— Захир?! — вскричали все. — What is it?

— It is a terrible tale, — трагически изрекла Сиу.

— Расскажи ее нам.

— Расскажу, — изрекла Сиу. — Все же сначала дадим весть Алаизиусу Сайну или Аттави Аттавиани, так как три дня назад Сайн прислал Августу следующую телеграмму: «Мы держим руку на пульсе. Ситуация — хуже некуда. Не исключается самый худший вариант. Все следы ведут к Азинкуру. Будьте бдительны. Держите нас в курсе ваших разысканий. Не медлите с результатами. Чем быстрее вы нас известите, тем быстрее мы сумеем вмешаться». Алаизиус Сайн знает Вилхарда уже лет десять. Шпик знает, как действует Захир; шпик преследует Захир не первый месяц, и наверняка имеет на сей счет ценные сведения.

Эймери начал названивать шпику. Алаизиуса Сайна на месте не нашли и передали трубку Аттавиани.

— Алле! Алле! — крикнул в трубку Аттавиани. — Аттави Аттавиани слушает.

— Алле! Алле! — крикнул Эймери Шум. — На связи Эймери Шум.

— Привет, Эймери! Ну, как вы?

— У нас беда!

— Десять минут назад умер Август Б. Вилхард!

— Saffran and Plum-Pudding! — закричал шпик. — Август умер?!

— Да, умер.

— Убит?

— Нет. Мы думаем, инфаркт.

— Ч. П.! — выругался Аттави. — Мы выезжаем.

Шпик кинул трубку. Кинул трубку и Эймери.

— Аттави едет сюда, — сказал Эймери Хыльге, не принимавшей участия в беседе.

Августа Б. Вилхарда перенесли в смежную залу, на низкий диван и накрыли скатертью.

Сиу пригласила всех сесть на пятки вкруг паласа с вытканными индейскими эмблемами, затем вытащила связку с медными и деревянными амулетами.

— Сиу, — шепнула Хыльга, — начнет вещать не раньше, чем свирепые духи будут ублажены. Причем даже Великий Маниту не услышит призыв, не признает заклинание, если будет нарушен ритуал, чьи жесткие правила Великий Сачму впервые утвердил двадцать раз двадцать лет назад при учреждении Клана; традиция передавать устный завет сынам и внукам не прекратилась и в наши дни.

В не всегда внятных выражениях Сиу изрекала устный завет Сачму; перечисляла все пункты инструкции и, чередуя каждый раз указания и действия, свершала ритуал с редким вниманием и тщанием.

— У, Великий Сачму, двадцать раз двадцать лет назад ты научил нас высшему искусству ублажать страшный гнев Величия Маниту. В эту минуту я призываю тебя в мудрые наставники; я буду равняться на тебя, след в след. Итак, сначала ты вступал в темный вигвам. Ты клал на землю сумку, ты ее раскрывал, ты вынимал из нее черный мачете. Ты выкладывал на круглый палас три пакетика с заветными травами знания, десять белых стеблей альфы, раскрашенных тушью, три кисета с плитками табака, трут, длинную трубку. Ты вынимал из чехла зазубренные стрелы, затачивал их как иглы и раскладывал на вытканные лучи, испускаемые из звезды в середине паласа. Ты надевал замшевые штаны и рубаху, затем свершал три намаза. Трижды увлажнив лик и найдя мир внутри себя, ты садился на пятки близ паласа и слагал Величию Маниту ублажающую речь: «У, Великий Маниту, не видящий и все же всеведущий, мы знаем присущую тебе власть, в чьих сетях пребывают все твари: пекари и рысь, нанду и скунс, медведь-барибал и тапир, лань и урубу, капибара и филин, йети и харза, тяжелая на лету, игуана и цапля, чьи яйца не имеют вкуса. В эту минуту мы выступаем в путь, также как перед нами тысячи и тысячи уже выступали, стремясь к знанию, исчезнувшему в забвении, выжимая из наших легких изначальный крик, зачинающий наши будущие племена. Великий Маниту, древний Мастер, будь с нами, храни нас в эту минуту и навеки!»

рассказывающая, как пирсинг на пупке превратил бастарда в гражданина Англии

Сиу, сжав кулаки, пала ниц, затем встала и трижды развернулась на 360°.

— Всё, — сказала Хыльга, — Сиу завершила заклинание. Великий Маниту улыбнулся ей. Теперь мы узнаем значение Захира.

В Гуджарате именем «Захир» звали тигра; на Яве — факира без пигментации из мечети в Суракарте (местные верующие ему выбили камнями глаз); в Персии — секстант, закинутый в речную стремнину, дабы, как изрек Надир-шах, «не смущать людей и не мешать им жить в мире»; в тюрьмах Махди им был маленький секстант, закутанный в складки тюрбана, к чьим стрелкам прикасался Рульф Карл ван Слатин; в Гранаде, если верить Зутенбергу, именем «Захир» называлась нервюра на капители из яшмы в мечети Аламбра Абду Абдалла с тысячью пилястрами; в Касбе Хаммам-Лиф (еврейских кварталах Тетуана) — мрак на дне кладезя. В Бахия Бьянке им стал аверс медяка, сгубивший Бурхеса.

Дабы узнать суть «Захира», следует изучить внушительный труд Юлиуса Барлаха, напечатанный в Бреслау на закате Kulturkampf Бисмарка («Urkunden zur Geschichte der Zahirsage», Breslau, 1899): ученый задался целью свести в единую книгу все материалы, касающиеся суеверий, связанных с явлением «Захира», включая четыре свидетельства из архива Хабихта и аутентичный манускрипт Артура Филиппа Тейлера. Вера в магическую силу «Захира» идет из ислама и датируется перемирием между будущей Австрией и будущей Турцией (XVIII век). Арабский диалектный термин «Захир» значит «заметный», «видимый»; в сем значении «Захир» является именем, выбранным из тридцати трех имен, славящих Аллаха.

Несведущим «Захир» представляется в виде самых привычных, банальных явлений: так, на первый взгляд, дразнят никчемных людей или называют самые заурядные предметы: камень, деньгу, дырку, кегельную шпацию. Тем не менее в мусульманских землях «Захир» принадлежит к числу «существ или вещей, наделенных ужасными качествами не забываться, навязываться, путать людей и лишать их ума».

Первым эту тему затрагивает перс Лутф Али Азуру; сей дервиш и факир из Исфахана рассказывает, как в медресе Шираза всех пугал медный секстант, «чей вид сразу же пленял несчастных, а суть захватывала все их мысли». Тейлер, служивший в Хайдарабаде, слышал в предместьях Бхуджа курьезнейшее выражение «увидеть тигра», значившее «стать безумным или блаженным». Как ему разъяснили, имеется в виду магический тигр, нападающий всю жизнь и каждую минуту, тигр, чей вид даже издали гарантирует гибель, так как впредь все мысли и думы увидевших зверя связываются лишь с ним.

А еще ему сказали: «Захир есть всегда, и в древние времена Невежества им был истукан, нареченный именем Иаук, а затем — предсказатель из Иррауадди, скрывавший лик за сусальными масками и накидками, расшитыми камнями». И еще ему сказали: «Смертные не в силах изведать Аллаха».

В Азинкуре Захир принял вид украшения из аметиста: круглый, граненый, чуть ли не бесцветный минерал не крупнее яйца с тремя четкими клеймами: вверху — патафизическая спираль; в середине — перекрученная петля, как знак безграничия; внизу — перечеркнутый накрест круг.

Явление Захира предварял странный инцидент. На закате 16 апреля в дверь забарабанили. Я распахнула дверь. На крыльце переминался некий субъект. Низенький, крепенький, губастый, с виду мазурик. Субъект кутался в грязный белый плащ — эдакую хламиду на все случаи жизни.

— Я иду издалека, — начал тип. — У вас не найдется для меня куска хлеба и миски супа?

— Иди, куда шел, жалкий щелезуб.

Тип уставился на меня, не мигая, и замер на месте.

Я уже взялась за палку, как тип вдруг сказал:

— Не спеши. У меня к Вилхарду есть дельце.

— В чем суть дельца?

— Нет, — заупрямился субъект. — Тебе я не скажу. Извести Вилхарда.

— Жди здесь.

Я зашла в living, где Август, заканчивая ужин, ел на десерт фрукты.

— К вам пришел нищий.

— Имя назвал?

— Нет. Сказал, есть к вам дельце.

— Жулик?

— Кажется, нет. Скиталец.

— Как меня назвал?

— Вилхард.

— Впусти. И введи сюда.

Тип зашел. Начал рассматривать Августа с чуть дерзким удивлением.