Мы вышли из пещеры, пробираясь по траншее к карнизу. В моих глазах ещё долго вспыхивали и гасли голубые и белые светляки.

Ракетолёт стоял наверху, на скалах, над самой бухтой. Поднявшись в воздух, я отбросил колебания, включил бортовую связь и стал вызывать Лайтиса на условленной волне. Если резидент знает и эти частоты, это будет уже за гранью реального. Лайтис не отзывался. Уна кивнула:

— Смотри. Пожар погас.

Внизу, среди сплошной зелени, километрах в ста чернело пятно овальной формы. Дыма по краям не было.

В полном молчании мы долетели до самого чёрного пятна. Пока мы летели, наступили сумерки, пришлось включить бортовые прожекторы. Снизившись, я высветил край выгоревшего овала и сразу же увидел, что ракетолёта Сигэцу нет. Уна вглядывалась в темноту, за край освещённого пространства, но я хорошо понимал: если аппарата нет на старом месте, мы вряд ли его найдём. Я облетел пустошь, вернулся и завис над местом, где ракетолёт стоял раньше. Там что-то было. Я опустился до метра и увидел следы. Несколько клочков зелёной травы, сохранившихся под шасси.

Да, ракетолёт исчез. Мы с Уной вернулись к бухте. Оставив свой ракетолёт на обычном месте, на скале, спустились вниз. У берега я увидел Моона, он стоял у самой воды. Когда мы подошли ближе, Моон покосился в нашу сторону, скривился и отошёл. Уна молча показала рукой: подожди. Подошла к отцу, я услышал, как она спросила:

— Что, пап? Ничего?

— Плохо дело, — негромко ответил Моон. — Опасность есть, а я ничего не могу понять.

Он вжал голову в плечи, задрал подбородок, будто изучал звёзды. Кашлянул, посмотрел в мою сторону. Отвернувшись, постоял немного и ушёл.

Утром я спустился к морю. В бухточке было пусто, по песку ходила чайка. Увидев меня, покосилась, нехотя перелетела на один из громоздившихся над водой камней. Я разделся, быстро зашёл в воду, наспех окунулся. Тут же вышел, косясь на лежащее у воды оружие. Неплохо, конечно, поплавать и понырять хотя бы у берега, но хватит сюрпризов. Довольно того, что было. Натянул комбинезон и услышал шаги по песку. Моон вышел на берег, кивнул мне, вошёл в воду, присел на корточки. Стал шумно умываться. Пригоршнями зачерпывал воду, бросал её в лицо, отфыркивался. Посмотрел на море, с хрустом потянулся. Вышел на берег и некоторое время стоял, греясь под солнцем. Посмотрел на чайку — она всё сидела на камне.

— Я слышал, вы были в пещере?

— Был.

— Но Уна как будто вам ничего не объяснила? Так ведь?

— Да. Она сказала, что вы…

— Она сказала, она сказала! У вас она всё время что-то говорит… Ладно, идём.

Моон стал карабкаться наверх, привычно находя уступы и ловко хватаясь за ветки. Подождав, я полез за ним. Взобравшись на знакомый карниз, мы двинулись к ущельицу, дойдя до него, спрыгнули. Потом, углубившись в лаз, долго петляли по траншее. Перед входом в грот Моон оглянулся:

— Как вы перенесли это в прошлый раз? Терпимо?

— Терпимо.

— Сейчас будет легче, потом вообще адаптируетесь. Давайте.

Мы вошли в пещеру. Предупреждая воздействие ксилла, я присел и через несколько минут почувствовал привычную слабость. На этот раз я постарался прийти в себя как можно скорей. Обморок был коротким. Открыв глаза, я увидел Моона. Он сидел на корточках и, зажав коленями большой кусок ксилла, настраивал анализатор. Заметив, что я очнулся, бросил:

— Вообще, можно и без анализатора, смотря какой у вас коэффициент интеллекта.

— При чём тут коэффициент?

— Но с анализатором верней, вдруг у вас с воображением туго.

— Вы о чём?

— Сейчас поймёте.

Положив анализатор у ног, Моон прошёлся по гроту. Остановился, поднял камень, протянул мне:

— Посмотрите. Постарайтесь увидеть в нём что-нибудь.

— Где — там? В камне?

— Да, в камне.

Я старательно вглядывался в излом ксилла. В камне только вспыхивали искры, и ничего больше. Кажется, сейчас я думал о том, какой у меня коэффициент интеллекта, а не о ксилле.

— Ну как, Влад?

Я почувствовал досаду. Неужели у меня ничего не получится?

— Н-не знаю…

— Видите что-нибудь?

— Пока ничего.

— Забудьте обо всём. Станьте самим собой. В эти минуты всё постороннее мешает.

Я вглядывался ещё около минуты, но в куске минерала опять лишь слабо вспыхивали блёстки. Я слышал, как рядом дышал Моон. Кажется, он переживал сейчас больше, чем я сам. Спросил:

— Ну что? Не видно?

Я опустил камень.

— Не видно.

— И всё-таки, Влад, мне очень не хочется прибегать к анализатору.

Я снова взял камень и стал вглядываться, стараясь забыть обо всём. Разглядывая монотонные блёстки, я уже потерял надежду, как вдруг что-то увидел. Очертания лица, глаза, брови. Кажется — человеческое лицо. Да, точно — это было человеческое лицо. Мелькнув на секунду, оно тут же исчезло.

— Ну как? — спросил под ухом Моон, но я, захваченный тем, что увидел, лишь сказал хрипло:

— Подождите… подождите, Моон…

— Жду, жду… — Эти слова я еле расслышал. В глубине камня опять возникло лицо, мутно проступающее сквозь блёстки. Сначала это было просто лицо, глаза, нос, рот, овал. Потом блёстки ушли, детали прояснились. Я увидел свисающий углом колпак с шариками. Попытался уяснить, кто же это всё-таки, и наконец понял. Это же клоун. Да, у изображения всё, что полагается клоуну: огромная нарисованная улыбка, круглые пятна щёк, грустные брови уголком. И — глаза. Я вдруг понял, что главное в этом лице глаза. Печальные, полные боли. Изображение было неподвижным, но мне вдруг показалось: глаза непрерывно всматриваются в меня. Да, клоун будто пытается что-то объяснить, сказать. Пытается — и не может. С трудом оторвавшись от камня, я посмотрел на Моона. Он кивнул:

— Что вы там увидели? Башню? — Прищурился. — Взрыв?

— Нет, не взрыв… — Я выдавил это с трудом. — Клоуна.

— А, клоуна. Тогда… Тогда… — Моон поднял другой камень. — Посмотрите вот этот.

— Потрясающе… — Я не мог прийти в себя. — Что, изображение в каждом камне?

— В каждом, если точнее — в каждом достаточно большом камне. Смотрите, смотрите…

Я взял кусок ксилла, стал всматриваться, теперь уже зная наверняка: что-то увижу. Сквозь блёстки проступили линии, значки, буквы незнакомого алфавита. Похоже — чертёж. Пока ещё ничего не понимая, я услышал ворчание Моона.

— Будьте глубже, Влад, будьте глубже. Во-первых, замените алфавит, не думаете же вы, что у них был наш. И значки тоже.

А, точно, значки — цифры. Я сопоставил последовательность. Кажется, фазовая диаграмма атома. Посмотрел на Моона:

— Фазовая диаграмма? Угадал?

— Фазовая, но чего?

— Как чего? Атома?

— Похоже на фазовую атома, но нет. Посмотрите ещё.

Я вгляделся, услышал выдох Моона:

— Фазовая четвертного нейтрино. Это же так просто.

Просто, если не считать, что фазовая четвертного нейтрино ещё не открыта, она только разрабатывается. Я положил камень, растерянно сел.

— Но это же… Это же чудо. Откуда всё это?

— Откуда… — Моон задумался. — Знаете, Влад, то, что я вам сейчас расскажу, слышал только один человек, моя дочь Уна. Вы будете вторым, кому я объясню некоторые принципиальные, изученные пока только мной, свойства ксилла. Вы спросите, почему эти свойства до сих пор остаются тайной для научного мира как Сообщества, так и Корпорации? Свойства ксилла лучше всего проявляются в крупных изломах. Осколки и камешки, выпавшие на поверхность, слишком малы, чтобы отразить сложные свойства. А как вы знаете, у учёных есть только они. По-настоящему изучить ксилл я смог лишь после того, как нашёл крупные пласты. Но найти крупные пласты мало, они бесполезны, если не научиться их раскалывать. Ещё раз повторяю: качества минерала, которые вы только что заметили, лучше всего проявляются в крупных изломах. Значит, нужно уметь колоть ксилл. А колоть трудно, минерал необычайно твёрд.