Зеленая лягушка сидела в сторонке и внимательно слушала разговор двух людей.

Леда бежала без оглядки через противный подлесок и никак не могла остановиться. Каждый шаг давался с трудом, не хватало воздуха, и в глубине души она понимала, что долго так не выдержит. Лесок сменился болотом, и Леда присела отдохнуть на торчащую из воды корягу, пытаясь перевести дух и собраться с мыслями. Прошло совсем немного времени, как она сбежала от этих ужасных колдунов, если только это были просто колдуны. Судя по всему, они были куда хуже обычных колдунов. Воздуха не хватало.

И тут Леда вспомнила, что ей говорили. Мол, долго человеком быть все равно не сможешь, пока срок не выйдет, задохнешься. Да и сами придут, если что. Значит, не удалось-таки вырваться окончательно на свободу. Еще сколько времени осталось до конца того срока… А теперь делать нечего, хочешь жить — полезай в лягушачью кожу. Леда горько вздохнула и дотронулась до коробочки, висевшей у нее на шее. Мир уже привычно увеличился, и все вокруг стало большим-большим.

Большая зеленая лягушка сидела на коряге, торчащей из болота, и продолжала думать. Ох, не в добрый час обратил внимание на нее этот, черный. Появился неизвестно откуда со степчаками, к себе уволок, видно понравилась. А потом браслет подарил. В племени Леды каждый ребенок знает, что значит, если мужчина девушке браслет дарит. Возьмешь его, значит, согласна. Значит, свадьба скоро. А зачем ей этот колдун?

А как он обиделся, когда она от его подарка отказалась! И превратил в лягушку. Ох-хо-хо, хорошо эта ведьма ей еще подсказала, как хоть на время собой становиться. Все дело. А там глядишь, и срок пройдет. Ведьма эта странная. Лицо молодое, а на голове ни одного неседого волоса нет. Видать, лицо себе наколдовала, они, ведьмы, и не то могут. Да и избушка у нее странная. Та, в которую ее из деревни принесли. На трех ногах стоит, покачивается, будто век там стояла. А ведь ту полянку Леда прекрасно знала, еще в детстве землянику там собирала. Да и не только это странно. Вошли-то в избушку ту на поляне, а вышли среди скал… Где ж правда-то?

Утомленная бегом и умственными упражнениями лягушка спустилась под корягу в теплую мелкую воду и задремала. А когда она проснулась, то ужасная правда уже высветилась в ее освеженном сознании. Ну, конечно, как же она сразу не догадалась! Ее же сверху донизу распорол тот степчак, где ж это видано, чтоб от такой раны не умирали. Вот колдуны эти с того света за ней и пришли. Недаром, как только этот черный ее коснулся, сразу и боль исчезла. А где раны? Нет их. Ясное дело, ее тело где-то там под открытым небом у сгоревшего дома и валяется. А ее на тот свет забрали. Потому и вышли они из избушки совсем не там. Вошли-то в нее еще в мире живых, а вышли, видать, уж у мертвых. А уж там все бывает. И змеи, пламенем дышащие — даром что ли Леда по ночам следы огненные в небе видела, и превращения — вот она тут и сидит в зеленой шкуре, и прочее… Да и сами они говорили, что не из ее мира прилетели на этом самом, никак не держалось в памяти, то ли «гори-ни, гори-ын».

Одно только удивительно, неужто она оттуда действительно сбежала? Впрочем, почему бы и нет? Рассказывают же истории про это. А тут ей эта ведьма помогла, Ягге. Взяла с собой, пустила в избушку. А уж когда дверь открылась, тут Леда не стала ждать, как припустила в лес… И вот теперь уже недолго осталось подождать, и можно и снова человеком стать.

В рубку растрепанная и взволнованная вбежала Иагге:

— Кош'э, Леда сбежала!

— Как?!

— Я ее взяла с собой на разведботе, она сама попросилась. А там как бросилась в лес, я ее и потеряла! Как же она там? Ее ж как лягушку любой зверь сожрать может! А человеком она еще не скоро стать сможет, несколько недель еще осталось!

— Может, датчик?

— Нет, он включится, только если она в беду попадет. Только тогда мы скорее всего не успеем.

— А трансформер?

— Он тоже бесполезен для обнаружения. Разве что она его разломает. Тогда всплеск должен быть в нуль-диапазоне.

— Ну, тогда, наверное, нам ее не найти…

— Но ведь это ужасно, она погибнуть может!

— Слушай, мы сделаем все, что можем. Поставим контроль за нуль-диапазоном, будем ждать сигнала от датчика. Но сама же понимаешь, найти одну конкретную лягушку в дремучем лесу безнадежно.

— Она, перед тем как убежать, вернулась в человеческий вид.

— Тем лучше, значит, скоро начнет задыхаться, тут-то датчик и сработает. А тогда мы точно успеем. Словом, успокойся. Да, очень плохо, что она осталась без присмотра, но все равно мы ничего сделать уже не сможем…

— Ой, Кош'э… Устала я тут, когда же тут все уляжется, а мы снова дома будем… — и Иагге заплакала, вцепившись в мужа и уткнувшись в его форменную куртку. Кош'э нежно прижал жену и гладил ее волосы, стараясь успокоить, хотя и у него самого на душе было очень неспокойно…

Поселение шумело с утра в ожидании дневного ритуала. Три кнесича должны были сегодня найти себе невест. В соответствии с древним обычаем, каждый пустит стрелу с завязанными глазами, и на чей двор стрела упадет, туда и сватов засылать. Конечно, сейчас уже не те времена, и наиболее знающие люди говорили, что не так уж прост кнесь, чтоб брать в невестки кого попадя. В нужных дворах уже лежат стрелы, чтоб предъявить их как знак судьбы, кнесичей повернут в нужном направлении, так что все что от них требуется — не переусердствовать. Пусть стрелы хоть за тыном упадут, кому какое дело? Кто заметит? Лишь бы с той же стороны радостный вопль из какого двора раздался, извещая жениха, что его выбор уж сделан.

И хотя ничего неожиданного не должно было произойти, все равно народ гудел, гадал, кто же пойдет нынче замуж, и ждал праздника. Угощенье — оно и есть угощенье, если и ожидаешь его, оно от этого не портится. А что все заранее известно, так и ладно. Оно и лучше, спокойнее.

Но оказалось, что известно было не все. Причем всем. Два старших брата, Хорь да Щек, послушно остановились по подсказывающей руке и, не слишком усердствуя, пустили стрелы так, чтоб те со двора улетели. Разумеется, стрелы тут же нашлись именно в тех дворах, где были девки на выданье, имена которых толпа восприняла с громкими криками одобрения, поддержанными уже выкаченными на свет для всеобщего потребления бочками медовухи.

А вот младшему зачем-то приспичило выкрутиться и пустить стрелу действительно куда глаза глядят. Молод еще видать, глуп. Никакого удальства не вышло, улетела стрела в болотце за рощей близ поселения, вот и все удальство… Только народ расстроил юный балбес. Ну, да делать нечего. Хочешь — не хочешь, а все видели, куда стрела полетела, теперь ищи, где хочешь. Так что сел юный кнесич Кей на коня да поскакал за своей стрелой.

Проскакал он рощу, спустился с коня в дорогой сбруе да стал глядеть, где ж стрела его. Вдруг видит — сидит лягушка и держит его стрелу. Да сидит непросто, смотрит на него как-то по особенному, осмысленно… Вдруг скакнула она за куст, и раздался оттуда голос:

— Кто ты и что тебе надо?

Замялся Кей. Слыхал он о духах на болотах да в лесах, слыхал и о том, как они облик разный принимают и голосом человеческим говорят, а так чтоб самому все видеть и слышать… этого ему еще пока не доводилось. Да и не только ему, все кто рассказывал, обычно не о себе говорили, а о ком-то еще, чаще всего давно умершем. А тут… Словом, заробел кнесич, а его опять спрашивают:

— Чего молчишь? Немой, что ль?

— Кей я, сын кнеся местного. Стрелу послал я, чтоб невесту мне нашла, а вот сюда попала. Вот и ищу. Не видала?

— Как не видать? Видала. Да и ты ее видел. Невесту свою…

— Невесту? Смеешься, что ли? Стрела-то у лягушки была?

— У нее, у нее. Так что нашел ты свою невесту.

— Какая ж лягушка мне невеста?

— А ты спорь, сам стрелу пускал. Да и не тужи слишком, сам увидишь потом, что не прогадал. Возьми ее с собой, да побережнее. А там, придет время — увидишь…