Когда Луизу спрашивают, что она хочет получить в результате терапии, она говорит только о том, как должно измениться поведение других членов семьи. Она сетует, что Ларри никогда не говорит ей, что у него на уме, и приходится все из него вытаскивать. Видимо, Луизе хочется, чтобы муж был более эмоциональным и внимательным. Она будет рада, если Ларри станет помогать ей по дому, но она хочет, чтобы он помогал ей так и тогда, как она считает нужным. Ларри не стоит совать нос в ее дела, но он «должен вести себя как мужчина». Многие из желаний Луизы смутны и противоречивы, когда она пытается высказать их на рациональном уровне, но у нас возникает ощущение, что она все же хочет видеть в Ларри партнера, а не отца или сына.

Что же произошло с Луизой? Мы узнали, что когда-то она была романтичной и энергичной женщиной, уверенной в том, что просто создана для семейной жизни. Двенадцать лет назад, выходя замуж, она была влюблена в Ларри и ожидала, что они вместе будут строить семью. Честолюбивые стремления Ларри, его желание иметь собственный бизнес и зарабатывать деньги вполне ее устраивали. Луиза продолжает поддерживать мужа в его карьере; она гордилась и гордится им.

Расспрашивая Луизу, мы выяснили, что она все еще идеализирует Ларри, – считает его умным, способным и чувствительным человеком, который пользуется уважением своих детей и окружающих. Особенную гордость у Луизы вызывает общественная работа мужа, и ей бы очень хотелось, чтобы его теплое, доброжелательное внимание было обращено и на семью. Но эта женщина разочарована в себе и в своей внешности и больше не верит, что может быть привлекательной для Ларри и достичь каких-либо успехов в своей профессиональной деятельности. Она считает себя безобразной. Она знает, что хорошо справляется с домашними делами, и получает от этого удовольствие. И хотя Луиза не считает себя совершенной, она делает все возможное, чтобы содержать свою семью в полном порядке. Работая в своем офисе в должности секретаря она зарабатывает небольшие деньги, но там тоже трудится не покладая рук. Она знает суть и порядок работы, и у нее есть несколько отличных идей, как лучше организовать работу в офисе. Но ее начальник, видимо, не хочет, чтобы она «руководила им» и, как правило, не обращает внимания на ее предложения.

Постепенно Луиза возненавидела себя и пришла в отчаяние, потеряв надежду стать востребованной, разуверившись в своей добродетели и привлекательности, а теперь – еще и в обоснованности своих взглядов и предпочтений. У нее возникли опасения, что она попросту сходит с ума.

С точки зрения разделяемых мною идей феминизма и юнгианской психологии, Луиза оказалась в тисках социально-культурной проблемы, связанной с негативным материнским комплексом. Женщина не ощущает своего авторитета, сомневается в своей компетентности и значимости, и эти чувства еще больше усиливаются обществом, которое систематически обесценивает проявление заботы и внимания к людям и в профессиональной сфере, и дома. Женщина не получает никакого вознаграждения за то, что воспитывает детей и ведет домашнее хозяйство, эти занятия не способствуют повышению ее социального статуса. Даже в период «освобождения женщин» каждая из нас продолжает нести ответственность за воспитание и развитие ребенка. Это относительно новая социальная ситуация, сложившаяся отчасти и из-за влияния психоанализа на проблемы воспитания детей, и эта ситуация предполагает огромную ответственность. Не так давно, еще не в столь отдаленном прошлом, ответственность за подрастающее поколение разделяли между собой (по крайней мере, номинально) несколько взрослых людей в семье. Женщин не обременяли объяснениями и не обвиняли в том, что именно они являются причиной психологических проблем; их не называли «шизофреничными», «подавляющими» или «удушающими» матерями. Даже молодые женщины, взрослея, ощущали необходимость стать независимыми. Сейчас на терапию приходят люди среднего возраста (35–50 лет) или старше (50–65 лет), которые по-прежнему объясняют свои проблемы и конфликтные ситуации тем, что для них сделала или не сделала мать. Образы подавляющей и пожирающей матери постоянно встречаются в психотерапевтической литературе – начиная с психоаналитических опусов и кончая книгами и статьями по семейной терапии, и эти образы, наполняющие нашу популярную психологию «страхом перед матерью» и «потребностью в матери», являются архетипическими, безличными: они чрезвычайно тревожат любую женщину.

Проблема ведьмы не является индивидуальной проблемой и, следовательно, не может быть решена только на уровне одного человека. Несмотря на ее самые разные конкретные проявления и бесконечные истории о недостаточной чуткости женщин, их навязчивой гиперопеке и стремлении раствориться в своих детях, негативный материнский комплекс – это социальная проблема. На индивидуальном уровне мы можем решать ее, помогая женщине отделить свою идентичность от негативного материнского комплекса и вернуть ощущение человека, имеющего законное право на обладание авторитетом и влиянием. Мы можем помочь женщине оценить по достоинству существующие внутри нее внутреннюю энергию и силу ведьмы, давая им позитивную характеристику и рассматривая их благотворное влияние на женскую идентичность. Но мы все-таки не сможем прекратить отыгрывание комплекса, пока по-новому не оценим общее архетипическое влияние привязанности на человеческие отношения.

Теперь следует обратиться к широкой социальной проблеме обесценивания фемининности в жизни человека. Напомню, что под фемининностью я подразумеваю все виды деятельности и выражения чувств, связанные с заботой, вниманием, привязанностью, воспитанием, проявлением эмоций, и другие аспекты «обычной жизни». Не следует считать, что эти качества соответствуют социально-половой роли женщины или ее индивидуальности. До сих пор не было явного подтверждения тому, что социально-половой категории «женщина» присущи особые виды деятельности и связанные с ними отношения в рамках какой-либо культуры или в любой социальной ситуации[36]. Я предпочитаю отделять архетип от образа реальной женщины и говорить о фемининности как об инстинктивно-эмоциональной человеческой реакции, включающей в себя как заботу и поддержку, так и удушение и смерть. Согласно результатам исследования Джона Боулби и его коллег[37], инстинктивную область привязанности-отделения можно сравнить с архетипической фемининностью, что мы сделаем несколько позже. Но проблема обесценивания фемининности слилась с проблемой обесценивания женской идентичности, так как сфера проявления заботы и человеческих отношений всегда находилась в ведении женщин. Основную ответственность за воспитание и развитие молодого поколения принято возлагать на институт, именуемый материнством, который способствует притеснению женщин, принижению их статуса и предопределяет их «неспособность к карьерному росту» и, соответственно, низкую оплату труда. Именно этот социальный институт, а не сама функция материнства служит основной причиной возникновения нашей современной «проблемы ведьм».

Женская идентичность (начиная с позднего подросткового возраста и далее, на протяжении всей жизни) связана с материнством. Независимо от того, какой выбор сделает женщина – стать матерью или остаться бездетной, – ее будут спрашивать о причинах этого выбора, осмысливать и оценивать его и упрекать за этот выбор. Никого не интересует, планирует ли конкретный мужчина стать отцом (это очень популярная тенденция избегать отцовства, отрицать или вообще отказываться от него), но, тем не менее, общественность глубоко озабочена позицией женщин, которые осознанно отказываются от материнства, особенно если женщина – психотерапевт или психоаналитик. Хотя женская идентичность всегда связана с материнством, у женщины нет здесь «хорошего» выбора. Если женщина решает стать матерью и посвятить себя воспитанию и развитию детей, она попадает в материальную зависимость от мужчины, ее социальный статус снижается, и, не имея возможности для профессионального роста, женщина не сможет сделать карьеру даже тогда, когда дети подрастут и не надо будет тратить много времени на их воспитание. Если же женщина сознательно отказывается от материнства, ее будут считать недостаточно женственной и, возможно, даже ущербной.