— И Хэйг и Антей были братьями Хыльги.
— Fatalitas! — зашептал Эймери, затем выждал длинную паузу. — А куда делись два мальчика, чьими судьбами ты решил заняться сам?
— Первые пять лет были удачными. А затем — мы жили как раз в Бастии — к нам пришла беда. Раз я вывез наших мальчишек в муниципальный парк, в предместье, близ леса. Запустив их на детскую карусель, я забежал в ближайшее кафе и заказал кружку пива. Я уже начал пить, как вдруг раздался дикий крик.
Я выбежал из кафе. В парке царила паника. Мамаши, няньки, бэйби-ситеры бились в истерике. Мне тут же рассказали, рыдая, крича, визжа и теребя платки, страшную напасть, свалившуюся на нас.
Из леса вышел длинный худющий мужчина в страннейшей шляпе и заиграл на свирели веселую песенку. И тут же все дети, включая двух наших мальчишек, сгрудились вкруг музыканта; а музыкант, не переставая играть, ушел в лес, увлекая всех детей. Едва (причем не сразу) изумленные зрители пришли в себя, как тут же кинулись за детьми. Начали рыскать в лесу. Трясти каждый куст, щупать каждый пень. Стали искать, выслеживать, выспрашивать везде и всюду. Все усилия были тщетны. Вглубь чащи забредать испугались, так как там — если верить слухам — жили бандиты и душегубы, а также лихие люди, занимавшиеся хищением ради выкупа.
Следуя мнению значительнейшей части свидетелей, я сначала верил в случайный характер инцидента: вряд ли беда, свалившаяся на семьи, гулявшие в парке, — хищение детей — была связана с Заклятием, нависшим над нами.
А через три дня в газете я вычитал, как Алимпий (вашему старшему сыну, лучшему ученику Университета, предсказывали блестящее будущее в Центре Научных Изысканий или в Академии Франции, где ему, невзирая на юные лета и нехватку практики, уже предлагали интересные вакансии) — итак, я узнал, как Алимпий, — принимавший участие в семинаре на тему «Гласный Эллипсис», чьим председателем, кстати, не без давления мецената «Марсьяль Кантерель Фаундэйшн» был выбран (мне на удивление) наш начальник, сэр Гэдсби В. Райт, — исчез.
И тут я был вынужден признать: как в Бастии, так и в Кембридже, везде и всюду действует Патлатый…
— Значит, — прервал меня Эймери, — ты был в курсе смерти Алимпия?
Я кивнул.
— И ты даже не приехал в Кембридж, на кладбище?! Ты нашел бы меня там и рассказал бы все; я бы узнал, как безумный папаша нас выслеживает, и сумел бы принять меры, дабы защититься.
— Я и вправду сначала думал сразу же приехать. Затем стал вызванивать сэра Гэдсби В. Райта. Начальник сказал мне следующее: в Кембридже, накануне исчезания, Алимпия видели с неким патлатым. И я задумался: ведь если я приеду на кладбище, Патлатый меня наверняка вычислит. А для меня в ту минуту самая важная вещь на свете была не раскрыть себя. И я изменил решение, рассчитывая выйти на тебя другим надежным путем.
Эймери застыл. Затем кинулся на меня с упреками, причем в этих злых нападках угадывалась растущая агрессия:
— Значит, ты решил не ехать в Кембридж, так сказать, спасая себе шкуру, и тем самым не раскрыл мне причины преследующей нас всех напасти. Ужаснейший удар, разящий нашу семью, ты считал не важным, не заслуживающим внимания и не имеющим значения! У меня был шанс узнать, а ты, зная, не выдал ни звука: эта трусливая увертка преступна не менее чем папина месть. Кара за утаивание, вызвавшее смерть, не минует и тебя. Ты мне заплатишь! Причем сейчас же!
Думаю, Эймери был уже не в себе, так как схватил тяжелый металлический прут и двинулся на меня.
Я схватил палку, желая сдержать неминуемую атаку. Нанести удар Эймери не успел: нас разделяли какие-нибудь два-три метра, и вдруг некая адская сила — как сильный магнит — увлекла брата в резервуар.
Бедняга издал дикий крик, бултыхнулся, забарахтался и уже через миг был затянут в мазутную бездну…
Часть X
Артур Бэллывью Верси-Ярн
Глава 32
заканчивающаяся на архизначащем эллипсисе
— Так, — заключил Артур Бэллывью Верси-Ярн, — и умер Эймери Шум.
Клянусь именем Джеймса Макферсена в пересказе Баура Лармиана — выпендрился Алаизиус Сайн, смакуя любимейшее из любимых ругательств, — сей чарующий рассказ нас весьма увлек. И все же я усматриваю в нем девять-десять никак не стыкующихся деталей.
— Знаю, — сказал Верси-Ярн. — Следуя нашей схеме, месть не будет карать Эймери, если сын Янус все еще жив. Так ведь ты сам — дав мне впасть в дурную, тяжелую дрему — в деталях рассказывал Сиу, как Янус был убит!
— Разумеется, — признал Алаизиус Сайн, — ты прав насчет Эймери. А как же ты сам? Ты, чьи дети уже мертвы, как же ты еще живешь? Внебрачные дети, затем Антей Глас, Дуглас Хэйг Виллхард, Хыльга Виллхард-Маврахардатис, Хассан Ибн Аббу, все умерли! А два близнеца, жившие у тебя, были выкрадены еще в детстве! Как смерть минула тебя?
— Думаю, ты прав, — хмыкнул Артур Бэллывью Верси-Ярн. — Наверняка смерть настигнет меня в самые ближайшие минуты; так будет сделан заключительный штрих в саге-заклятии, преследующей нас всю жизнь…
— Нет! Нельзя нарушать правила жанра, — прервал тираду Алаизиус Сайн. — Дабы завершить наш рассказ, всем без исключения следует принять ждущую их планиду.
Аттави Аттавиани насупился и затеребил щетину.
— Ну, давай, Аттавиани, — изрек Алаизиус Сайн, — теперь настал черед высказаться и тебе.
— Да какие у меня высказывания? — заупрямился Аттави Аттавиани. — Пустяки, не заслуживающие внимания (так мне всегда внушали)!
— Да будет тебе! — прикрикнул начальственный Сайн. — Мы все знаем, как важны имеющиеся у тебя сведения!
Аттави Аттавиани запыхтел и начал:
— Трехлетними детьми нас (меня и брата) выкрали в парке Бастии: длинный худющий тип навел на нас сглаз и, увлекая магическими чарами, завел — бессильных и зависимых — вглубь леса…
— Сын! — вскричал Артур Бэллывью Верси-Ярн.
— Папа! — расплакался Аттави Аттавиани, прыгая ему на шею.
— Скажи мне, милый, — задумался вслух Артур, тиская плечи сына в пылу чувств, — как тебя звать, Ульрих или Юрих?
— Ульрих. Мы были захвачены неким мерзавцем из Калакуччии; мерзавец заставлял нас красть кур и гусей у местных крестьян. Затем сбагрил нас за весьма низкую цену: Юрих — балаганщику Грибальди, а меня — служаке Аттавиани, направившему меня в легавые.
— Так значит, ты жив! — умилился Верси-Ярн. — И месть Клана тебя минула. А куда делся Юрих?
— Брат уехал в Бастеликаччию, а мы с Аттавиани перебрались в Кальви. Я не знал, где живет Юрих. Через десять лет мне выпал случай съездить с миссией в Бастеликаччию: Юрих там уже не жил.
Я лишь узнал следующее: брата научили играть на барабане, а затем увезли на бригантине в Геную, так как приемный папа, будучи из Альбинии, а значит лигурийцем, желал перед смертью взглянуть еще раз на чудесные ландшафты детства…
— Ты желаешь знать, жив ли еще Юрих? — усмехнулся Алаизиус Сайн. — Ты желал бы видеть сына живым и тем самым уберечь жизнь себе! Так нет же! Юрих сгинул двадцать пять лет назад…
— Увы, бедный Юрих! — пустил слезу Верси-Ярн.
— Здесь у меня имеется интересная реляция, направленная фельдфебелем М. П. и касающаяся Юриха Грибальди:
Васкельгам: В сей день, 27 июня, на утреннюю перекличку не явились три рекрута. Старший унтер Бутц рвал и метал:
— Даю неделю! — кричал Бутц капралу. — Салаг найти и упечь на губу!
Три дня спустя их все еще не нашли.
— Мерзавцы у меня сгниют в Бириби! — ругался унтер, перед тем как представить циркуляр
Всех ратных служащих перевели на казарменный статус. Десять бригад при табельных ружьях перекрыли все заставы, въезды и выезды: населенный пункт был в петле. Назначили премию в двадцать гиней за любые сведения: разжились лишь единственным свидетелем, рассказывавшим сущие бредни. Патрули пытались выуживать сбежавших в электричках, вылавливать в близтекущем канале. Все меры были безуспешны.
Затем исчезли четыре денщика.
Затем исчез сержант Ибрагим, парень из Пфальца, тридцати двух лет, с тремя нашивками, при Кресте, да еще и дальний кузен Капитана! Затем, на следующий, день исчез барабанщик, лигуриец Грибальди. Девять беглых служащих за девять дней!
Унтер, исчерпав фантазию, хмурился. В стране царил крепкий мир. Недавняя смерть царя умиляла население. Да и климат — как нежная песнь — вызывал сладкую негу.
Взбешенный Капитан приказал держать все в секрете. Инцидент кидал тень на армию, причинял убытки местным купцам; факт дезертирства решили связать с выдуманными терактами и смертью принца Гарассия. Распускались слухи, дескать, грядет призыв всех мужчин, даже из запаса, а также приведение всех структур на специальный режим.
В результате следствия выяснили, как были связаны все беглецы: накануне неявки каждый из мерзавцев пил шнапс в кабачке «Васкельгамский призыв», на берегу канала, вблизи муниципальных мастерских, разделывавших туши, а барменша Лили даже не скрывала страсти к драгуну.
Аскар Глюпф, сменив кивер с девятью серебряными нашивками на гражданский наряд, направился с инспекцией в злачный бар. Приказав адъютанту Щюпе вести наблюдение на улице, капитан зашел внутрь, сел и заказал кружку пива (цена — 1 пиастр).
Капитан увидел Лили у кассы, завел с ней беседу, и все же, невзирая на все усилия, ах святая Станислава, не сумел выведать никаких сведений.
Тем не менее капитан не снимал вины с Лили, так как кельнерша, как уверяли — агент враждебных держав, стремящихся к разжиганию неприязни, — призывала клиентуру — а к ней захаживали все: рекруты без звания и младшие чины, пешие и кавалеристы, гусары и спаги — бежать с базы.
Десять бригад не прекращали держать населенный пункт в петле, значит, дезертиры не имели шанса выбраться за линию заграждения. А значит, — был уверен Глюпф, — беглецы скрывались не иначе, как в пивнухе Лили.
Где? Раз, выдумав несущественную причину, Капитан приказал вскрыть люк канализации у кабачка, затем через трубу залез в здание и предпринял тщательную инспекцию места: стены, крыша, спальни. Ни души.
Глюпф передал дела в суд. На слушания вызвали Лили.
— Где наши исчезнувшие служащие? — начал наседать армейский юрист. — Где Ибрагим, Грибальди, Вурмс? Всех их видели у тебя в заведении. Где ты была в вечер их бегства?
Лили и слышать не желала.
— Вурмс? Грибальди? Ибрагим? Клянусь всеми святыми! Я их не видела! И знать не знаю! — заявила бесстыдная барменша.
— Даже если не всех знаешь ты, тебя уж наверняка знают все! — крикнул Глюпф. — Шлюха!
— Я — шлюха?! Да как вы смеете?! У меня — жених-драгун, причем ревнивый и вспыльчивый!
— Имя! Имя драгуна!
— Запрет, Ваша честь!!! — вмешался защитник.
Лили вменили в вину участие в убийстве и предательских махинациях.
Затем защитник, представлявший интересы Лили, выдал перед присяжными заседателями умную и весьма убедительную речь. Винители, сказал защитник, выстраивают все на слухах, не имея никаких веских улик, никаких выверенных деталей; есть лишь пустые нападки с целью загадить репутацию клиентки.
В финале слушания дела с Лили сняли клевету, а ликующая публика встретила решение суда бурными всплесками энтузиазма. Глюпф признал себя разбитым и все же дал клятву расквитаться, взять верх и при случае заделать всем эдакий незабываемый Аушвиц.
Из суда Капитан вышел, насвистывая энергичный марш.
Через неделю спецгруппа с базуками предприняла атаку на уютную пивную. В результате акции насчитали десять жертв, включая Лили, и все же ни Грибальди, ни Ибрагима, ни других исчезнувших служащих в развалинах не нашли…