П о л и н а. Ты оставляешь меня одну?!

Ф и м а. Во-первых, не одну, а с твоим любовником.

П о л и н а. С каким любовником?! Разве ты не понял – это была шутка! Я впервые вижу этого человека! Сегодня утром его принесли вместе с ковром, ясно тебе? Он был там, внутри!

Ф и м а. Это не имеет значения. Знаешь, я вдруг подумал – это даже хорошо, что у тебя появился… друг. А то все одна, да одна…

П о л и н а. Ты что – очумел?! Хочешь положить меня в постель к незнакомому мужику? Офигеть! Ищешь предлог, чтобы свалить к этой дефективной зубодробилке?

Ф и м а. Не надо ругаться, прошу тебя! Мы же интеллигентные люди!

П о л и н а. Не надо ругаться? Черт знает что! Пять лет семейной жизни – коту под хвост!

Ф и м а. Не драматизируй. И мне, и тебе, и вообще – любому из нас иногда надо переключаться.

П о л и н а. На первого встречного, кто явится в дом? Мне не семнадцать лет! А, впрочем, я начинаю кое-что понимать: ты испугался! К тому же, это хороший повод…

Ф и м а. Испугался? Чего?

П о л и н а. Ты ведь знаешь, что там, в горшке, может быть… бомба!

Ф и м а. Ну, какая бомба! Я тебя очень прошу: не читай детективы на ночь. Это плохо влияет на психику. И потом: не все кавказцы террористы.

П о л и н а. Да, Фимочка, ты не только сволочь, но и трус! Видимо, пять лет назад я здорово ошиблась. Давай, давай, топай! Может, нагонишь ее на лестнице, и зажмешь где-нибудь в параднике!

Ф и м а. Ну, знаешь! Это переходит все границы!

Фима собирает «авторские работы» в чемодан с нарисованными предметами. Туда погружаются бусы из куриных яиц, пустая банка, на которой написано «Воздушные поцелуи», подушка в виде телевизора, расписание электричек, предварительно отклеенное от стола. Окинув взглядом комнату, Фима исчезает.

В а л е р а. Да… Очаровательный день! (подходит к окну). Будет дождь!

П о л и н а (о своем). Вообще-то, я давно поняла, что этим кончится… (наливает водку себе и Валере). Третий раз вижу их вместе… А детективы я не читаю, это вранье! Я читаю Аллена Кара. Знаете, есть у него такая серия: «Легкий способ бросить пить». А еще «курить» и «сбросить вес». Когда-нибудь я напишу продолжение: «Легкий способ бросить жить». Кажется, теперь я знаю, как это делается.

В а л е р а. Не огорчайтесь. По утверждению одного очень крупного писателя, любовь живет три года. А вы с мужем уже превысили лимит на целых два. Давайте лучше подумаем, как нам быть с этим горшком. Ведь если там бомба, она может рвануть!

П о л и н а. Что, в любой момент?

В а л е р а. Скорее всего, в определенный. Посмотрите (поднимает кактус над головой), здесь циферблат и стрелки. Одна движется, другая стоит на отметке «двенадцать». Я думаю, если и рванет, то только тогда, когда стрелки соединятся. Это было бы логично.

П о л и н а. А вы уверены, что там бомба?

В а л е р а. Точно не знаю, но вдруг…

П о л и н а. Тогда нужно звонить 911. (набирает номер). Алле, служба спасения? У меня в квартире взрывчатка! Откуда я знаю? Нет, провода не торчат. Приезжайте, пожалуйста! Улица Полярников, дом шесть, квартира три.

В а л е р а. Решение правильное, но пока они едут, мы можем взорвать весь подъезд. Предлагаю отнести горшок на какой-нибудь ближайший пустырь, здесь его оставлять опасно.

П о л и н а. Верно. А вы случайно не заметили, с какой скоростью движется стрелка? Мы успеем добежать до пустыря?

В а л е р а. Мне показалось, скорость примерно, как у обычной часовой стрелки. Да! Надо обязательно позвонить в МЧС и сказать, что мы уже не дома, иначе они сочтут вызов ложным.

Полина и Валера уходят. Минутное затемнение, легкая смена декораций. Пустырь. Возможно, задник с нарисованным песком и горизонтом. Или экран, на который проецируется картинка пустыря. Появляются герои. Валера несет горшок с цветком на вытянутых руках.

П о л и н а. Все, приехали. Ставьте сюда.

В а л е р а (устанавливая цветок). Отлично! Будем ждать МЧС.

П о л и н а. Только отойдем подальше. Мне как-то не по себе…

Валера и Полина удаляются на несколько метров от горшка.

П о л и н а. А вы животных любите?

В а л е р а. Люблю. У меня дома две кошки.

П о л и н а. Кошка – это усеченный лев. Кажется, так говорил Бродский. А я вот тигров люблю.

В а л е р а. Почему?

П о л и н а. У тигров полосатая походка.

В а л е р а. А мои кошки живут по системе «All Inclusive». Плюс бесплатный трансфер из комнаты в кухню. Они персы – старые и флегматичные. Им двигаться лень.

П о л и н а. Давайте сядем так, чтобы видеть цветок. На всякий случай: вдруг какая-нибудь кошка или собака решит подойти. (перемещаются).

В а л е р а. Мне кажется, вы хотите увидеть, как будет взрываться.

П о л и н а. Угадали. Может, после взрыва мне как-то полегчает?

В а л е р а. Обязательно полегчает. Как после грозы. Начнете новую жизнь…

П о л и н а. Это иллюзия. От себя не убежишь.

В а л е р а. А вам и не надо от себя бегать. Надо просто в себя поверить.

П о л и н а. Поверить? Слишком много проб и ошибок. А главное, что ничего не исправить… Нельзя стереть лишний абзац или слово, как в ворде, нельзя отменить действие. Все наши поступки, к сожалению, навсегда… Как будто печатаешь свою жизнь на печатной машинке – там нет кнопки «делит»… Вы заметили?

В а л е р а. Если вам нужно рассказать, поделиться – давайте, я готов выслушать.

П о л и н а. А что тут рассказывать? Познакомились на выставке. Он оказался бывшим клоуном. Правда, шутки мне показались какими-то плоскими. Потом откуда-то возникла галерея, он начал делать разные забавные вещицы, кто-то их покупал. Потом я собралась за него замуж. Подруги говорили: ну, зачем тебе этот старый нумизматик? Это оттого, что он еще и монеты собирал. А я была одна… Потом в доме стали появляться симпатичные штучки, много штучек. Я бросила работу, принялась домохозяйничать, каждый день совершая оливье-подвиг, потому что от этого салатика у мужа начинался полнейший экстаз. А потом я вдруг поняла, что вечный праздник – не для меня. Мне не нужен цирк с вывернутыми наизнанку кулисами, я хочу обыкновенной жизни. С нормальной одеждой, с нормальными вещами, с моими друзьями, которые к тому времени благополучно разбежались – в общем, хочу опять подняться на каблуки. Я их так ни разу и не надела за время нашей семейной жизни… А вообще, самое страшное в любых отношениях – это когда человек становится тебе неинтересен. Безразличен. Представляете, каждое утро вы просыпаетесь, и видите абсолютно чужого человека. И эта тоска постепенно перерастает в депрессию.

В а л е р а. Почему же вы не ушли первой? Зачем ждали эту недоделанную дантистку?

П о л и н а. Не знаю. Может, думала, что-то изменится… А вообще, хорошо, что она появилась. Все наконец-то встало на свои места: я не могу жить с ним, она не может жить без него.

В а л е р а. Видите, эта невозможность вас объединяет! Скажите, а профессия у вас есть?

П о л и н а. Конечно. Я же не всегда была горничной при гении. Я флорист. Знаете, я вижу такие сны! Мое детство – ромашки в голубой вазе, бабушка наливает молоко, вьюнок по забору тянется, а я перед зеркалом – девочка – красивая-красивая… Просыпаюсь, а он несет очередную фигню: какую-нибудь расчлененную куклу, или гибрид печатной и швейной машинки.

В а л е р а. Что ж, вы – за традиции, это понятно.

П о л и н а. Ничего вам не понятно! Авангард не может быть повседневным. Массовым, как молоко. Это не ширпотреб! Ведь на ваших коврах фабрики «Калинка» не ткут картины Дали, правда? Потому что Дали – это штучный товар! А мой муж не верит в это до сих пор.

В а л е р а. Простите, я не то говорю… В общем, у меня была похожая история, но это касалось семьи. Я имею в виду, моих родителей.

П о л и н а. Расскажите.

В а л е р а. Моя мама – певица. В один прекрасный день лишилась голоса. И не просто меццо-сопрано, а совсем, навсегда. По дому ходила с блокнотом и отдавала распоряжения в письменной форме. Отец – ученый-математик, всю жизнь доказывал теорему Ферма. А когда доказал, сошел с ума. Натурально. С психушкой и прочими радостями. Я помню тот день, когда теорема ему наконец-то далась. Это было на даче. У нас там небольшой бассейн. Так вот, я прихожу вечером, а родители в воде сидят. Голые, и только хвосты рыбьи на задницах. Резиновые, с чешуйками. Где они их взяли?! В общем, сидели они, как разнополые русалки, до рассвета и квасили. Отмечали 32 мая. А утром отца отвезли в дурдом. Больше я его не видел.