Одна из самых сильнодействующих приманок массового движения — в том, что оно заменяет нам надежду. Приманка эта особенно сильно действует в обществе, где широко распространена идея прогресса. В понятии прогресса категория «завтра» занимает очень большое место: понятно, что неудовлетворенность, когда впереди не видно ничего хорошего, крайне мучительна. Герман Раушнинг говорил о догитлеровской Германии: «ощущение, что мы зашли в тупик, было одной из худших мук, какие нам пришлось пережить после проигранной войны»[11]. В современном обществе люди могут жить без надежды только в том случае, если их держат в оглушенном состоянии, если все время заставляют бегать, не переводя дыхания. Отчаяние безработного заключается не столько в перспективе полной бедности, сколько в том, что он вдруг увидел Ничто — полную пустоту. Именно поэтому безработные охотнее идут за продавцами надежды, чем за дающими им пособия по безработице.

Массовые движения обычно обвиняют в обмане их участников: в том, что они надеждами на будущее лишают их возможности наслаждаться настоящим. Но для неудовлетворенных настоящее и без того непоправимо исковеркано: удобства и удовольствия не могут восстановить для них настоящего. Только надежда может принести им чувство подлинного удовлетворения.

Когда наши личные интересы, наши планы на будущее перестают нам казаться стоящими того, чтобы жить ради них, мы начинаем остро нуждаться в чем-то таком, что лежит вне нас и ради чего стоило бы жить. Все формы приобщения к массовому движению: посвящение, преданность, верность, самоотверженность, по сути дела, — отчаянное цепляние за то, что может придать цену и значение нашей опустошенной и обанкротившейся жизни. Именно поэтому соединение со «священным делом» всегда горячо и страстно. Уверенность в самом себе может быть ограничена, но вера в свою страну, в свою религию, расу или в свое «священное дело» должна быть всеохватывающей и бескомпромиссной. Неполное перевоплощение не может вытеснить из нас и изгладить нашего «я», которое мы хотим забыть. Уверенности в том, что мы обрели нечто такое, ради чего стоит жить, не может быть, если мы не готовы за это отдать свою жизнь. Наша первая жизнь была непоправимо исковеркана или как бы пропущена, и нам пришлось найти какую-то иную жизнь, — готовность же умереть за эту иную, выбранную жизнь только доказывает правильность нашего выбора.

Если народ созрел для массовых движений, то это обычно значит, что он готов к любому из них, а не только к какому-нибудь одному движению с определенной доктриной или программой. Положение в догитлеровской Германии было похоже на игру в орлянку: с кем пойдет беспокойная молодежь — с коммунистами или с нацистами? В перенаселенных местах «черты оседлости» царской России еврейское население, жившее в нервном напряжении, было одинаково готово и к революции, и к сионизму; в одной и той же семье один ее член присоединялся к революционерам, другой — к сионистам. Доктор Хаим Вайцман вспоминает слова своей матери, сказанные в те времена: «Что бы ни случилось, а мне будет хорошо: Шмуль (сын-революционер) окажется прав — мы будем счастливы в России, Хаим (сионист) окажется прав — я поеду жить в Палестину»[12].

Восприимчивость к массовому движению вообще не всегда исчезает в человеке даже после того, как он перестал быть потенциальным истинноверующим, а уже примкнул к какому-нибудь движению. А там, где разные массовые движения бурно соревнуются между собой, — там бывают и такие случаи, когда разные последователи одного движения переходят в другое. Превращение Савла в Павла — не редкость и не чудо. В наше время каждое массовое движение в поисках своих новых последователей видит в разных приверженцах враждебных массовых движений своих потенциальных последователей. Гитлер, например, смотрел на немецких коммунистов как на потенциальных национал-социалистов: «Из мелкобуржуазного социал-демократа или из профсоюзного главаря национал-социалист никогда не получится, но из коммуниста получится всегда»[13]. Капитан Рем хвастался, что самого ярого коммуниста он обратит в нациста в четыре недели[14]. С другой стороны, Карл Радек смотрел на нацистов-коричнерубашечников (С.А.) как на резерв будущих коммунистов[15].

Из факта, что массовые движения привлекают людей одного и того же психологического типа и одинакового образа мышления, следует: а) все массовые движения соревнуются друг с другом, и если одно из них набирает больше последователей, то другим достается меньше; б) все массовые движения взаимозаменяемы, одно движение легко может превратиться в другое: религиозное движение может превратиться в националистическое или в социальную революцию; социальная революция — в воинствующий национализм или в религиозное движение; националистическое движение может превратиться в религиозное или в социальную революцию.

Массовое движение по своему характеру редко бывает цельным. Обычно одно движение проявляет некоторые элементы движений других видов; иногда одно движение заключает в себе два или три. Исход евреев из Египта был и бунтом рабов, и религиозным движением, и национальным. Воинствующий национализм японцев по своей сути революционен. Французская революция была новой религией того времени: она имела свои догматы, священные революционные принципы: Свобода и священное Равенство; она имела «свои религиозные обряды, которые, по сути дела, были переделкой католического богослужения, приуроченного к гражданским праздникам. Она имела своих святых, своих героев и мучеников за свободу»[16]. И в то же время Французская революция была и национальным движением. В 1792 году Законодательное собрание издало декрет о том, что алтари повсюду должны воздвигаться с обязательной надписью: «Гражданин рождается, живет и умирает за Отечество»[17].

Религиозные движения времен Реформации имели революционный аспект, выразившийся в крестьянских восстаниях; были они и национальными движениями. Лютер говорил: «В глазах итальянцев — мы, немцы, только презренные тевтонские свиньи. Они, как шарлатаны, эксплуатируют нас и высасывают страну до мозга костей. Проснись, Германия!»[18].

Религиозный характер большевистской революции и революции немецких нацистов общеизвестен. Серп и молот и свастика принадлежат к той же категории, что и крест. Церемониал всяческих шествий и парадов похож на церемониал религиозной процессии. У обеих имеются свои догматы веры, святые, мученики и священные гробницы. Революции большевиков и нацистов являются также и вполне зрелыми национальными движениями; правда, нацистская революция была таким движением с самого начала, а национализм большевиков проявился не сразу.

Сионизм — это и национальное движение, и социальная революция. Для ортодоксального еврея, однако, сионизм также и религиозное движение. Ирландский национализм имеет глубокую религиозную окраску. Сегодняшнее массовое движение в Азии одновременно и национальное движение, и революционное.

Задача прекращения одного массового движения может быть разрешена заменой его другим массовым движением. Социальная революция может быть остановлена путем поддержки религиозного или национального движения. Например, в странах, где католицизм снова стал духовным массовым движением, он противодействует распространению коммунизма. В Японии национализм впитал в себя и все движения социального протеста. На нашем Юге движение расовой солидарности действует как предупредительная мера против социального взрыва. Подобная же ситуация наблюдается и среди французов в Канаде, и среди буров в Южной Африке.