Но ведь нужно, чтобы Люди вставали и строились. Нужно, чтобы они выходили из блоков — Raus! Raus! — нужно, чтобы они бежали — Schnell! Schnell! — нужно, чтобы они входили на Стадион в безукоризненном порядке!

Низшие чины, каков бы ни был их ранг, всемогущи для Атлетов и заставляют их блюсти суровые Законы Спорта с дикой жестокостью, усиленной собственным страхом. Низшие чины лучше накормлены, лучше одеты, они больше спят и чаще отдыхают, но и их судьба полностью зависит от гневного взгляда Директора, от тени, пробежавшей по лицу Арбитра, от настроения или прихоти Судьи.

Перед отъездом в Париж, мы провели целый день в Гренобле. Мы не стали подниматься по канатной дороге, ведущей к Гранд Шартрез; впрочем, она и не работала. Вместо этого, мы с Анри пошли в совсем маленький кинотеатр, который назывался, кажется, «Студия»; очень красивый зал с ковром и большими креслами ничуть не был похож на ангар или попечительный клуб, где я бывал на киносеансах. На этот раз мы посмотрели «Частную жизнь Генриха VIII», фильм Александра Корда с Чарльзом Лофтоном в главной роли. Кажется, именно тогда я впервые услышал величественный звук гонга, который предшествует титрам всех фильмов киностудии Ранк. От самого фильма у меня осталась в памяти одна сцена: старый король, слегка выживший из ума, но по-прежнему роскошно одетый и по-прежнему такой же лакомка, втайне от своей какой-то по счёту супруги (перед которой он дрожит, как ребёнок) в одиночестве и с жадностью пожирает целую курицу.

Переезд в Париж длился очень долго. Анри научил меня определять километры, высматривая на правой обочине (когда едешь к Парижу; когда едешь из Парижа это наблюдение почти невозможно: отметки оказываются слишком близко, почти под вагоном, из которого на них смотришь) таблички с белыми цифрами на синем фоне, указывающие количество километров, которые отделяли нас от Парижа, а также сотни метров, обозначенные белыми столбиками, за исключением пятого, который был красным. Эту привычку я сохранил, и с тех пор не проходило, кажется, ни одной поездки на поезде, неважно час она длилась или полдня, без того, чтобы я не развлекался, глядя, как пролетают стометровые, полукилометровые и километровые отметки со скоростью значительно большей, чем во времена нашего возвращения.

Мы выехали вечером и прибыли в Париж на следующий день после полудня. Тётя Эстер и дядя Давид ждали нас на перроне. Покидая вокзал, я спросил, как называется этот памятник; мне ответили, что это не памятник, а просто Лионский вокзал.

Мы сели в дядину машину чёрного цвета. Сначала мы подвезли Анри и его родителей к их дому на проспекте Жюно (герцога д’Абрантес) на Монмартре, а потом поехали к нам, на улицу Ассомпсьон.

Два дня спустя тётя отправила меня за хлебом. Выйдя из булочной, я перепутал направление и вместо того, чтобы идти по улице Ассомпсьён, пошёл по улице Булэнвилье: мне понадобилось больше часа, чтобы найти свой дом.

Затем я пошёл в муниципальную школу на улице Бош. Затем я пошёл на Рождественский праздник, устроенный канадскими солдатами; не помню, какая именно игрушка мне досталась, но она была не из тех, что меня прельщали. Затем, пронося большой красный венок и вышагивая рядом с двумя другими детьми, которые несли один белый и один синий венок, я прошествовал перед каким-то генералом.

Затем я пошёл с тётей на выставку, посвящённую концентрационным лагерям. Выставка проходила в районе Ла Мот-Пике-Гренэль (в тот день я обнаружил, что существует не только подземное, но и наземное метро). Я помню фотографии стен крематориев, исцарапанных ногтями тех, кого травили газом, и изготовленные из хлебных катышков шахматы.

Атлет W почти не властвует над своей жизнью. Ему нечего ждать от проходящего времени. Ни смена дней и ночей, ни ритм времён года не в силах ему помочь. С равной стойкостью он будет терпеть ночной туман зимой, ледяные дожди весной, полуденный зной летом. Конечно, он может надеяться, что его участь улучшит Победа: но Победа так редка и порой так смехотворна! Жизнь Атлета W есть непрестанное, неистовое усилие, изнурительное и тщетное преследование иллюзорного мгновения, когда триумф может подарить ему отдохновение. Сколько сотен, сколько тысяч дробящих часов ради одной секунды покоя, одной секунды тишины! Сколько недель, сколько месяцев изнеможения ради одного часа покоя!

Бежать. Бежать по гравию, бежать по болоту, бежать по грязи. Бежать, прыгать, метать. Ползти. Приседать, вставать. Вставать, приседать. Очень быстро, ещё быстрее, ещё быстрее. Бежать по кругу, падать на землю, ползти, вставать, бежать. Стоять навытяжку — часами, днями, днями и ночами. Лечь! Встать! Одеться! Раздеться! Одеться! Раздеться! Бежать! Прыгать! Ползти! На колени!

Погружённый в безудержный мир, не ведая расплющивающих его Законов, палач или жертва своих соратников под насмешливым и презрительным взором своих Судей, Атлет W не знает, где его подлинные враги, не знает, что он может их победить, что это — единственная подлинная Победа, которую он в силах завоевать, единственная Победа, способная его освободить. Но его жизнь и его смерть кажутся ему раз и навсегда неизбежно вписанными в одну невыразимую судьбу.

Есть два мира — мир Хозяев и мир рабов. Хозяева недоступны, рабы раздирают друг друга на части. Но Атлет W не знает даже этого. Он предпочитает верить в свою Звезду. Он ждёт, когда ему улыбнётся Фортуна. Однажды Боги будут на его стороне, он вытащит счастливый номер, он станет тем, кого божественный случай изберёт и вознесёт к центральной чаше, и там он зажжёт олимпийский Огонь, что даст ему звание официального Огненосца, навсегда избавит его от любого наказания и в принципе обеспечит ему постоянную безопасность. Кажется, вся его энергия отдана этому единственному ожиданию, этой единственной надежде на жалкое чудо, которое позволит ему избежать побоев, порок, унижений, страха. Одна из предельных особенностей общества W — та, что здесь непрестанно вопрошают судьбу: из затёртого хлебного мякиша Спортсмены делают игральные кости, маленькие кубики. Они толкуют полёт птиц, форму облаков, очертания луж, падение листьев. Они коллекционируют талисманы: носок шиповки олимпийского Чемпиона, ноготь повешенного. Игральные карты и карты таро циркулируют по отсекам казарм: случай решает раздел соломенных подстилок, пайков и нарядов на работу. Соревнованиям сопутствует целая система подпольных тотализаторов, которую Администрация негласно контролирует через своих низших чинов. Тот, кто угадывает в нужном порядке номера трёх первых победителей в каком-либо олимпийском Состязании, имеет право на все их привилегии; тот, кто угадывает эти номера в разбивку, получает приглашение на их праздничный ужин.

Певцы в пёстро украшенных одеждах исполняют «Оду к радости». Тысячи голубей и разноцветных воздушных шаров взлетают в небо. Предшествуемые огромными штандартами с переплетёнными кольцами, развевающимися на ветру, Боги Стадиона ровными рядами выходят на дорожку с рукой, протянутой в сторону официальных трибун, откуда их приветствуют великие Сановники W.

Нужно видеть, как эти Атлеты, напоминающие своей полосатой формой карикатуры на спортсменов 1900 года, срываются, прижимая локти к телу, в гротескный спринт. Нужно видеть этих толкателей с чугунными болванками вместо снарядов, этих прыгунов со спутанными лодыжками, которые тяжело падают в навозную яму. Нужно видеть этих бойцов, вымазанных в смоле и утыканных перьями, нужно видеть этих стайеров, прыгающих на одной ноге или бегущих на четвереньках, нужно видеть этих немногих уцелевших марафонцев, хромых, коченеющих, семенящих меж двух рядов Судей на линии, вооружённых розгами и дубинами, нужно видеть этих скелетоподобных Атлетов с землистыми лицами, с согнутыми позвоночниками, эти лысые и блестящие головы, эти исполненные ужасом глаза, эти гноящиеся раны — все эти несмываемые отметины бесконечного унижения, беспредельного ужаса, все эти представляемые ежедневно, ежечасно, ежесекундно доказательства осознанного, организованного, иерархичного уничтожения, нужно видеть, как функционирует эта огромная машина, каждое колёсико которой с неумолимой эффективностью участвует в систематическом истреблении людей, чтобы не удивляться посредственности установленных ими рекордов: 100 метров они пробегают за 23,4 секунды, 200 метров — за 51 секунду; лучший результат прыгунов — 1 метр 30 сантиметров.