Но вот что случилось с хвостовым отсеком: он плавно и грациозно планировал в воздухе, и воздушная струя, по каким-то неведомым законам аэродинамики, поддерживала его в полете; его относило слегка то вправо, то влево, будто парашют, и в этом хвостовом отсеке сохранялись два кресла и сидящие в них мистер Блоттон и Нелл; и солнце сияло, и ветер задувал сигарету мистера Блоттона, а внизу, под ними, море лизало берег. Это было захватывающе интересно и даже приятно; это было самое прекрасное путешествие в жизни Нелл, и она никогда не смогла его забыть. Да, конечно, она была напугана; да и как не быть; но она крепко вцепилась ручонкой в изумрудный кулон, который все еще покоился в кармане, и знала отчего-то, что ничего плохого не случится. Представьте: ей было всего около четырех лет от роду.

Хвост самолета плавно опустился на мель возле берега. Берег был пустынен. Разбросанные остатки самолета зарылись в грязь и песок в четверти мили отсюда, отнесенные далеко на побережье. Мистер Блоттон отстегнул привязные ремни и вышел с девочкой из воды. Они уселись на берегу, в крайнем шоке, но избежавшие смерти и невредимые. Вскоре он встал и поставил на ноги девочку, но ее ноги подогнулись, и она снова опустилась на землю.

— Давай не лентяйничай, — скомандовал он ей. — Вставай!

И вновь поставил ее на ноги. Затем, наполовину волоча ее, наполовину подталкивая, он довел Нелл до ближайшей проселочной дороги, по которой они устремились на поиски деревни.

Эрик Блоттон был предприимчив, в этом нет сомнения. Не прошло и пятнадцати минут, как их самолет исчез с радарных экранов (поиски остатков продолжались всего восемь минут), а Блоттон уже стоял у конторки банка в небольшом городке Лозерк-сюр-Манш, обменивая швейцарские франки на французские. Нелл была скорее ошеломлена, чем испугана или огорчена, потому что ей еще не приходилось ходить так далеко и так быстро на своих маленьких ножках.

Если не считать мокрых брюк и хромоты, возникшей вследствие мозолей, мгновенно натертых им из-за ходьбы в мокрой обуви, то мистер Блоттон выглядел довольно обычно для странствующего торговца, например, и уж совсем не был похож на почти единственного спасшегося пассажира потерпевшего катастрофу самолета, погубившего семьдесят три жизни. А Нелл выглядела просто как маленькая девочка, наказанная отцом за то, что намочила одежду.

Спустя несколько секунд в округе уже ревели сирены, и все машины и автобусы, которые только можно было найти в этой глухой провинции, устремились к месту катастрофы. За ними явились тележурналисты и газетные репортеры из Франции, а затем и со всего мира. И кому тогда было дело до сердитого хромающего джентльмена с маленькой девочкой, обменивавшего накануне днем деньги в банке?

— Давай быстрее, — шипел мистер Блоттон на Нелл, таща ее за руку к автобусу на Париж, стоявшему в сквере на стоянке. Он потерял свои сигареты, что привело его в страшное расстройство.

— Я стараюсь, — жалобно проговорила Нелл, и ее голосок тронул бы самое черствое сердце, но только не сердце Блоттона.

Дело было в том, что перед посадкой мистер Блоттон остановился перед конторкой, за которой сидел страховой агент. Раньше такие конторки были повсеместно в аэропортах; затем почти исчезли, а теперь, по меньшей мере, более редки, чем тогда. Тогда вы могли за пять фунтов застраховать свою жизнь на два миллиона фунтов — не на случай катастрофы, а просто на случай любого риска, которому могла бы подвергнуться жизнь застрахованного и его родственников. Мистер Блоттон как раз оформил такую страховку — и успел отправить ее в конверте своей жене, Эллен (вернее, чек по страховке).

Да, как мы теперь видим, у него были причины нервничать перед полетом. Никогда не нужно верить статистике: вдруг этот «один на миллион» случай падет именно на вас.

Мистер Блоттон привык соображать быстро. Даже пока хвост с двумя креслами, крутясь, приземлялся на отмель побережья, план действий уже был ясен для него. Его сочтут погибшим. Прекрасно! Он будет скрываться некоторое время, пока его супруга не получит страховку: затем он пошлет за нею посыльного с рассказом о происшедшем на самом деле; она простит его — и они уедут в Южную Америку, где законы слепы, если есть деньги, и заживут прекрасно, и он пошлет к черту свою опасную профессию.

Правда, совсем не в духе миссис Блоттон было жить шикарно, что называется, на широкую ногу: она не одобряла курение, алкоголь и иностранцев. Но вдруг жаркий климат Южной Америки и деньги сделают ее щедрее? Эрик Блоттон любил жену — и ожидал от нее одобрения и уважения. Их брак был бездетным; хотя бы поэтому Эрик Блоттон ждал понимания со стороны супруги: так сказать, если у меня нет детей, то я украду ваших!

Впрочем, обязанность любой любящей и верной жены — всегда видеть занятие своего мужа в наилучшем свете, а Эллен была любящей и верной женой.

— Что же мне с тобой делать? — спросил Блоттон у Нелл, когда они уже сидели в автобусе, катящем в направлении Парижа. В существовании этого ребенка заключалось единственное препятствие на пути к осуществлению его плана. Четыре года достаточно для того, чтобы проболтаться, но, к сожалению, слишком мало для того, чтобы запугать девчонку или подкупить с целью добиться ее молчания. Трудный возраст.

— Я хочу в туалет, — вот и все, что сказала Нелл, и наконец, впервые за весь ужасный день, когда она была похищена и вдобавок перенесла катастрофу, она начала плакать. Мистеру Блоттону пришлось побороть искушение заткнуть ее рот и нос навсегда, чтобы она задохнулась: нельзя же делать это в публичном месте. Но у него тут же возникла блестящая идея: поселиться в каком-нибудь маленьком отеле по фальшивому паспорту (у него было их три), а затем придушить девчонку во сне. Потом он уничтожит паспорт и смешается с толпой на парижских улицах. Ребенок не будет страдать; она даже ничего не поймет. Да и что за будущее было ей уготовано, если бы она выжила? Мистер Блоттон чувствовал в отношении живых детей примерно то же, что и мистер Ранкорн в отношении еще не рожденных: что в некоторых случаях лучше вообще не жить. Ветеринары легко решают такие вопросы с бесхозными животными, и никто не упрекает их в этом. Если существо страдает — лиши его жизни! Давайте прекратим страдания других — а заодно и свои при виде этих страданий.

— Бедняжка! — «Le pauvre petite!», проговорила хорошо одетая француженка, сидевшая на сиденье позади них: она была настолько хорошо одета и выглядела так прекрасно, будто была, по меньшей мере, управляющей делами международной компании, а не французской домохозяйкой, едущей в Париж. Но таковы француженки! — Ты хочешь сделать пи-пи? — спросила она, обращаясь к Нелл.

Нелл перестала плакать, кивнула и улыбнулась, поняв если не слова, то добрый тон дамы. Дама была внимательна и добра до конца: она с чарующей улыбкой попросила водителя остановить автобус возле дорожного туалета и сопровождала туда девочку, в то время как мистер Блоттон сидел, надувшись, на своем месте.

— Моя мама будет скучать по мне, — пыталась поделиться с дамой девочка. — Я хочу домой, к маме. Мы полетели на самолете, но он упал с неба.

Но, несмотря на все свое очарование, дама не говорила и не понимала по-английски, поэтому она просто усадила девочку рядом с мистером Блоттоном, и водитель тронул автобус, недовольно бормоча себе под нос. Автобус шел с опозданием в две минуты пять секунд, что во Франции недопустимо.

Но кто знает, может быть, еще кто-то понимал по-английски в автобусе?

— Куда мы едем? — потянула Нелл за рукав мистера Блоттона. — Пожалуйста, поедем домой.

— Пропади ты! — вслух высказался мистер Блоттон.

«Слишком опасно теперь убивать ее, — думал в пути мистер Блоттон. — Нас заметили».

Кроме того, какой прок от этого? Мертвое тело — это всегда хлопоты. Его нужно, тем или иным способом, убрать, а это уже денежные издержки. (Сегодня, конечно, вы можете анонимно продать тело для отделения органов, но вспомните: мы говорим о событиях тридцатилетней давности, а тогда не существовало широко распространенной пересадки органов).