Я отвел его в спальню, где он мне постелил с вечера, свалил подушки одну на другую, чтоб было повыше, открыл там окно, холодный свежий воздух так и хлынул на нас. Помог стянуть джинсы, укрыл как следует и лег рядом, намереваясь не спать ночью - сколько там ее осталось - и чуть что все-таки вызывать врачей, а наутро по-любому устроить допрос с пристрастием, давно ли у него такие аттракционы, и хорошо бы еще загнать его пинками на ЭКГ. Но судьба была милостива к нам обоим: если костлявая сегодня и приходила в комиссарово жилище, то исключительно с профилактическим визитом. Тим прижался к моим рукам - и уснул практически сразу. Вряд ли это был сон праведника, но выбирать как-то не приходилось. Не с нашим счастьем.

***

Ночью я то и дело просыпался, нашаривал Сашкину руку, успокаивался и засыпал обратно. Худо было, конечно, подташнивало и сердце проворачивалось, такое уже бывало пару-тройку раз, но чтоб до обморока доходило... не припомню. Ну, ничего, поиграли в больницу, друг спас жизнь друга, а то бы сдох я бесславно и прикопали бы рядом с папой. После очередного пробуждения я долго лежал без сна, тихонько шмыгал носом, сглатывал соленые капли, отдающие металлом. По щеке тоже потекло, я утерся. Сашка сжал пальцы крепче, потом погладил меня по голове, не просыпаясь. Я потянулся, поцеловал ему ладонь, запястье. Маловерный ты, Риварес, придурок. Чего тебе еще. Какие надо доказательства. Трус паршивый, рядом с тобой твое счастье спит, а ты все прикидываешь и боишься. Планировщик хренов. Давай, посади его завтра на поезд, попрощайся, а потом спейся нахрен один в пустой квартире. Я клял себя, ощущая вкус собственной крови, рядом ровно дышал мой единственный, кажется, друг. Или любимый. Или все сразу. Не знаю. Я не слишком умею в себе копаться.

Мы выросли, а это вот… осталось.

- Риварес, спи уже, чучело несчастное, - сонно пробормотал Сашка, отобрал руку и повернулся на другой бок. - Хватит херней страдать. Женюсь, женюсь, обещаю.

Раньше я бы взвился до небес, а теперь только хмыкнул, притиснулся к нему покрепче и наконец заснул нормально. Приходилось дышать ртом, губы пересохли, в носу все запеклось, но я так замучился и устал, что даже снов не видел. За окном уже вовсю орали утренние птицы, но это мне никак не помешало.

Утром Сашка устроил мне разнос и выволочку. Сидел на кухне, сверкал глазами и крыл меня на чем свет стоит. А что, прав, конечно. Я все услышал и про характер отвратный, и про то что вы, молодой человек, наркоман и не лечитесь, и что надо по врачам (а когда?) и что стоит меня потерять из виду, как сразу, сразу же! Если честно, он мог мне речь к Катилине читать или там из книги Перемен на китайском, я бы все равно кивал и улыбался. Сделал ему чаю, намазал бутербродов и вообще ходил с распущенными волосами, как верная жена. В конце концов Сашка обеспокоился моей кротостью и пошел щупать пульс, не помираю ли. А мне просто было хорошо. Я тайком отключил с утра все телефоны и положил на сегодняшний день огромный болт. Перетопчутся как-нибудь, ничего. Потом отвезу Гонтарева на вокзал, а там посмотрим.

- Сэн, - говорю. - Давай правда поженимся.

Он засмеялся и ничего не ответил. Хотя отвертеться от врачебных назначений мне не удалось. К “наркоман” и “псих” прибавилось еще “алкоголик” и список лекарств на бумажке. На самом деле я довольно здоровый образ жизни веду, просто период что ли такой. Ну как, в целом здоровый. Относительно. Чай вот зеленый пью.

* * *

Всякая странная идея, приходящая в голову, примерно, как бревно в лоб или как томагавк, хороша уже своей нетривиальностью. В конце концов, мир куда более разнообразен, чем мы можем себе представить. Этому нас учит А. Брем, “Детская энциклопедия” и сказка “Колобок”. И в какой-то решительный час тебе остается только сказать”да” или “нет, чур меня, Господи, пронеси”. Но уж раз сказав, потом не удивляйся, что все вокруг начинает стремительно меняться. Потому я так и оторопел, когда наконец услышал от Тима про “давай поженимся”. Как-то на шутника он не был похож совершенно. И шутка была не в его стиле. Я сидел и тупо соображал, как это все теперь совместить с обычной моей жизнью. Что я скажу маме и друзьям, меня, по большому счету, не волновало. Ну… не потребуют же от меня брачного контракта. Жизнь моя все равно вольная, ничейная. А с другой стороны… я знаю его до ногтей. Он совершенный псих. Занимается черт знает чем, но явно не делами милосердия и не клумбы розами засаживает. А теперь еще и кокаин… Нужен ли ему хоть кто-то, кроме няньки и камердинера для особых поручений? И, мать его, он вообще понимает, что несет? Я подумал. Хорошо подумал. Потом подумал еще лучше. И сказал: “А давай”.

Тим в это время как раз заваривал что-то жемчужно-обезьянье в прозрачном чайничке (ненавижу эту гадость, к слову). В кипятке скукоженные обсевочки распускались в пышные ктулху-хризантемы. Он непонимающе на меня глянул и переспросил, что конкретно он должен мне “давать”? “Ты сказал, что давай поженимся. Ну давай, коль не шутишь. Я не против. Как дальше-то будем, ты ко мне или я к тебе?”  Так я, Сэн Гонтарев, убежденный гетеросексуал, авантюрист и анестезиолог, в первый раз в жизни получил предложение руки и сердца или, иными словами, довыеживался. Мир определенно сошел с ума. “Только ты погоди малехо, мне еще ребят в Питер отвезти, у меня там сейшен забит на послезавтра, ну и с работой надо что-то решать, если ты, конечно, не согласен в культурную столицу перебираться. Вот такие дела, комиссарище. Я на полном серьезе, если что”.

***

Сашка, наверное, думал, что я сольюсь. В его стиле, довести ситуацию до края и смотреть, что будет. Наверное, за то я его и люблю. Я невозмутимо долил горячую воду в чайник, посмотрел, как распускается зеленая роза, освобождая пузырьки воздуха, потом улыбнулся.

- Взять билеты? В какую-нибудь страну, где это разрешено?

Сашка в свою очередь не дрогнул, но сообщил, что у него нет заграна. Не дрогнул и я - вот телефон, сюда можно позвонить и все порешать, или хочешь я сам кого-нибудь напрягу. Сашка опять не дрогнул и осведомился, кто к кому переедет. Я сказал, что места тут хватит и можно поменять питерскую практику на московскую. Короче, слово за слово, х.ем по столу, мы вовсю обсуждали что и как, куда поедем, да как будем жить. Свадебное путешествие? Хорошо, куда ты предпочитаешь. Дети? Нет, спасибо, может, как-нибудь потом. Брачный контракт - нет, спасибо уже со стороны Сашки.

Я вел себя страшно естественно, он тоже, хотя ясно было, что уедет в Питер и еще на пять лет с концами. Но помечтать-то можно?

Я, конечно, понимал, что все это фигня и треп, он ведь даже за руку меня не возьмет, если я сам не буду напрашиваться. А если буду - то конечно, почему нет, смотрите, какой у нас Сэн весь незамутненный и непредвзятый. Но на самом деле ему девочки нравятся, я расспросил тихонько, конечно, в институте у него были романы, и не с такими, как я. Блондинка, брюнетка и рыженькая. Он вообще удручающе нормален. Стабильная психика, что. Я уже понял, что шутка зашла слишком далеко, что так нельзя, что ночью я буду выть в подушку, а завтра понедельник и планерка, и так папины подельники уже посматривают косо. Слава идолам, есть объяснение - переживаю, типа, потерял близкого родственника. Но портить игру не хотел, кивал, смеялся и вообще был лапочкой. А сам думал - ну что-то же должно... ну не зря же он со мной возится. Хотя, это все, конечно, в голове. Типа, надо, это по человечески, и врачебный долг велит. И я был благодарен, не поверите.

Мелькнула сумасшедшая мысль, что вот потребуй я доказательств хм… любви, немедленных и страстных, как Сашка будет выворачиваться? Скажет, что до свадьбы ни за что? Я извинился, ушел в ванную и некоторое время стоял там, глядя в зеркало. Потом сказал сам себе - Тим, не дури. У тебя есть друг, такой, что готов играть в твои идиотские игры, возиться с тобой, когда ты валяешься с сердечным приступом, и вообще подает тебе руку хотя бы. Не будь уже сукой. Поэтому я подышал, умылся и вернулся на кухню. На самом деле, мы отлично провели день. Трепались обо всем на свете, потом пошли гулять в центр, посидели в какой-то кафешке. Я был счастлив и не хотел, чтобы кто-нибудь отобрал у меня этот день. Вишни уже цвели, примулы какие-то. То есть это Сашка сказал, что примулы, торчало из земли что-то желтенькое. Время от времени реальность становилась какой-то уж совсем стеклянной и начинала звенеть, тогда я зажмуривался и украдкой тряс головой. Но с другой стороны, не помню, сколько я вчера вынюхал. Пару раз точно было, а потом... не помню.