Убедившись, что пол скользит, как проклятый, Арчи разбегается по нему, как фигурист, стремительно обкатывает зал по периметру и безо всякой подготовки или предупреждения выполняет тройной аксель. Ничего себе воспитанник мне достался! Еще бы музыку ему сюда, желательно живой оркестр.

Верзила стоит, распахнув рот. Наверняка это не первый и даже не двадцать первый его турнир — но такого он еще не видел.

К двери подлетает худющая девка с металлическим веслом в руке и замахивается на верзилу. Однако увидев Арчи, крутящего фуэте посреди зала, замирает как вкопанная — думает, это новая опасная ловушка и в комнату лучше не входить. Зря, зря, деточка, на турнирах не любят тормозов. Верзила выхватывает у нее весло и толкает им девушку в грудь. Ну а я скромно подбегаю сзади и, как и планировала, втыкаю ему в поясницу тот самый ножичек.

Арчи хохочет. Я заметила, что в те моменты, когда оружие входит в чье-то тело, он старается зажмуриваться — но уже через секунду его окаймленные тенями глаза вновь распахнуты и жадно изучают обстановку.

— Шел бы ты наверх. — Я неожиданно замечаю прислоненную к окну винтовку со штыком — она пряталась за шторой. Огнестрельное оружие на игровом поле этого турнира бесполезно — но штык неплох, весьма неплох. Теперь бы еще что-нибудь помельче в другую руку…

— Где здесь другая ближайшая лестница? — как ни в чем не бывало спрашивает Арчи.

— Кто бы знал… — беру здоровенную шпильку для волос и отправляюсь на звук ближайшей схватки. — Иди наверх. Завтра или позже, когда захочешь, ты сможешь выйти в турнир в качестве полноправного участника. Но сейчас у тебя другая задача.

Интересно, догадывается ли он о настоящей сути дела? У менторов появилась гипотеза, что Арчи не доверяет Эмме. К такому выводу они пришли потому, что не смогли придумать поводов, по которым он бы не доверял другим менторам. До попадения в Ритрит он их знать не знал и видеть не видел, так что все они для него должны были казаться равновеликими единицами. Но вот в Эмме он мог почуять карнавалетскую кровь и почему-то принять за потенциального недоброжелателя.

В соответствии с разработанным планом, Эмма нашла себе дела вне Ритрита и отлучилась на несколько дней — естественно, не переставая следить за Арчи дистанционно. Сейчас, на турнире, она всматривалась в каждый его шаг и жест, чтобы проанализировать черты поведения карнавалета в целом и Орла в частности. Я должна заставить Арчи проявить эти черты как можно ярче. Пока вроде получается.

Он куксится — но покорно вспархивает вверх по лестнице. Я никогда не была в зрительской зоне и понятия не имею, что там происходит. Но сейчас зайду, впервые — не физически, а мысленно, направив свою вторую перспективу зрения вместе с Арчи.

Пока внизу гремит сталь и рушатся тела, в моей голове параллельно этому зрелищу идет другой визуальный ряд. Второй этаж похож на фойе кинотеатра — не слишком уютное и не рассчитанное на то, что там будут находиться долго. Кресла, журнальные столики, кофе-машины — и ничем не огороженные дыры в полу, через которые можно наблюдать за битвой.

Арчи несколько разочарованно осматривается и идет налить себе кофе. Эмма, наверное, пока не слишком впечатлена.

Ух! Я натыкаюсь на редкое зрелище: двое фехтуют, меч против металлической трубы. Нечасто выпадает такое, чтоб два противника смогли заполучить более-менее сопоставимое оружие и оказаться рядом. К тому, кто с трубой, пытается подскочить сзади третий участник схватки и жахнуть ему по голове металлической рамой от картины — но не успевает, труба протыкает его быстрее.

Отхожу в сторону и занимаю относительно безопасное место. Вторая перспектива зрения под влиянием Арчи становится невероятно четкой, до предела выкрутив свою резкость. Я вижу-чувствую, как он бродит по второму этажу, весь в раздражении на ограниченный обзор. Да, через мои глаза он может видеть так же, как я через него — но ему хочется большего. Хочется, чтобы покрытие пола не загораживало зрелище.

Тот, кто с трубой, добивает того, кто с мечом. Я отбегаю еще дальше, не хочу тягаться с таким длиннющим куском металла. К счастью, с этим бойцом расправляются буквально на моих глазах: ему подставляют подножку, а когда он падает, надевают ему на голову металлический абажур.

— Дьявольство! — ревет кто-то яростно и безнадежно и совсем недалеко. — Объединяемся!

Ага, конечно, сейчас. Это может быть обманкой. Мой секрет успеха в боях — всегда держаться ото всех подальше. Подбежишь к зовущему — а он тебя на копье нанижет…

Под потолком проходят балки, оставляя зазор примерно в полметра. Для меня достаточно: я вскакиваю на комод, прыгаю и подтягиваюсь на балку, укладываюсь на ней плашмя. Теперь главное — смотреть по сторонам. Снизу меня почти не видно — но если кто-нибудь додумается улечься на другую балку параллельно мне, он сможет меня сбить одним метко пущенным ятаганом.

Увы, этот крик был не обманкой — а лучше бы был. По нашу душу явились истребители: игроки высшего уровня, которые накопили в прошлых турнирах значительное количество очков и намеренно не расходовали их, чтобы потратить сейчас. Потратить на нас. Потратить на боль. Истребители — единственные люди, способные причинять другим боль на турнире. Они вмешиваются в игры исключительно редко, потому что им надо сбиваться в отряды — а для этого надо дождаться, чтобы все накопили достаточное количество очков. И вот они накопили. В коридорах появляется отряд в серых рубахах.

Боец, не успевший вовремя обернуться, визжит, как резаная свинья: истребитель одним мастерским движением клинка снял с него скальп. Но боец жив, и оружие из рук истребителя никуда не делось — а значит, мучения продолжатся. Снова визг: раненый прижат к стене, и у него один за другим обрубают пальцы.

Опа! А вот это отличный ход. В шею истребителя влетает исполинское лезвие размером с сиденье для стула. Фонтан крови хотел было хлынуть — но не успевает, тело убитого истребителя растворяется в воздухе.

Однако того, кто швырнул лезвие, тут же скручивают, придавливают коленом в пол и начинают терзать скальпелем. Я морщусь — не люблю настолько патетический визг.

Ожидание кажется неимоверно долгим. Я не могу спрыгнуть, пока истребители не разделаются со всеми жертвами в этой комнате — а это процесс небыстрый. Комната превращается в настоящую камеру пыток — и странно, как никто не догадается поднять глаза под потолок и увидеть меня.

Арчи припал к дыре в полу, стоя на коленях. Представляю, как ему сейчас тревожно: не то ли я обманула его, сказав, что ему ничего не грозит, либо эти адские вопли не более чем театральная постановка. Держись, мальчик, держись — тебя защищает зрительская зона.

Дождавшись, пока последний истребитель покинет комнату, я спрыгиваю в центр зала и подхватываю металлическую ножку от стула — единственное подобие оружия, которым здесь можно поживиться. Изменяю своей обычной тактике и движусь не в том направлении, откуда раздаются звуки — а туда, где нависла гулкая тишина. Пока истребители делают свое дело, лучше отсидеться. Пусть их отряд поредеет, насколько это возможно — а схлестнемся мы в самом финале.

В темной похожей на вагон комнате застыла хрупкая девушка чуть повыше меня, с длинными русалочьими волосами. В руке держит отличный нож. Смотрит на меня с выражением возвышенного испуга и спрашивает:

— Ты будешь драться с ними? Я, пожалуй, лучше харакири сделаю. Не люблю боль и не хочу ее терпеть.

Я тоже не мазохистка. Но я азартная — и если есть шанс рискнуть в драке, вряд ли его упущу.

— Харакири? Мне делать больше нечего? — чересчур высокомерно отвечаю я и, к приятнейшему удивлению, замечаю в комнате еще один прекрасный нож. Деликатно заимствую его. Иду вдоль по коридору.

Истребители не имеют привычки сидеть в засаде или подкрадываться незаметно. Они — сила слишком грозная и мощная, чтобы унижаться до скрытности. Поэтому я никак не ожидаю подвоха — а истребитель бросается на меня именно что из засады, выскочив из-за плотной портьеры (в которой было так легко запутаться — но он, зараза, избежал такой ошибки).

Он хватает меня за волосы, вдавливает в стену и легонько прорезает кинжалом плечо. Неглубоко — просто чтоб напугать меня и заставить вдыхать запах собственной крови. Я втягиваю воздух как можно глубже и велю себе отключить чувство боли. Лицо истребителя скрыто темной маской — какие же они все-таки романтики.