Оно во мгле строчит,

Что в силу постарения

Душа уже молчит,

Но утверждает зрение,

В зенит возведено.

Что в силу обострения

Всё пристальней оно!

ЯВЛЕНЬЕ ЮБИЛЯРА

Закат

Сиренев

До того,

Что прямо лиловеет,

Как будто даже от него

Тургеневщиной веет.

Но уверяет

Темнота,

Столь бледная в июне,

Что молодежь уже не та,

Какая

Накануне.

Конечно,

Накануне,

Дым,

Отцы и дети,

Рудин —

Нее это людям молодым

Скучнее школьных буден.

Но

Старый франт

Среди нерях,

Не прах на катафалке,

Тургенев сам встает в дверях

Тургеневской читалки.

И к трогательно молодым,

Чей сон не непробуден,

Он мчится —

Накануне,

Дым,

Отцы и дети,

Рудин/

ПУТЬ ГОЛУБОНЕБОВА

Вспоминаем неожиданно.

Непредвиденно, негаданно

То, что было и не видано.

Да и впредь не предугадано.

То есть то, чего и не было.

Но однажды не про это ли

Я читал не у поэта ли,

Кажется, Голубонебова?

А быть может, вовсе не было

Даже и Голубонебова?

Только будет он когда-нибудь

Вижу я его в тумане путь!

ЛИРЫ И ЦИТРЫ

'а.чгонорились о музыке:

— Оруны, вы говорите,

Могут звучать по-русски

Гак же, как на санскрите,

Либо но-нануасски?

— Да, разумеется, если

|вло идет о пляске, сказке, народной песне!

Но если

Шопен меланхолик

И заставляет, грезя,

Нарисованных мелом полек

Существовать в полонезе;

И полнокровен Бетховен

С Шуманом, Листом,

Бахом и Моцартом вместе,

То современные композиторы

Занимаются, как инквизиторы,

С шумом и свистом,

Скрежетом будто по жести!

— Нет, — говорит композитор с глазами полузакрытыми

устало,-

жрежет, который вам уши режет, пам души нежит,

а не корежит.

Или. быть может,

Нет ничего божественней, существенней и

торжественней

Скрежета по металлу?

Кто подытожит

Все, что тревожит

Лиры и ширм.

1ерья, бумагу,

Кисти, палитры?

***

А многие

В первые годы бессмертия

Побыть в одиночестве предпочитают.

Точ нее:

Труды их так редко читают,

Что можно отчаяться.

Да и случается,

Что даже забыты,

Покрытые пылью,

Фамилия, имя и отчество.

Но вдруг прорывается

Будто звоночек

В страну одиночек:

А где тут изрекший пророчества?

Ну, здесь я, сыночек!

А вслед за звоночком и здоровый лавровый веночек-

венок

Взлетает

На чело лобачевское!

НЕВЗГОДЫ

Неспокойно

Доживаю

Остающиеся годы.

Так волнуют, оживая,

Отошедшие невзгоды...

Что же, их я не скрываю

Я всегда хотел свободы!

Я ПОДЫМАЛСЯ НА ПАРНАС

В мои мечты я уходил.

Как будто бы пустынник в горы.

Которые нагромоздил

Век веры для моей опоры.

Л разуверившись в былом,

Иду в безводные пустыни,

Надеясь, что, как встарь, и ныне

Забьет каскад, где бью жезлом...

Увы, надежды луч погас!

Но выбью ключ, кипящий круто,

Из недр, ногою топнув, будто

Копытом яростный Пегас!

***

О, ты,

Бумага несмятая.

На всё. что уже печатаю,

Смотрю как на полузабытое!

Былое мое богатое

Огромною и рогатою за мною ползет

улитою,

Но птицей летит крылатою.

Волнующе и бушующе,

Всё то. что я напишу еще!

***

Кто

Сроду

Сочинял за одой оду.

Кто годы погружался в переводы,

Кто замыкался в эпос точно в крепость,

А кто срывался в прозу будто в пропасть!

Но с более обрывистого брега

Я без оглядки со всего разбега

Всегда кидался в лирику, как в реку,

И плыл, и плыл по этому потоку,

Как будто с грустью уносимый к устью,

А все-таки добрался до истока,

Наперекор плывя —

Навстречу Веку!

***

Когда-то

С якорей срывался я:

Порой во избежанье столкновенья,

Порой — наоборот — ища его. Моя

Ладья в иные унеслась края,

И сам давным-давно как собственная тень я,

И жаждут новых русл потоки бытия,

Погрузли якоря в песках иссохновенья,

Но, может быть, блеснут, вам что-то говоря,

На отмели меж щепок и корья

Хоть цепи якорной раскованные звенья,

Как откровенье...

ЗОЛОТОЙ ЗАПАС

БЕЛАЯ НОЧЬ

В белую ночь

Целую ночь кто спит?

Всё бело —

И пески, и чешуйки трески.

Всё бело до последней доски

от «Святого Фоки» капитана Седова...

Всё бело —

Белый скит, белый радиошпиль,

Твои, Мелвилл, «Белый кит» в белых-белых руках

Всё бело.

Даль Времен,

Как твоих циферблатов эмаль!

Всё бело,

Как бела твоя белая-белая шаль,

И не надо тоски,

И чего тут худого,

Что белеют виски

Человека, душой молодого!

ВНОВЬ И ВНОВЬ

И полна

Своею грустью,

Ты взмолилась:

— Извлеки

Грусть мою из захолустья.

Точно якорь из реки!

Но извлек я из потоков

^>гих грустных мутных вод

Целый мир электротоков.

Белых светов хоровод.

Да и множество иного

Драгоценного...

Но пусть

Вновь и вновь меня

И снова

Вновь и вновь волнует грусть,

Жадность по невероятным.

Добываемым в борьбе

Обретеньям, непонятным

Даже сразу и себе!

ВЕЕР

Ты играешь веерами? Ты овеять захотела

Самодельными ветрами пламенеющее тело!

Веет ветер, ветер веет, колокольчик лиловеет,

земляника зреет где-то...

Пролетит и это лето, в блеске злаков потухая.

Видишь: пыль летит сухая! Это — август! Август это!

Но смотри же: чем темнее там, в полях, где озимь пашут,

Тем сильнее, пламеннее в черном небе звезды пляшут.

В поле холодно и поздно, в небе ясно, в небе звездно,

И своей верховной властью Осень манит, не пугая...

Этот веер, дорогая,

Ты оставь себе на счастье!

* * *

Я тебе оставил все Былое

С розами, перстами, светлыми очами,

Чтоб смелось бесследно все гнилое,

Все иносказанья, умолчания.

Я тебе построил славный день Грядущий,

Явный день Грядущий для тебя воздвиг,

Несравнимый с дребеденью сущей

Утопически наивных книг.

Чем же ты невольно недовольна?

Говоришь, что все это недокументально

И там, где на самом деле тень, у меня свет,

И наоборот: где свет, там — тень.

Ладно!

Я все это переделаю моментально — капитально

и монументально

На предельно ясный сегодняшний день!

***

Ты не даешь себя обнять.

Ты не даешь себя отнять

От этой мнимой необъятности.

Ты не даешь себя увлечь

На галактическую Млечь,

Текущую по Вес конечности.

Ты не даешь мне рассмешить

Тебя и этим отрешить

От чопорной нерассмешимости.

Ты не даешь себя смешить.

Ты не даешь себя увлечь.

Ты не даешь себя обнять.

Но хватит у меня решимости!

ГОЛУБИ КУПАЮТСЯ

Холода не будет —

Голуби купаются.

Голуби купаются к теплу.

Голуби купаются

В лужице

И кружатся.

Курицы конаются

По всему селу.

Тучи расступаются...

Домоседки судят,

Нос прижав к стеклу:

— Холода не будет:

Голуби купаются.

Голуби купаются к теплу!

ВОТ ЧТО ДЕЛАЕТ СНЕГ, ЕЩЕ ДАЖЕ НЕ ВЫПАВ

Вот уж воистину, — надо жечь свечи

с вечера, а нечи

топить с утра,

Но вчера об этом не было даже и речи.

Ибо солнце, срываясь с небес на подобье ядра,

Будто рявкая: «Будь осторожен со мной, человече!»,

Закатилось в леса, превращая листву в буревое подобье

костра,

То есть был небывалый не в завтра, не во вчера

Этот северный вечер, похожий столь сумасшедше