Вскрикнув, она одернула сорочку и резко развернулась. Рядом с постелью стоял сухенький маленький старичек в белом халате.

- Ну, вот, сейчас температура спадет, - невозмутимо сообщил он ей. - Ну, что же вы, девушка, себя так не бережете? На дворе солнце светит, птички поют. А вы так простыть умудрились. Спустите сорочку вниз: давайте-ка я вас прослушаю.

Ита послушно распустила завязки на вороте рубашки и замерла, гневно уставившись на Ратэка, находившегося неподалеку.

- Я при нем раздеваться не буду. Пусть уйдет, - безаппеляционным тоном потребовала она.

Врач удивленно вскинул брови:

- Скромность у девушки похвальна. Но, что же вы, голубушка, мужа стесняетесь?

Пока Маритта раздумывала, что на это ответить доброму старичку, Дарн не стал дожидаться завершения сего процесса и, хмуро усмехнувшись, вышел. На губах девушки проявилась победная ухмылка, и она показала ему вслед язык. Старый врач не смог сдержать улыбки, глядя на это ребячество, и покачал головой:

- Совсем еще дети...

"Ага", - ответила ему про себя Ита, - "только вот игры у этих детей совсем уж не детские".

Окончив осмотр, старичок достал блокнот и стал в нем что-то писать.

- Хрипов я у вас не обнаружил, - говорил он в это время Ите, - скажите спасибо своему крепкому здоровью. Вот, - он вырвал листок и положил его на тумбочку рядом с кроватью. - Принимайте все по рецепту и скоро поправитесь. И постарайтесь больше не простужаться, милочка. Так и до пневмонии себя довести можно.

За Мариттой ухаживала молчаливая Мария, женщина с крестьянской внешностью, которая кажется, была единственной прислугой в доме. Она старательно избегала расспросов и ничему уже не удивлялась. Похоже, Ратэк сделал ей особое внушение. Сам он больше не появлялся в поле зрения Риты.

Так прошло несколько дней, большую часть которых Ита проводила во сне. Молодая здоровая девушка быстро шла на поправку. Спустя неделю, она уже чувствовала себя отлично. Но это странным образом не радовало ее. Спать больше не хотелось, поэтому Ита просто сходила с ума от вынужденного безделья. Телевизора в спальне не наблюдалось, а за ее пределы девушка выходить опасалась. Общаться с Дарном или с его людьми совсем уж как-то не хотелось.

Мария занесла в комнату поднос с ужином. Маритта поражалась тому количеству пищи, которое женщине удавалось разместить на нем. Она все съесть все рано не могла, даже если бы очень захотела. Но объемы порций каждый раз все так же потрясали.

"А кормят меня на убой", - пришло в голову девушке. Иллюзий по поводу своей дальнейшей судьбы она не питала. Как только топор, нависший над шеей Дарна исчезнет, он, наверняка, устроит ей преисподнюю. На то, что мужчина все забудет и простит ей, Ита даже не надеялась. Отчаяние было таким всепожирающим, что девушка не могла найти себе места. С все возрастающей нервозностью она металась по комнате из угла в угол, на зная, куда себя девать.

Но почему он перестал третировать ее? Такое непоследовательное, необъяснимое поведение мужчины настораживало еще больше, чем если бы он прессовал ее, угрожал, давил на психику, мучил, изобретая все новые и новые издевательства. В размышлениях над всем этим девушка вся извелась, тем более, что больше заняться ей было решительно нечем.

Терпение не было ее главной добродетелью, и последние дни истощили его жалкие остатки. Накопившееся напряжение вырвалось взрывом эмоций. Рита в безудержном гневе, неожиданно для себя самой, смахнула поднос с едой на пол.

- Все. Я объявляю голодовку, - заявила она ошалевшей от ее выходки прислуге.

"Тем более, я уже в этом деле опытная", - ехидно заметила она про себя, - "Очень хочется посмотреть на его рожу, когда он узнает, что я сама отказываюсь от пищи. И голодом меня пытать не получится".

- Мои требования, - распалялась все больше Ита, вспоминая из книг и фильмов, как должны себя вести обычно забастовщики. - Немедленное снятие всех обвинений и освобождение из-под стражи.

Немного похлопав на нее глазами, Мария убежала.

Спустя полчаса в комнату вошел Дарн. Он, как никогда до этого, показался ей отвратительным, поистине воплощением зла.

- Я пришел к тебе с приветом, топором и пистолетом, - пробормотала тихонечко Рита, вся сжавшись, и, на всякий случай, закутавшись поплотнее в одеяло, отползла на другой край кровати, подальше от него. Вдруг поможет?

- Че бузишь? - как-то совсем не агрессивно, лишенным всякого выражения голосом спросил Мирэк. - В сарай опять захотела?

Он подошел к постели девушки и уселся на край.

- А вот не посадишь ты меня туда, - без особой уверенности промямлила Ита, прижимая покрывало к груди.

Кроме нескольких сменных сорочек, другой одежды ей выдано не было. А в таком интимном одеянии девушка чувствовала себя неуютно под его пристальным, словно буравящим ее насквозь, взгляде.

- Ты побоишься, что я копыта откину, и тогда Холмов тебя к стенке припрет, - уже более твердо продолжила она.

- Я бы на твоем месте не был в этом так уверен, - как-то подозрительно ласково ответил ей Дарн. - Считаешь себя очень хитрой? На каждую хитрую задницу найдётся болт с резьбой...

- А на каждый болт с резьбой.., - продолжила было Ита чисто из чувства противоречия, но тут же прикусила язык, заметив опасный блеск в его глазах.

- Чего ты добиваешься? Опять испытываешь мое терпение на прочность?

"Что-то я очень сильно сомневаюсь, что оно у тебя такое же прочное, как череп", - вредненько подумала про себя Маритта, а вслух сказала:

- Я хочу свободу.

- Зачем она тебе? - удивил ее Мирэк.

Девушка даже стушевалась от нелепости подобного вопроса.

- Мой отец, благодаря тебе, в больнице, - всхлипнула она. - Мамка вся извелась. Может, им помощь нужна? Они хотя бы за меня тогда не беспокоились.

- Я им денег дал на лечение. Мы же породнились, - цинично заметил Дарн, демонстрируя свою потрясающую бесчувственность. - Мать твоя так обрадовалась, что даже забыла спросить, как у тебя дела. Я умею внушать людям доверие. Так что, она за дочь не переживает. А твой бывший муж открестился от тебя обеими руками. Как видишь, дома тебя никто не ждет. Что еще?

Маритта замялась, насупившись. Она терпела поражение по всем фронтам. Но оборону прорвать ему не позволит. Если она даст слабину, покажется ему инертной, беззащитной, безропотно дожидающейся своей участи, он ее уничтожит. Она видела это по его глазам, в которых клубилась туманом затаившаяся ярость и что-то еще, чему она затруднялась пока дать определение. А, может, наоборот, проявить покорность, сделать вид, что она смирилась со своей участью? Тогда он расслабиться и утратит бдительность, а она к тому времени обязательно что-нибудь придумает... Пока же нужно прощупать почву...

- Здесь даже телевизора нет. Мне скучно, - заныла она. - Совсем нечем заняться. Вот у меня крышу и клинит.

- Хорошо, - почему-то сразу, не проявляя никакой злости, согласился мужчина, - тебе принесут телевизор.

- А еще я хочу хотя бы раз в день выходить на улицу. Мне после болезни нужен свежий воздух, - наглея, пользуясь моментом, продолжала выдвигать свои требования Ита. - Даже заключенным в тюрьме прогулка полагается. И еще мне нужна одежда...

- Тебя в комнате никто не запирал, - ошарашил он ее, - можешь гулять, сколько хочешь. Одежду тебе дадут. Все?

Совершенно сконфуженная девушка только и смогла, что кивнуть в ответ. Дарнов поднялся. Во взгляде его синих глаз появилась каменная тяжесть. Какое-то время он задумчиво ее разглядывал, потом развернулся и вышел, оставив совсем обескураженную Иту, скорчившую недоверчивую мину, в полном одиночестве.

Вот это его поведение, уравновешенность характера, сдержанность, излишняя снисходительность были сильно как подозрительны. Мысли в ее голове мелькали, сменяя одна другую, но все они, как одна, били тревогу. Что он задумал? Почему так странно ведет себя? Вот если бы наорал, пригрозил расправой, она бы чувствовала себя намного комфортней. Это выглядело бы нормальней для него и в сложившихся обстоятельствах. А так...