Боже мой, в Швейцарию! Впервые Хелен услышала о том, что Клиффорд в Швейцарии. Она не читала колонок слухов в газетах: она была слишком занятой женщиной. Ей нужно было и обслуживать дом на Машвел-хилл, и отвозить и забирать Нелл, и дискутировать со своими и Клиффорда адвокатами относительно прав Клиффорда на ребенка, и покупать для дома то, что в те дни звалось «ерундой», а теперь называется предметами «викторианской эпохи» и даже иногда «поздним антиком». И еще, и еще раз сквозь слезы она говорила себе и всем утешавшим, что у нее не было времени читать газеты — а следовательно, откуда ей знать, что Клиффорд построил себе очень дорогой дом на берегу Женевского озера, без сомнения, укомплектованный детской комнатой и всяческой прислугой.

Но причины, по которым Хелен не читала газет, были далеко не те. Ей было больно читать в газетах об очередной любовнице (или, как говорят в прессе, «симпатии») Клиффорда. Она все еще не могла вынести мысли об этом, хотя была счастлива в браке, поэтому причин для ревности вроде бы и не было. Саймон, конечно, знал, что Хелен все еще любит Клиффорда; так же, как Фанни знала, что Клиффорд все еще любит Хелен; но ни один из них не заострял на этом внимания. Потому что, какая от этого польза — кроме вреда для самих себя?

Кутберт Вэй, поверенный, заверил Хелен, что он, конечно, подаст иск в международный суд, но это потребует времени. Внезапно Хелен прекратила плакать и гневаться на Клиффорда — и стала смертельно бледной: она инстинктивно почувствовала, что происходит что-то ужасное. Ужасное, ужасное! (Как ни странно, это произошло именно в тот момент, когда толчок воздуха снес часть обшивки — самолета).

Затем зазвонил телефон, и Хелен ожила и встрепенулась, когда уже казалось, что ничто не выведет ее из глубочайшего шока.

— Кто это? Кто? Фанни — какая Фанни? — (прикрывая рукой телефон): Это последняя любовница Клиффорда! Он теперь снизошел до секретарши. Как она смеет звонить! Сука! — Да?

И тут последовали новости, реакцию на которые не описать. Это слишком ужасно. Мы знаем только, что Нелл была жива; а Хелен почти нет. Не хотела бы я оказаться на ее месте в тот момент.

Могу сказать в заключение одно: с той поры Хелен пошла по жизни спокойнее, стала относиться ко всему сущему добрее; ее более не подвергали оплевыванию. Ее горе уважали.

Смерть ребенка — не тема для шуток или насмешек. Это событие, после которого жизнь течет по-другому; и жизнь не станет той же, поскольку она вобрала в себя противоестественное событие. Мы ни в коем случае не ожидаем, что переживем своих детей, и никогда не желали бы этого. С другой стороны, жизнь должна продолжаться, хотя бы во имя тех, кто остался жить, и более того, наш долг — научиться вновь наслаждаться ею. Иначе почему бы мы так скорбели о тех, кто безвременно ушел из жизни — как не потому, что они не смогут более наслаждаться жизнью вместе с нами? Если мы желаем придать должное значение их уходу — и нашей скорби, — мы должны уметь наслаждаться жизнью, которая дана как привилегия нам, а не им, и жить без недостойных пререканий и вражды.

Увы, но из множества людей Хелен и Клиффорд, вероятно, были наименее способны жить по правилам и достойно. И, хотя на самом деле, как мы знаем, Нелл была жива и спала в мягкой кровати всего в сотне километров от дома матери, оба, Клиффорд и Хелен, приехали на место происшествия. Мы бы все желали, чтобы трагедия объединила их во взаимном горе, а не разводила их еще дальше друг от друга в бессильной ненависти.

«Я виноват во всем, — мог бы сказать в этом случае Клиффорд. — Если бы я не вел себя как идиот, то ничего бы не случилось. И Нелл была бы сейчас жива».

«Если бы только я не изменила тебе тогда, — могла бы сказать Хелен, — мы были бы вместе, и Нелл вместе с нами».

Но нет: они глядели друг на друга с враждой и ненавистью; они стояли на этих печальных песках, где недавно были разбросаны останки погибших. Хелен прилетела благотворительным рейсом из Лондона, он приехал на машине из Парижа. Они стояли — и спорили. Горе обоих было слишком глубоко, чтобы плакать, но, оказывается, недостаточно глубоко для того, чтобы перестать обвинять друг друга. На заднем плане работали краны, драги, тракторы; стояла никому не нужная «скорая помощь». И, по мере того, как отступал прилив, он обнажал с каждым дюймом ужасные последствия крушения.

— Ни единого уцелевшего, — сказал Клиффорд. — Если бы ты была благоразумна — то она могла бы приехать морем, а потом поездом, и никогда не оказалась бы в этом самолете. Я надеюсь, Бог покарает тебя. Я надеюсь, ты с этого дня будешь жить в сплошном аду, зная это.

— Это ты украл ее, — вполне спокойно проронила Хелен. — Вот почему Нелл мертва. А что касается ада, то это ты — его посланник, это ты тащил меня за собой в ад; а вот теперь ты погубил Нелл.

Она не кричала, не ударила его; может быть, ее беременность слегка притупила чувства — я надеюсь, что это так. Потом Хелен скажет, что эти несколько дней, когда она верила, что Нелл умерла, были самыми тяжелыми и отчаянными днями ее жизни; но и тогда, в сразившем ее горе, она знала, что во имя неродившегося еще ребенка, она не может позволить себе сломиться. Она не смогла бы жить иначе, если бы не думала о другом ребенке.

— Возвращайся к своей любовнице и своим деньгам, — сказала она Клиффорду. — Для тебя смерть Нелл — ничто! Крокодиловы слезы.

— Возвращайся к своему блядству и к своей поденной лошадке, этому жалкому малорослому журналистику! — парировал Клиффорд. — Мне жаль твоего будущего ребенка: ты и его убьешь!

Так они и расстались: Клиффорд сел в свой «роллс-ройс» с персональным шофером, а Хелен уселась на пустынном пляже и предалась своему горю. Клиффорд отказался идти на идентификацию останков умерших.

— Мне этого не нужно, — сказал он. — Нелл больше нет — и это все.

Он даже не понимал, зачем он приехал; разве что затем, что под давлением горя лучше действовать, чем бездействовать.

Саймон сказал Хелен, что ей не следует идти на опознание самой, и пошел за нее. Сам он копался и искал останки Нелл среди собранных, пронумерованных, сосчитанных костей с обрывками ткани. Власти любят, чтобы подобные вещи аккуратно были сложены и пронумерованы с поистине религиозной точностью. Мы все, ушедшие и настоящие, должны быть обозначены, пронумерованы, сложены и переписаны, иначе стихийное умножение человечества рассеет нас в своем море. Кроме того, существует еще вопрос страховки.

Артур Хокни по происхождению был нигерийцем и окончил Гарвардский университет. Он был высок, широкоплеч, чернокож и элегантен. Артур много путешествовал по миру как расследователь инцидентов, связанных со страховкой, — он работал на «Транс-континентал брокерс».

Если, например, в Китайском море затонул корабль, то Артуру предстояло выяснить причины крушения. Если в центральной Африке уничтожен был президентский дворец, то Артур Хокни изобличал поджигателей и оценивал истинную стоимость потерь. Он входил в любые двери, и толпы расступались перед ним, и люди выдавали секреты. Настолько он был велик и силен, изощрен в хитрости и сведущ в людских пороках, настолько часто ему приходилось сталкиваться лицом к лицу с акулами и вампирами этого мира, что лишь одни безвинные и чистые осмеливались спорить с ним. И «Транс-континентал брокерс» ценила его: ему платили много, очень много.

Он переговорил с Клиффордом, Хелен и Саймоном. Он видел хвостовой отсек самолета, который был вытащен краном из воды неподалеку, но все же в стороне от места крушения; он осмотрел трещины на металле, весьма характерные для диагноза усталости металла; сказал себе, что причиной катастрофы явно было не столкновение; он также осмотрел в хвостовом отсеке два кресла вполне целых; пояса на них были отстегнуты. Но возможно, в этих креслах просто никто не сидел. Но отчего тогда пепельница одного кресла была заполнена до отказа, а на полу у другого — валялся надорванный пакетик от детских конфет? Или салон не был вычищен перед полетом, или пассажиры в этих креслах все же сидели. Он бы облегченно вздохнул, если бы было опознано тело мистера Блоттона, чья профессия и характер ему были теперь известны, и к личности которого было привлечено его внимание по роду службы, поскольку он единственный из пассажиров рейса купил страховку. Но его тела найдено не было. Однако нужно было дождаться приезда несчастной миссис Блоттон.