испания находится в этой толпе.
Потом разнеслась весть о чуде, достойном всяческого восхищения: за 15 дней перед взятием города запасы продовольствия у противника стали несъедобными из-за нестерпимой вони. Впоследствии мы испробовали их и нашли вполне приемлемыми и для себя, и для противника. Когда вся добыча в городе была собрана, в погребах обнаружилось около 8 тысяч симов [139] пшеницы и ячменя и около 12 тысяч пинт масла. <…> В храме, который стоит на семи рядах колонн с арками вверху, было найдено две тысячи трупов, а также восемь сотен живых, но больных людей, лежавших там в своих нечистотах.
II
Когда англо-норманнские силы начали атаки на Лиссабон, немецкие силы, которые должны были принять участие в экспедиции против славян, все еще пытались, довольно-таки активно, собраться и организоваться. Крестовый поход против славян был следствием почти двухсотлетних военных действий, в которых немецкие солдаты и колонисты постепенно прокладывали себе путь на восток, в центральную и северо-восточную части Германии. Покорение и колонизация этой территории шли рука об руку в течение поколений. Крестовый поход против славян в 1147 году был осложнен тем фактом, что некоторые из его лидеров были заинтересованы более в сохранении славянской территории в пригодном для сельскохозяйственной обработки земли состоянии, чем в уничтожении и обращении самих славян. Ситуация осложнялась и тем, что в окрестностях Бремена славяне знали о планируемой против них кампании и воспользовались этим знанием для нанесения ударов по крестоносцам раньше, чем крестоносные армии были готовы выступить.
Саксонские и датские силы, участвовавшие в этой экспедиции, медлили с подготовкой, разделились в соответствии со своими точными целями и были слабы в ведении кампании. Результат оказался, как и следовало ожидать при сложившихся обстоятельствах, невпечатляющим. Осада вендской крепости Добин велась урывками и без всякого энтузиазма, пока наконец не было заключено мирное соглашение, требовавшее от славян отказа от языческой религии, возврата захваченных ими в плен крестоносцев и признания союза с графом Гольштейнским. Первые два условия так никогда и не были выполнены.
Осада Деммина, крепости лютичей, также окончилась провалом, и ее результатом стало только разграбление окрестностей города. Другая группа крестоносцев атаковала христианский город Штеттин (Щецин) по причинам, не имевшим прямой связи с очевидными целями Крестовых походов. Эта группа тоже вернулась домой, так и не достигнув никаких результатов.
Иными словами, этот этап Крестовых походов должен быть признан полностью неудачным; его результатом стало усиление и без того существовавшего напряжения между германцами и славянами. И еще был подброшен хворост в костер взаимного недоверия между христианами и язычниками в Германии.
III
Тем временем армии, призванные разрядить ситуацию вокруг латинских государств на Востоке, собрались и вышли в поход. В этом этапе похода принимали участие две главные армии крестоносцев: германская, возглавляемая германским императором и королем Конрадом III, и французская, которую вел Людовик VII. Обе группы двигались на восток примерно одним маршрутом, тем, по которому шел Петр Пустынник и Крестьянский крестовый поход пятьюдесятью годами ранее. Немецкая армия собралась в Нюрнберге в мае 1147 года, без серьезных инцидентов прошла через Венгрию и вышла к византийской границе в районе Браница 20 июля. Там германцев встретили уже знакомым требованием клятвы, гарантирующей, что крестоносцы не нанесут ущерба византийской территории и ее интересам. Клятва была дана, и крестоносцы мирно прошествовали в болгарскую провинцию Византии. Некоторые трения появились между германскими войсками и византийцами, когда германцы направились в Константинополь. Утверждают, что в какой-то момент Конрад пригрозил напасть на Константинополь. Однако угроза так и осталась на словах, и в середине сентября германские силы пересекли пролив в Малую Азию. Из Халкидона, где крестоносцы высадились, они решили двигаться в глубь Анатолии, не ожидая подхода французов. Неосмотрительность такого решения стала очевидна в конце октября, потому что, когда германцы подошли к Дорилею, они подверглись нападению из засады сельджукской армии. Германская армия была почти полностью уничтожена, и сам император едва избежал кровавой бойни. Конрад и уцелевшие остатки его войска поспешно вернулись в Никею, где остались ждать французов.