Парни переглянулись, и кастет был убран.

Вовка, пользуясь заминкой, быстро сказал, обращаясь к старшему:

— А давай один на один стукнемся, или зассышь, кодлой бить будете?

— Нет, вы слышали, что он сказал? — обратился заводила к остальным. — Неделю назад ныл почти на этом месте, а сейчас драться хочет.

Мальчишки дружно засмеялись. Еще бы, их предводитель был почти на полголовы выше Вовки и килограммов на десять тяжелее.

Он вышел вперед и выплюнул окурок, который во время беседы торчал из угла рта.

Неожиданно его нога, обутая в кирзовый сапог, вылетела вперед. Он метил Вовке в пах. Но тот, отскочив назад, резко разорвал дистанцию.

— О, глядите, да он, как козел, заскакал, — раздались насмешливые выкрики.

Но Вовка уже ничего не слышал. Давно не испытываемое чувство вновь захватывало его, а в голове крутились бесконечные драки его прежнего детства, когда он сам был их заводилой. Видимо, выражение его лица настолько изменилось, что его противник тоже стал серьезен и уже без пренебрежительной улыбки пошел в наступление. Вовка хорошо понимал, что стоит ему пропустить удар от значительно более тяжелого противника, и он уже не боец. Поэтому он все делал, чтобы уйти от этого удара. А тот, никак не попадая в юркого мальчишку, уже совсем забыл об обороне и размахивал руками, как граблями. Вот на таком замахе и подловил его Вовка, четко ткнув кулаком в подбородок. Его противник, постояв долю секунды, кулем упал на землю.

После этого Вовка повернулся к растерянно смотревшим на это хулиганам и сказал:

— Кто следующий получить хочет?

Заика пятился назад, повторяя без заикания:

— Вовка, не надо, мы же с тобой в одном классе учимся.

Но когда тот шагнул вперед, вся троица бросилась в темноту, оставив своего вожака лежать на дороге.

Вслед за ними по пустынной улице разнесся победный Мишкин вопль. Он подбежал к поверженному врагу и хотел с разбегу заехать ногой ему под ребра. Но Вовка вовремя крикнул:

— Не смей, сейчас сам получишь, нельзя лежачих бить!

Он наклонился над лежащим парнем и спросил:

— Мишка, а это кто?

— Ты что, Вовка, и Графа не узнал? Это же Витька Графов, это он тебя на прошлой неделе отпинал. Тогда тебе батя еще добавил за нытье и жалобы.

Вовка потрепал Графова по щеке, тот в ответ открыл глаза и начал медленно оглядываться.

Затем он медленно сел и с удивлением спросил:

— Так ты что, пацан, меня отрубил, что ли?

— Выходит, что так, — ответил Вовка.

— А что, кенты мои сдернули?

— Сдернули. Сдернули! — злорадно завопил Мишка. — Бежали, только пятки сверкали.

Графов, пошатываясь, поднялся.

— Ну, Фома, у тебя и колотуха, оказывается, а я тебя за пустое место держал, — сказал он, оглядываясь по сторонам. — А мои действительно сдернули, послушай, — обратился он вновь к Вовке, — давай к нам в компанию приходи, где мы собираемся, знаешь, но долго не думай, я один раз приглашаю.

После этой речи Витька, потирая челюсть и слегка пошатываясь, исчез в темноте.

Пока шли до дома, Вовка устал от восторженного описания боя. Мишка то и дело комментировал:

— Он ногой, а ты ее рукой отбил! А он со всего размаха! А ты ему в челюсть тырс и отрубил!

— Дома не говори, — буркнул Вовка перед дверями, Мишка послушно кивнул головой. Но когда они зашли в дом, Мишка вылетел в комнату, где за столом сидели родители, и с ходу заорал:

— А Вовка сейчас Графа вырубил! На нас у дома Кияновых его кодла наехала, а Вовка один на один Графа уделал.

Мать побледнела и ахнула. А вот эмоции Павла Александровича были не так понятны.

Он почти не изменился в лице и с надеждой спросил:

— Вовка, это правда, точно отрубил Витьку?

— Да, папа, одним ударом, — кратко прозвучал ответ.

Отец медленно встал из-за стола и почти уперся головой в потолок.

— Мать, — сказал он, — достань-ка чекушку, которая у тебя лежит, это дело надо отметить! Я уже не верил, что такое случится. Вовка, иди ко мне, дай тебя обниму, сынок, нет, все-таки заиграла в тебе моя кровь!

Недовольная мать со стуком поставила на стол чекушку водки. А Павел Александрович тем временем шарил по карманам.

Он вытащил из них несколько бумажек и сказал:

— Вот, бери, тут на мяч должно хватить. Это тебе мой подарок за то, что человеком стал, а не размазней. — Потом обратился к матери: — Ну что, Люда, нахмурилась, радоваться надо, а то всю дорогу парень битый приходил, а теперь, вишь, как дело повернулось. Хоть не стыдно соседям в глаза смотреть.

Павел Александрович налил граненый стаканчик себе, а во второй чисто символически налил несколько капель.

— Ну, Люда, давай за наших обормотов, чтобы все у них было хорошо.

Он единым махом опорожнил стопку и тут же налил себе следующую. Выпил ее уже без тостов, с сожалением посмотрел на пустую бутылку и принялся за свежую картошку, поджаренную на плохом подсолнечном масле. Вовка и Мишка, усевшись за стол, не отставали от него. А мама, уже поужинавшая, с удовольствием глядела на своих мужчин. Но затем она устроила Вовке целый допрос, и с каждым его ответом становилась все мрачнее и, наконец, заплакала.

— Ну что ты плачешь, Людочка, — неожиданно ласково заговорил ее муж, — ну забыл парень после молнии что-то, со временем пройдет, а может, и к лучшему, если бы помнил, как его Витька колотил, и сдачи не смог бы дать как следует. Главное, доктора сказали, что здоров, так что пусть гуляют, пока время есть. В следующем году уже так не получится, на завод его возьму, пусть в учениках слесаря поработает. А ты смотри, Вовка, нынче тебе в восьмой класс идти, а ты не помнишь ничего, так что придется вечерами учебники читать.

По окончанию нравоучений и мытья посуды все уселись за стол и начали играть в лото под звуки классической музыки из репродуктора.

Через час отец скомандовал спать, Мишка полез на верхнюю койку, а Вовка улегся вниз.

Свет был потушен, за окном была темнота, и только от завода слышался далекий скрежет работающих механизмов.

Вовка лежал на кровати, упершись взглядом в доски второго яруса, сна не было ни в одном глазу Минут через двадцать, когда Мишка громко засопел, за ситцевой занавеской у родителей ритмично заскрипела кровать, вскоре раздался сдавленный женский стон, после чего оттуда донесся храп отца.

Вовка все не мог заснуть, он думал, что и как делать. Плыть по течению, оканчивать школу, поступать учиться дальше или сразу пробиваться в футболе, показать себя, хотя что значит в это время быть футболистом, ничего особенного, только известность, от которой нет особого проку. Так ничего и не придумав, он решил, что пока надо просто жить и, только осмотревшись, предпринимать какие-либо шаги. Все же он через какое-то время заснул, несмотря на шипение закончившего передачи радио.

Его, как и родителей, разбудил рупор.

Отец и мать, переговариваясь, одевались у себя за занавеской, Мишка спал как убитый, несмотря ни на что. В рупоре играл гимн Советского Союза.

Отец, выйдя в комнату, удивленно посмотрел на него.

— А ты чего вскочил, спал бы еще. Куда тебе торопиться?

— Да не, батя, — сказал Вовка, — что-то не спится, сейчас на зарядку сбегаю, потом ополоснусь.

— Мать, ты слыхала, что сын говорит, — засмеялся отец, — а ты рыдала вчера, всех бы так молния ударяла, было бы здорово.

Между разговором отец ловко правил опасную бритву на широком кожаном ремне и затем, намылив лицо помазком, уверенными широкими движениями начал бриться.

«Хорошо хоть во взрослого не попал, — мелькнула мысль у Вовки, — хрен бы я побрился, скорее горло перерезал».

Пока отец умывался, мать успела собрать завтрак на столе: холодная вареная чечевица черного цвета и чай с ржаным хлебом. Родители быстро поели и стали собираться на работу Заводской гудок уже гудел вовсю.

— Вова, — сказала мать, — когда свою зарядку сделаешь, разбуди брата, вам сегодня задание распилить два бревна на дрова. Если не помнишь где что, Мишка покажет, и в магазин сходите, может, сегодня сливочное масло будет, говорили, что по пятьдесят граммов на человека дадут. В духовке луковый суп, не забудьте поесть.