Было время отлива. Море далеко отступило, обнажив осклизлые камни, и с громким рыканьем, напоминающим ворчанье львов, на эти камни взбирались тюлени, что посильнее. Тюлени и приманивали к берегу медведей.

Больше всего собралось тюленей в конце каменистой косы. Немало их лежало поодиночке на разбросанных по всей лагуне камнях. Те, кому «лежаков» не досталось, вскинув головы, спали, оставаясь в воде. Проведя подсчет, Новиков заявил, что тюленей собралось на лежбище около тысячи. Для заповедной зоны это очень неплохо. Далее следовало попытаться подобраться к тюленям поближе и определить, к каким породам они принадлежат. Ведь в Тауйской губе обитает пять видов тюленей.

Прячась за камнями, мы поползли по косе. Подобраться к залежке нам удалось метров на пятьдесят. Серебристо-серые пятнистые звери, изредка вскидывая головы и озираясь, в блаженстве нежились на солнышке.

В основном здесь были ларги — бесстрашные тюлени-путешественники, которые, преследуя косяки рыб, заходят в реки, поднимаясь вверх на сотни километров.

Новиков разглядел среди лежащих тюленей и зверей других пород: акиб, лахтаков. Но как ни приятно было наблюдать за их поведением, лежа в такой близости, все-таки вскоре пришлось уходить.

Приближалось время прилива. А приливы в Тауйской губе достигают пяти метров. Вспомнив про это и увидев домик кордона в страшной отдаленности, я заторопился, неловко поднялся. Лежавшие, словно мешки, тюленьи туши пришли в мгновенное движение. Вскипела, как в шторм, вода, и лежбище опустело. Несколько сотен черных голов всплыло по обе стороны от косы. «Ничего,— успокоил меня Новиков,— немного недоспали. Уже начался прилив, через десяток минут им все равно бы пришлось подниматься».

Затем с Николаем Семеновым мы объехали на катере островок, поднимавшийся из воды неподалеку от заповедника. Помимо чаек и бакланов, увидели здесь канюков, дербника, луня, а главное, целое семейство белоплечих орланов — редких птиц-эндемиков, гнездящихся только на восточном побережье нашей страны.

Две белоногие белоплечие птицы с массивными желтыми клювами сидели на напоминающем печную трубу скалистом выступе. А над ними кружила третья птица, по всей вероятности, самка. Это мне удалось сфотографировать. Сидящие птицы вели себя спокойно. Понадеявшись сделать снимок с более близкого расстояния, я попытался взобраться на скалы, однако красавцы орланы расправили мощные крылья и соскользнули вниз, забравшись затем высоко в небо.

В тот же день мы поднялись в горы, пройдя тропой, по которой лесники обходят границу заповедника. Вел нас по ней Сергей Швецов. Идти тут оказалось нелегко. Мох скрывал острые камни. Преграждали дорогу заросли кедрового стланика. Приходилось балансировать, преодолевая каменистые осыпи. Иногда надвигавшиеся облака вмиг окутывали все непроницаемым туманом. Да и высота сказывалась. Но, поднявшись к вершинам, мы забыли о трудностях пути.

Далеко внизу своеобразной вихляющей походкой неторопливо продвигался по берегу небольшой речки хозяин здешних мест, черного цвета медведь.

Над рекой, почти не взмахивая крыльями, парили чайки. По склонам гор поднимался в зелено-золотистом осеннем убранстве невысокий горнотаежный лес. И эта нетронутая, первозданная живая красота так в ту минуту подействовала на душу, что захотелось остаться здесь навсегда.

— Вот и со мной что-то подобное случилось,— словно подслушав мои мысли, признался Сергей Швецов.— Я в Бурятии родился. Маме врачи посоветовали сменить климат, вот мы и переехали сюда. В Оле я поначалу все Бурятию вспоминал, природа ведь там очень красива. А в армию ушел и по здешним местам затосковал. Честно скажу, и это море, и эту тайгу во сне видел. Домой возвратился, имея специальность радиста. В первый же день начальник радиосвязи в Оле к нам пришел, работать к себе звал, хорошее место предлагал. Но я уже решил окончательно: к Семенову в лесники пойду. Еще в армии с ним списался. И он для меня место в заповеднике держал. Верил, что смогу помогать ему сберегать всю эту красоту.

Вечером, когда все собрались в избе, все еще находясь под впечатлением увиденного, я спросил у Новикова, а так ли уж необходимо было заповедник из четырех участков создавать? Нельзя ли было создать один большой заповедник, как, к примеру, сделали на Таймыре?

— Проектирование заповедников — дело очень сложное,— отвечал Александр Сергеевич, немного подумав.— Особенно в такой области, как наша, Магаданская. Знаете, наверно, что в недрах ее сосредоточены едва ли не все элементы таблицы Менделеева, а геологи и сейчас, что ни год, продолжают открывать новые месторождения. И не возьмись за проектирование заповедника Алексей Петрович Васьковский, думается, ученые и по сей день думали, где и каким ему быть.

О Васьковском мне уже приходилось слышать. Это был удивительный человек. В бухту Нагаева он прибыл в 1931 году. Долгие годы проработал в геологической службе Дальстроя, открыв немало месторождений и написав множество научных статей, касающихся изучения природы этого края. Широта его интересов поражала. Помимо родной геологии, он занимался палеонтологией, палеографией, орнитологией, ландшафтоведением, этнографией и многим другим. Коллеги называли его «ходячей энциклопедией», казалось, не было вопроса, на который он не мог дать ответ.

За работу в Дальстрое Алексей Петрович Васьковский был награжден орденами Ленина, Красной Звезды, «Знак Почета». А когда в Магадане был создан Институт биологических проблем Севера, он пришел туда, чтобы возглавить новую лабораторию ландшафтоведения и охраны природы. Да и кому, кроме него, было возглавить ее. Двадцать различных карт Магаданской области было подготовлено им для печати, край этот он знал досконально. Узнав теперь, что именно ему принадлежит идея заповедника и разработка его научных основ, я с интересом стал слушать дальнейшие объяснения.

— Заповедник не мал,— говорит Александр Сергеевич,— почти миллион гектаров занимает его территория. По современным научным стандартам это как раз то, что требуется. Он разделен на четыре участка, но, взгляните на карту, все они сосредоточены на юге Магаданской области. Заповеданы, помимо полустрова Кони, междуречье Челомджи и Кавы, участок пойменных лесов Колымы под Сеймчаном, прибрежная долина реки Ямы и Ямские острова. Оказался под охраной весь комплекс природы, тяготеющей к побережью Охотского моря.

На Чукотке,— продолжал Новиков,— уже действует заповедник «Остров Врангеля». Там охраняются лежбища моржей, берлоги белых медведей, гнездовья белых гусей — вся природа, тяготеющая к Северному Ледовитому океану. А в нашем заповеднике «Магаданский» взяты под защиту тундровые и таежные ландшафты, реликтовые сибирские ели, снежные бараны, различные птицы, нерестилища лососевых рыб, тюлени, сивучи, подводные биоценозы... И получается, таким образом, что эти два заповедника помогают нам сохранить всю природу огромной территории нашего северо-востока!

Мне не было известно, по долгу ли службы или по зову сердца брался за дело по проектированию заповедника «Магаданский» Алексей Петрович Васьковский, но в этот момент я понял, что к делу сохранения природы он относился с большой любовью...

Утром мы отправились в обратный путь. Было тихо, и лесники решили переправить нас в Олу на быстроходном «прогрессе». Александр Кармазиненко запустил подвесной мотор, катер рванулся с места, и берега полуострова Кони стали стремительно уходить назад. Вскоре уменьшились до точек фигурки провожавших нас лесников, но еще долго был виден светлый квадрат крыши их кордона. Кордона, с которого началось сохранение территорий заповедника «Магаданский».

Магадан — Москва

В. Орлов