— Меня теперь беспокоит, — хмуро произнес Отто, — что он будет делать дальше? Глава Леонардос в его-то возрасте! Что он может возомнить о себе?

— Слишком поздно, — изрекла Синтия с упреком, — он уже мнит себя Богом.

Клиффорд с Хелен провели ночь в «Ритце», славящемся своим комфортом, в частности, мягкими кроватями.

— Что твои родители подарят нам на свадьбу? — спросил Клиффорд, и Хелен пожалела в тот же момент, что он спросил ее об этом. Клиффорд пребывал в странном настроении; окрылен и обеспокоен одновременно.

— Тостер, — ответила Хелен.

— Я бы предпочел, чтобы твои отец преподнес нам одну из своих картин.

Хелен знала, что Клиффорд ценит творения ее отца, но не понимала, за что. Хотя у него уже было полдюжины работ Лэлли, купленных за гроши и представленных на стенах его жилища, и восемь больших полотен, которые никому не были видны, сваленные в хранилищах Леонардос, Клиффорд не успокоился. Но Хелен было всего двадцать два, и она была никто, а Клиффорду — тридцать пять, и он был уже величиной, поэтому Хелен не нашлась, что ответить. После клиники «Де Вальдо» она больше не находила в себе смелости смеяться над ним, дразнить его или пытаться очаровать. Она воспринимала его уж слишком серьезно.

У нее, впрочем, были причины для беспокойства посерьезнее. Теперь она беспокоилась об их совместной жизни. Клиффорд к тому времени купил дом в тогда нереспектабельном районе Лондона, на северо-западе, вблизи Зоопарка, чтобы зажить там семенной жизнью. Он продал свою квартиру за две с половиной тысячи фунтов, а дом купил в Чалкот-сквер за шесть тысяч. Клиффорд рассудил, что со временем этот дом будет стоить намного дороже. (И он был совершенно прав: недавно этот дом был куплен за пятьсот тысяч фунтов). Клиффорд не оформил владение недвижимостью как совместное: он не думал, что это понадобится. В конце концов, это были еще шестидесятые; и собственность мужчины считалась лишь его собственностью, а жена мужчины должна была обслуживать эту собственность — и быть благодарной за такую привилегию.

Но сможет ли Хелен должным образом управлять домом? Ведь она еще так молода. Хелен верно оценивала свои силы: она бросила работу в Сотсби и пошла на кулинарные курсы в Кордон Блю. Клиффорд сказал как-то (и она убедилась, что он прав), что ей понадобятся все ее силы и все время, чтобы вести дом, и еще принимать и развлекать его друзей и коллег, и, как он сам ей предназначил, стать гранд-дамой и со временем становиться все более привилегированной леди. И будет ли на это время и энергия, когда ждешь ребенка? И когда ей следует дать знать об этом? Все это сильно смущало Хелен.

И тем не менее, она была полна надежд и лучших ожиданий. Она надеялась, к примеру, на то, что визитеры, коллеги и друзья Клиффорда не сочтут ее простушкой и глупым ребенком. Она надеялась, что Клиффорд не разочаруется в ней. Она надеялась, что сможет справиться с ребенком; что ей не придется отстаивать свою свободу и скучать по подругам, отцу и матери; в конце концов, Хелен надеялась, что сделала правильный выбор, выйдя замуж за Клиффорда.

Хотя… хотя какой выбор предоставляет нам обычно судьба? Мы встречаем кого-то… влюбляемся — и вот наша участь решена.

Клиффорд поцеловал ее, и рот его был горяч и упрям; он обнял ее — и в его руках она почувствовала себя защищенной. Был такой длинный день: день свадьбы. Сотни рук надо было пожать, сотни пожеланий выслушать; она очень устала. Но как странно, что наряду с уверенностью в счастье и любви — присутствовало и ощущение беспокойства, чувство страха перед будущим; оно сопровождало великую любовь, как маленький братец. Было такое ощущение, будто волны накатываются одна за другой на берег, и брызги навсегда улетают в небытие, прежде чем волна уйдет восвояси; и, что самое ужасное — чем выше пик волны, тем ниже провал, — так что даже само счастье подразумевает наличие несчастья.

В середине ночи прелестный золотой телефон на ночном столике зазвонил. Трубку сняла Хелен: Клиффорд даже не проснулся, он всегда спал крепко. Светловолосая голова на подушке, а под щекой — рука: как маленький ребенок. Хелен, снимая трубку, успела подумать, как чудесно знать такую интимную подробность о таком замечательном человеке.

Звонила Энджи из Йоханнесбурга. Она извинилась за отсутствие на свадьбе — и спросила, как прошла церемония.

«Но ты ведь и не была приглашена», — чуть было не сказала Хелен, но промолчала.

Энджи спросила, может ли она поговорить с Клиффордом. Она сказала, что хочет поздравить его с назначением директором Леонардос. В конце концов, это ее отец уладил все дело, так что право первого поздравления за ней.

— Уже два часа ночи, Энджи, — с мягким укором, на какой только была способна, сказала Хелен, — Клиффорд спит.

— И спит, как всегда, крепко! — отозвалась Энджи. — Знаю, знаю. Попробуй ущипнуть его за задницу. Обычно это помогает разбудить его. Он подсунул руку под щеку, правда? Совсем как ребенок… Ах, как больно вспоминать! Счастливица ты…

— Откуда это тебе известно? — спросила Хелен.

— Оттуда, откуда это обычно узнают все женщины, милочка.

— Когда?.. — упавшим голосом спросила Хелен. — …И где?

— Кто, мы с ним? Давным-давно, успокойся, дорогая. По крайней мере, уж пара месяцев точно прошло. Со времени твоего аборта мы более не… А тогда — да, на Коффн-плэйс, в его бывшей квартире. Хотя до этого — конечно, много раз, в разных местах, я не помню. Но тебе ведь это известно. Разбуди-ка его. Не будь ревнивой глупой гусыней. Если я не ревную, а я не ревную, с какой стати ты ревнуешь ко мне?

Хелен положила трубку и заплакала. Плакала она тихо, почти беззвучно, так что Клиффорд не услышал — и не проснулся. Затем она отсоединила телефон, чтобы Энджи не смогла позвонить вновь. Ярость, месть, печаль и отчаяние — все ни к чему, Хелен знала это. Она должна успокоиться и начать новую жизнь — замужнюю жизнь. Ей нужно будет усвоить новый взгляд на Клиффорда — и на себя.

Было удивительно, что, как только закончились свадебные дни, талия Хелен мгновенно потолстела: всего двумя днями позже ее свадебное платье уже нельзя было застегнуть на ней, а неделей позже она уже просто не смогла его натянуть.

— Замечательно, — изрек Клиффорд, который находил удовольствие в том, чтобы измерять прогресс беременности посредством платья. — Мне думается, что тебе хочется передохнуть. Но позволь возразить: у нас еще множество дел.

И это действительно было так. Дом в Примроуз-хилл, что был куплен Клиффордом, необходимо было переделать из обычного жилища в подходящее именно Клиффорду; в нем намечалось вести приемы, а так как Клиффорд был вечно занят, то этим предстояло заняться Хелен.

И она занялась. Она не могла ни дня посидеть и успокоиться при своей беременности. Клиффорд же беспокоился о ней и не допускал переутомления. Как только он видел, что она слишком упорно чем-то занимается, он обычно хлопал в ладоши и приказывал: «Хватит!» Он сам занимался обоями, окраской, развешиванием картин; заказал только антикварную мебель, точно зная, что мебель новой конструкции не будет иметь впоследствии хорошей продажной цены. Казалось, он полностью одобрял все, что делала она: по крайней мере, он ни разу не показал неодобрения. На уик-энд он обычно играл в теннис, а она наблюдала — и восхищалась им. Он любил, когда им восхищались. И она понимала это.

— Ты не слишком спортивна, — пожаловался он.

Тогда Хелен предположила, что, возможно, Энджи — или другие — были более спортивны.

Внешне все выглядело прекрасно: дни были солнечные, теплые и летели один за другим, все в действии; ребенок уже пинал мать в живот; ночи были менее страстными, чем прежде, иногда создавались неловкие ситуации, но, в целом, все было хорошо.

Изредка их навещали знакомые Клиффорда. Найдя юную жену Клиффорда совсем не глупою, как они ожидали, они становились и ее друзьями. А ее собственные друзья и подруги приходили, осматривали дом, мужа, ее саму — и уходили навсегда, считая ее для себя потерянной. Как могли они, молодые, бедные, безамбициозные, ведущие богемную жизнь, быть на равных с Клиффордом Уэксфордом, характеристика «просто человек» была явно недостаточна, чтобы стать гостем в его доме.