И Юнг, и Салливен настаивали на выявлении и отделении подлинного сотрудничества в терапевтических отношениях от любых проективных и повторяющихся искажений в реакции клиента на терапевта, которые считались «переносом». При разработке своих терапевтических методов и концепций и Салливен, и Юнг прежде всего обращали внимание на то, что в человеческой личности и в терапевтическом процессе является «истинным» и «человеческим по самой своей сути», в отличие от «нарушений», «переносов» и «сопротивлений». Конечно, они выявляли нарушения в деятельности психики, давали им названия и применяли полученные знания на практике, однако изучение нарушений и скрытых сторон функционирования психики не было основным направлением в их деятельности.

В тот период, когда Юнг и Салливен продумывали системы интерпретации бессознательных, или символических, процессов мышления, на них оказали серьезное влияние современная биология (этология) и антропология. Оба ученых были уверены в том, что процессы бессознательного мышления нельзя выразить через рациональные высказывания и что их нельзя полностью объяснить воздействием скрытых побуждений или инфантильных импульсов. Иными словами, ученые попытались представить символическую коммуникацию и коммуникацию посредством жестов как особые формы человеческого самовыражения, совершенно отличные от рационального, облекаемого в словесную форму, мышления. При интерпретации бессознательных процессов мышления оба ученых стремились выйти за границы философского дуализма и картезианской дихотомии.

Признавая «нормальность» дезинтеграции человеческой личности, и Юнг, и Салливен исследовали дихотомию «психическое здоровье – психическое заболевание». Интерпретируя все проявления человеческой личности, Юнг и Салливен изучали дихотомические пары: любовь – ненависть, агрессия – подчинение, хорошо – плохо, правильно – неправильно и врач – пациент. В процессе работы Юнг пришел к выводу, что в результате развития личности должно преобладать не рациональное мышление, а продуктивное сочетание сознательного и бессознательного мышления. А Салливен был уверен в том, что система межличностных отношений включает в себя и конкурирующие, и мирно сосуществующие психические реальности, число которых невозможно сократить, поэтому их нужно тщательно учитывать в каждом случае взаимодействия людей.

Иллюстрацией постулата Салливена об определенном неснижаемом числе конкурирующих психических реальностей, или смыслов, могут служить его аргументы против одного распространенного утверждения, заключающегося в том, что люди, страдающие шизофренией, боятся устанавливать близкие отношения с другими людьми и ведут себя отчужденно и враждебно. Салливен утверждал, что враждебность шизофреников – это их способ выражения потребности в общении и любви, а проявление ими враждебности – это единственно возможное для них средство добиться желаемого. Иными словами, внешние проявления враждебности шизофреником, например его плевки и удары, следует понимать как его стремление установить контакт, – то есть интерпретация Салливеном действий больного совершенно противоположна обычному пониманию агрессии. Современные терапевты, последователи Салливена, используют определения типа «злобный смех» или «враждебная симпатия» при описании таких эмоциональных символических реальностей. Однако на уровне эмоционального и символического выражения мы не можем «отсортировать» реальность с помощью наших обыденных смысловых атрибутов.

И Юнг, и Салливен утверждали, что все мы – не больше, чем «просто люди», которые могут интуитивно почувствовать или понять друг друга, причем очень быстро и очень точно. Утверждение, что шизофреники думают и ведут себя совершенно иначе по сравнению с другими людьми, свидетельствует об отказе от понимания иррационального способа самовыражения. Но Юнг и Салливен упорно настаивали на том, что каждый из нас может понять эмоциональную направленность (но не смысл фантазий) шизофренического мышления через непосредственное восприятие эмоциональной сферы. Мы «чувствуем» ярость злобного смеха и тепло враждебной симпатии, хотя на рациональном уровне можем отрицать эти чувства.

С точки зрения Салливена, любая человеческая личность формируется благодаря отношениям с другими людьми и способности одного человека установить «общность взглядов» с другим человеком. С точки зрения Юнга, человеческая личность (т. е. ее архетипические черты, выраженные посредством жестов и образов) в основном является универсальной и архаичной. Юнг в большей степени концентрировался на понимании архаичной символики, проявляющейся в интрапсихической сфере или при интроспекции. Салливен же изучал межличностное взаимодействие, которое позволяло ему понять, какие человеческие качества остаются практически неизменными в течение длительного времени. Независимо от того, уделялось ли больше внимания интрапсихическому или межличностному взаимодействию, их обоих интересовали общечеловеческие, универсальные и постоянные черты личности. А теперь обратимся к воображаемому диалогу этих ученых и попробуем определить, в чем заключается сходство и различие их точек зрения.

Салливен: Доктор Юнг, мне хотелось бы начать с самых общих положений и с рассмотрения сходства и различий наших теорий, чтобы обсудить некоторые особенности наших взглядов на психотерапию и рассказать о них читателям. По существу мы оба разделяем идею «конечности» в вашем объяснении смысла психических явлений. Эту идею вы развили в своем эссе о психической энергии, она противопоставляется психоаналитической теории либидо как сексуального или чувственного влечения. Если я правильно понимаю, вы описали смысл психических явлений с точки зрения их целей, так сказать, постфактум. По-моему, эмпирическая психология, как правило, открывала причинно-следственные связи самым примитивным способом. В теории и на практике психоанализ занимался поиском «истинной причины» проявления силы, скрытой за внешним явлением. Начиная с 1924 года, когда я изложил несколько своих ключевых идей в отношении шизофрении, я все время утверждал, что нам необходимо в первую очередь взять за основу предположение, что действия пациента являются целенаправленными, а потому мы должны искать скрытый в них смысл. Если во всех моих трудах существует хотя бы одна фундаментальная концепция, то она заключается в том, что психические явления обязательно имеют цель, а значит, их следует понимать исходя именно из этой конечной цели, а не из любой причины, выбранной произвольно.

Я полагаю, что в данном случае мы применяли похожие подходы, но я хотел бы кое-что для себя прояснить в вашем объяснении конечности психической энергии. Вы подчеркиваете отличие своего подхода от телеологической теории психической энергии. Мне бы очень хотелось провести различие между вашим пониманием конечности и телеологией, потому что тогда мы смогли бы точно узнать, насколько правильно мы трактуем символы, да и весь смысл человеческой жизни.

Юнг: Я старался избежать употребления понятия «телеологический», так как оно ассоциируется с психологией Альфреда Адлера, а, на мой взгляд, в рассуждениях Адлера о вымышленной цели или намерении, объясняющих наличие у человека мотивации, содержится один неверный аргумент. Согласно идеям Адлера и подавляющему большинству телеологических объяснений мотивации, цель или ожидаемое окончание действия с самого начала каким-то образом потенциально содержится в самом развитии действия. Например, Адлер предполагает, что цель невротических фантазий заключается в достижении ими такой степени развития или такой силы, которая позволяет им развиваться дальше. Я с этим не согласен. Мое понятие «конечности» заключается в том, что смысл события можно узнать только после того, как это событие уже произошло. Мы можем лишь исследовать ряд уже произошедших событий и в результате этих наблюдений прийти к гипотезе о наличии в них смысла. Таким образом, моя концепция психической энергии – это не идея о наличии у человека силы, которая подталкивает или задерживает психические процессы; психическая энергия – это абстракция (гипотетический икс), которая позволяет объяснить цель или смысл события уже после того, как оно уже произошло.