Ребята огляделись, обнаружили стойку бара и восторженно приникли к ней.
– Значит, так, пьём пиво!
– Это почему это пиво?
– А тебя что, на водку опять тянет?
– Нет, ну ты пей пиво, а я возьму вина. Красного, хорошего…
– Это как я буду пиво пить, когда у тебя вино? Ты меня не уважаешь, что ли?
– А я вот, наверное, выпью виски с содовой, если можно…
– Син, да ты вообще обалдел!
– Достали, берем водку!
– Только не водку!
– Всем текиллы!
– Толян, заткнись!
– А что?
– Не видишь, человеку плохо?
Несчастный бармен, воспринимая каждое предположение, как заказ, некоторое время метался от полки с винами к бочке с пивом, оттуда до водки, потом к другим напиткам, и, не выдержав напряжения, с тихим стоном упал под стойку.
– Похоже, сегодня сухой день, – здраво заметил Вотзехелл.
– Идешь ты! – огрызнулся брат. – Я сразу говорил – берем пиво!
– А сухарики? – спохватился Толя.
Откуда-то снизу донесся слабый стон бармена.
– Блин, надо помочь, – пробормотал Толя и перепрыгнул через стойку.
– Ну, чего там? – поинтересовался Вотзефак.
– У тебя дефибриллятор есть? – откликнулся Толя.
– Нет, но могу снять аккумулятор с машины.
– Блин, долго… Ладно, попробуем по-народному.
Раздался звук пощечины, короткий взвизг бармена, и Толя пулей вылетел из-за стойки, не забыв, впрочем, прихватить бутылку текиллы.
– Пацаны, только не возражать! Стаканы возьмите и пошли, а то корчмарь может скорчиться навеки.
Пацаны и впрямь возражать не стали. Взяли со стойки четыре стакана, а также кстати подвернувшееся блюдо с бутербродами и пошли к столу. Им уже приготовили четыре сидячих места. Толя немного подумал и сел рядом с Солом. Он производил впечатление самого главного, а значит, с ним, так или иначе, все равно придется разговаривать. Ребята уселись на оставшиеся места. Рядом с Толей оказался Вотзефак, дальше сидел Вотзехелл, а Синеману досталось место рядом с каким-то хмурым субъектом.
– Ну что, давайте знакомиться? – предложил Сол, вставая. – Меня зовут Соломон. Бригадир Соломон. Я мастер по работе с людьми.
Следующим встал парень с гитарой.
– Меня зовут Мишут. Я мастер музыки и песни.
Подтверждая эти слова, он ударил по струнам и исполнил:
Мое имя – стершийся иероглиф,
Мои одежды залатаны ветром…
Дальше Мишут петь не стал, а сел. Следующий по списку назвался Вингером, а потом Толя и запоминать перестал. Резидент Эвил, строитель Билдер, священник Годоворд… Где ж их всех упомнишь? Когда дошла очередь до друзей Толи, они представились просто:
– Синеман.
– Вотзехелл.
– Вотзефак.
Все взгляды сосредоточились на Толе. Он испытывал некоторое неудобство – у всех были такие звучные и значимые имена, а что скажет он? «Меня зовут Толя»? Мысль стремительно заработала, изобретая и отбрасывая различные варианты. Ватсон? Менгеле? Зорге? Ивенс? Моро? Старо, старо… И вдруг его осенило.
Он медленно поднялся, окинул взглядом всех присутствующих и произнес:
– Я доктор. Доктор Фекалиус.
За столом повисла тишина. Все молча переваривали услышанное. Больше всех, пожалуй, удивились друзья Анатолия.
– Фекалиус? – переспросил Вотзефак. – Кончай прикалываться! Ты же Толяном назвался!
– Это я так Толян, – с достоинством ответил Толя. – А на работе я – доктор Фекалиус!
– А почему Фекалиус? – спросил Соломон.
– А мы с вами с чем должны бороться?
– С мафией! – подумав, заявил Сол.
– Правильно, бригадир! А мафия это что? Да, вы угадали! Это самое-самое на букву «Г».
Толю уже понесло. Он налил себе в стакан немного текиллы и, торжественно взмахнув им, продолжил:
– Сидя здесь, называясь красивыми именами, мы не сможем победить кал! Надо быть ближе к нему! Именно это я и символизирую!
– Точно! – подскочил вдруг Синеман. – Как говорил Блэйд: «Пусть друзья будут рядом, а враги еще ближе»!
– Правильно, Синеман, – кивнул Толя. – Садись, ты очень точно понял мою мысль. А вот я гоню. Я же ни фига не собирался ни с кем сражаться.
Толя сел, чокнулся с друзьями стаканами и залпом выпил обжигающую текиллу.
– Да, а оно посерьезнее вчерашнего пойла будет! – прохрипел Вотзефак, торопливо запихивая в рот бутерброд.
– Но ты все-таки не прав, – заметил Соломон, обращаясь к Толе. – Мы сюда не от хорошей жизни собрались. Тут каждый пытался исполнить миссию, и каждый очень сильно обжегся. Над нашими попытками только смеются!
– Так-то, конечно, ничего не получится! – заявил Толя. – Надо, чтобы народ поднялся. Вот где надо было работать!
– Думаешь, я их подвигнуть не пытался? – возмутился Мишут. – Да Сол, вон, вообще восстание поднимал! Ну, и мы тоже делали, что могли! «Вставай, проклятьем заклейменный…» – слышал? Я придумал! Люди, как бараны, на мотивчик подсели, а в бой им идти по-прежнему дико в лом. Кроме того, до меня дошли слухи, что какой-то расторопный товарищ продал эту песню черту лысому. Он, говорят, ее в другом мире на доброе дело употребил.
– А вы все местные? – Толя решил сменить тему.
– Да, – подтвердил Соломон.
– Я из Бабуней, – признался какой-то парень, имени которого Толя не запомнил.
– Да нет, я имею ввиду, из этого мира?
Вот теперь все действительно удивились.
– В… смысле? – икнув после буквы «В», переспросил Соломон.
– Ну, я не тутошний. Я в другом мире живу. Ко мне ангел пришел. Пьяный. Дар отдал и сказал, что перепутал. А потом закинул меня сюда и сказал, чтоб я лечил мир.
– Ангел – это да! – За столом возникло некоторое оживление. Ангела с черными очками помнили все.
Писатель Вингер вскочил и заплетающимся языком («Боже, как же они уже с утра нажрались?!» – поразился Толя) сказал:
– У нас сегодня двойной гость! Он и в кабаке впервые, и в нашем мире в первый раз! За это надо…
– Сядь! – рявкнул Соломон, и Вингера усадили на место. Там он моментально вырубился.
– В общем, так, Фекалиус… – начал Соломон.
– Толя, – поправил его Толя.
– Но ты же…
– Это слишком официально. Называй меня Толей. Так лучше.
– Хорошо. Значит, так, Толя. Ты можешь тут остаться, доктор нам не помешает. Мы каждый день пытаемся выработать план свержения власти бандитизма, но пока ничего толком не решили. Может, с тобой лучше пойдет?
Вопрос был риторическим – Сол, как и все остальные, моментально забыл о новичке. Стало шумно – разговоры, песни, звон стекла… Толя окинул взглядом стол переговоров и загрустил.
– Ты чего? – толкнул его Вотзефак.
– Да понимаешь… Мы же еще, можно сказать, подростки. А водку хлещем, как последние алкаши. Нехорошо это.
– Почему? – удивился Вотзефак. – Не знаю, как у вас там, а у нас тут водка – первое от всех болезней лекарство! Никто еще до смерти не упился…