— Зайдем лучше внутрь, — сказал Аттавиани и не без трепета зашел.
Алаизиус, являя классический пример труса, дал Аттавиани углубиться вперед саженей на десять и лишь затем шагнул сам. Вдруг кулуар высветился. Навстречу мужчинам вышла Сиу, держа в руке маленький тусклый фитилек.
— Видите? — сказал Аттави Аттавиани. — Мы зря переживали, к нам идет Сиу!
— Привет, — выжала из себя удрученная Сиу. — Мы вас заждались!
— Вид у тебя не веселый, Сиу, — заметил Алаизиус. — Чем ты так угнетена?
— Август умер!
— Мы в курсе.
— А вслед за ним — Хыльга!
— Хыльга?! — дернулся Аттави Аттавиани.
— Да. Хыльга. А еще успел преставиться Бен-Амафиин!
— Бен-Амафиин? — удивился Аттавиани. — Первый раз слышу. Мужчина был вместе с вами?
— Да нет же, — прервал агента Алаизиус Сайн. — Так звали карпа.
— А-а, карпа? — запнулся Аттавиани, пытаясь уразуметь, зачем таким глупым тварям, как рыбы, дают такие странные имена.
— Где? Как? Какая причина? — выпытывал Алаизиус у Сиу, не взирая на ее усталый вид.
— Сейчас расскажу, — сдалась Сиу. — А сначала давайте сядем и выпьем, иначе здесь, в дверях, мы сразу же застудимся.
В усадьбе царил мрак, как в глубине склепа.
— У нас — замыкание, — сказала Сиу. — Наверняка предъхранители накрылись. Я заменила их на другие, а света нет. К несчастью, у нас здесь нет ни лампады, ни факела, ни лучины, ни фары, ни лампы на батарейках. И других свечей я не нашла. А эта с минуты на минуту угаснет.
— Не переживай, Сиу, — утешил ее Аттавиани. — Мы сумеем тебя выслушать и без света, да и рассветет уже часа через два-три.
Щупая предметы и стукаясь лбами, выбрались из living'а и забрались в курительную Августа. Там, при слабеющем свете чадящей свечки, Сиу выдала шпикам резюме трагических испытаний, свалившихся на виллу Вилхарда за истекшие сутки.
Приезд Эймери Шума и Артура Бэллывью Верси-Ярна;
Сличение сведений, касающихся исчезания Антея Гласа:
Дневник Антея,
Тетрадь, присланная Августу,
Незапятнанная белизна танки, вырезанная на черни шкатулки,
Тексты десяти чужих кантилен, переписанные Антеем для Хыльги и вызвавшие абстрактные перифразы в спутанных речах Августа;
Смерть, явившаяся к Августу, несущему завтрак для Бен-Амафиина и успевшему в предсмертный миг выкрикнуть «Захир!»;
Сага Захира:
Явление на свет Хэйга в результате визита Трифедруса,
Культ Мутуса Липпманна,
Утренние купания в магических смесях,
Утрата Захира,
Смерть Мутуса Липпманна,
Призвание Хэйга,
Белизна на сгибе линии бильярда,
Выбытие Дугласа Хэйга,
Визит Антея Гласа,
Заклятие Хэйга,
Генезис клана Маврахардатис,
Страсть Альбина,
Смерть Анастасии, давшей жизнь Хыльге,
Насильственная смерть Альбина, наступившая не без участия Мутуса,
Транскрипция и разгадка смысла в надписи «катун» на краю бильярда,
Гибель Хэйга в финале урбинских представлений, как минимум в трех различных ее интерпретациях;
Рассказ Хыльги, раскрывающий страсть, питаемую к Антею;
Исчезание Антея вслед за признанием в ТриФеДрусе папы, а в Хэйге — брата.
Смерть карпа Бен-Амафиина, наступившая перед тем, как ему принесли пищу;
Кулинарные изыски «гефилт-фиш»;
Разрезание Бен-Амафиина и сверкание Захира, вызвавшее у Хыльги испуг, падение навзничь, черепную травму, а перед смертью — бред с лепетанием «Скверналалия!».
— That's all, — заключила Сиу. — Так развивалась величайшая напасть, преследующая нас всю жизнь и наказавшая нас за эти сутки тремя смертями.
— Гм, — хмыкнул Алаизиус Сайн. — Яснее не расскажешь. А где же наши друзья Эймери Шум и Артур Бэллывью Верси-Ярн?
— У Артура началась страшная мигрень; бедняга решил прилечь. А Эймери, как мне кажется, намеревался выйти в парк, дабы развеяться, а затем вернуться и лечь спать. Сейчас наши друзья наверняка наверху, в указанных им спальнях и, думаю, видят десятые сны.
— Знать, сны — крепкие, если уснувшие даже не вышли нас встретить! А как мы кричали и стучали! Шум был страшный!
— Думаю, наши друзья устали, мертвецки уснули и были не в силах услышать даже самый адский бедлам, даже душераздирающий рев сатаны в разгар шабаша.
— И все же следует их вызвать, — шепнул Алаизиус. — Есть ли здесь какие-нибудь звучные инструменты — дудка, кларнет, барабан, тамбурин или любые медные предметы: рында, тарелка, таз?
— Нет. Правда, есть древняя букцина, — сказала Сиу и нащупала на ближнем пюпитре рыцарский литуус, истинный шедевр литья из меди и латуни, датируемый как минимум IX–X веками.
Как рассказывают — причем наверняка перевирают — некий паладин Аларик, вассал Клавдиана (царя называли «Гильгамеш» из-за пышнейшей шевелюры), раз мертвецки напился и сделал перед другими сенешалями и вассалами заявление, чей смысл мы бы свели к следующему: Аларик клялся передать бургграфский титул и власть, а также значительную денежную награду смельчаку, сумеющему выдуть звук из литууса (причем будучи в дремучей чаще!). Некий хилый юнец, чуть ли не мальчишка, деревенщина, виллан без звания принял пари: вышел вперед, взял в руки сей сальпинкс и, как швейцарец, играющий швейцарский ранц, выдал звучную трель, выбив барабанную пленку в ухе Аларика. Клавдиан развеселился (если верить слухам, царь не верил Аларику, видя в нем не вассала, а интригана, причем из числа зарящихся на царский венец) и тут же — невзирая на мудрую максиму, найденную неким сенешалем:
— сделал из мальчишки любимца, женил на племяннице, дал в награду рыцарский титул, цитадель, три замка, шесть деревень и решил держать при себе, как Карл Великий держал при себе Хруланда.
Увы! Через три дня Клавдиан убедился: прыткий Гилар (так звали лауреата), не имея себе равных при дутье в трубу, не знал даже элементарных правил стрельбы из лука, не умел биться палицей, не владел ни кистенем, ни саблей. Так, завидев выбежавших из засады мелких сарацинских нехристей с заряженными сарбаканами, Гилар решил, бахвалясь, нанести врагу смертельный удар и, не справившись с выданным ему дюрандалем, разрубил сам себя!
Алаизиус Сайн уставился на букцину, как начинающий скрипач на скрипку Страдивари или Амати, затем приставил к нерешительным губам круглый массивный мундштук и дунул: из раструба, скрипя и шипя, вылетел жалкий пук.
— Ядрёна тля! — выругался Алаизиус, выражаясь так же, как веками выражались десятки семейств Сайн, живущих в краю Канталь и населяющих Сен-Маме-ла-Сальвета и Сен-Флур, Пюи Мари и Сэнь.
Аттави Аттавиани тут же выпятил грудь:
— В давние времена, — начал хвастаться агент, — участвуя в шумных и буйных травлях, преследуя в лесах близ Калакуччи зайцев, газелей, ланей, диких свиней, серн, лисиц, рысей, медведей и даже зубра, я научился дуть в сигнальные цинки и анафилы.
Выверенным и изящным движением хвастун схватил букцину — та вверилась ему как жезл в привычные руки капельмейстера — и затрубил: выдал весьма правильную егерьскую «улюлю», а затем — залихватски раздувая щеки — целый микст (лат. mixtus из miscere) из разных тем, не без изящества акцентируя известный шлягер «Карцерную мазурку», чей финальный текст мы цитируем ниже: