Конечно мушкеты противника могут прицельно вести стрельбу не более шестидесяти саженей, не считая егерей с их винтовочным оружием, но вот залпом европейцы ведут огонь начиная с сотни саженей. Пусть эффективность от подобного огня невелика, но все же шальная пуля может достать зазевавшегося бойца, чего по Уставу следует избегать всеми силами. Именно поэтому стрелкам не разрешается задерживаться для четвертого выстрела. Да и задача у них не в том, чтоб убит ькак можно больше солдат противника, а в том, чтобы выбить как можно больше командиров, знаменосцев и барабанщиков. Всех тех кто может вести за собой, командовать или организовать.

Эту тактику отлично отработали гвардейцы еще в прошлую кампанию против осман. Тогда стрелки собрали богатый урожай, внеся сумятицу, а порой и панику, на каждом участке, где появлялись. Жаль только тогда их было до обидного мало, теперь же в каждом батальоне имеется своя полурота подготовленных воинов, обученных к быстрой, точной и главное 'умной' стрельбе. Но это в идеале. Да, пусть они показывали отличные результаты на учениях, но реальный бой это совершенно иное.

Вон уже и туман почти развеялся, хотя холм по-прежнему в белесой дымке — ветер никак не сгонит пороховой дым, мешая артрасчетам вести прицельную стрельбу, которая ой как нужна, особенно в свете последних открытий. Вон колонны врага движутся, следом за первыми шеренгами, да не просто маршируют, а бегут! Прямиком к левому крылу, сразу три!!

Тяжело Боуру придется, но ничего, справится, да и резервы есть…

— Залпами, повзводно, ПЛИ!

Люнет левого крыла, больше похожий на маленький форт с земляной насыпью, с трех сторон затрещал сотнями выстрелов, иногда сквозь это треск перебивал грохот одного из двенадцати орудий, установленных в люнете.

— Командирам взводов — огонь по готовности! — скомандовал майор Петров уже после третьего залпа. Теперь, когда враг вот-вот начнет приступ их невеликого укрепления все будет зависеть от умений каждого отдельного воина, его дисциплины и смекалки. Ну а гранаты с парочкой новых гостинцев комбат прибережет на крайний случай, благо, что стрелки вернулись в целости, могут и метателями потрубиться. Есть у них и такие навыки.

А враг, не смотря на ужасающие потери, буквально устлал телами своих солдат, все пер и пер вперед. Убиваешь одного, на его место встают двое, их отправляешь на тот свет, а перед тобой уже трое!!

Больше не было шеренг, как не было и слитных залпов вводов, все смешалось и разделилось на отдельные баталии, особенно это стало заметно когда к люнету подошли сразу две бело-черные колонны австрийцев.

И ведь самое паршивое не в том, что подошли именно имперцы, а в том, что до них бойцы уже отбили атаку поляков. А тут сразу новая!

Майор глянул на бойцов, но на их лицах застыла решимость, ни намека на возможное смятение или тем более панику. Воины четко и слажено готовились к бою, убирая в ременные петли дополнительные патроны…

А враг тем временем перестраиваясь прямо на ходу бросился на люнет, огибая ег ос двух сторон, стреляя прямо на ходу! Да так плотно, что русским воинам приходилось стрелять едва ли не в полглаза, чуть-чуть высунувшись из-за края.

— Бомбы! — вдруг закричал один из бойцов. И тут же за стену люнета свалился чугунный шар с тлеющим шнуром. И видно метал профи — не прошло и пары секунд как от серого хвостика остался лишь дым.

Ба-бах!

Рядом стоящие упали наземь: кто оглушенный, кто раненый, а двое вовсе пали уже мертвыми. А противник не останавливался, рвался вперед, стрелял и бросал бомбы, но теперь бойцы были настороже, и если успевали, бросали их за стены.

Но как оказалось чуть позже, враг делал ставку не на бомбы, а на скорость своих ног и медленную реакцию русских воинов. Частично австрийцам план удался. Имперские солдаты все-таки добрались до четвертой стороны люнета: незащищенной и открытой…

В корпусе 'Русских витязей' не было конницы, но зато имелись эскадроны поддержки, состоящие из калмыков и казаков, приданных им на время боевых действий. Часто вместе с конными разведчиками отправлялись воины из отдельных специальных отрядов. С эмблемой в виде оскалившегося волка. Некоторые из них уже успели снискать себе славу отличных бойцов, уничтожив немало разбойничьих логовищ. Хотя о многих операциях обыватели даже не догадывались. И быть может даже к лучшему.

Теперь же пришел черед испытать заматеревших 'волчат' в горниле полноценной войны, где есть только свои и чужие, а о жалости вовсе не следует вспоминать…

Этот 'выход в поле', как любит говорить наставник Алехандро, прочно осевший в Петровке пару лет назад, для Ялбу, младшего сына Аюки-хана и Ярослава Тихого, сына каменщика, был не первым, но более волнующим предыдущих. Сегодня два друга в составе казачьей полусотни уходили вглубь леса, следить за врагом, и по возможности добыть языка.

Выступили, считай под утро, когда началась канонада русских орудий. Но стоило им пройти меньше версты, как хорунжий Василь Маньяк остановил полусотню и начал о чем-то усердно совещаться со своим замом.

— Пойдем, послушаем? — предложил Ялбу.

Ярослав скептически хмыкнул, он за все время их знакомства постоянно попадал в истории, но исключительно благодаря калмыцкому другу, у которого как любил говорить наставник Петр 'шило в заднице'. И хотя Ярослав считал друга за брата, которого у него никогда не было, но не признать истину не мог — Ялбу и правда порой бывал несносен, особенно в моменты когда задумывал очередную шалость. Распознавать оные Ярик научился давно — первый признак это конечно чуток раскосые карие глаза горящие нездоровым энтузиазмом. Второй — один из бравурных мотивчиков, напеваемых другом себе под нос.

'Кому-то строевые песни точно не дают спокойно жить', - как-то заметил сержант Петренко, глядя как Ялбу работая в наряде в лютый мороз лихо насвистывает осточертевшие мелодии.

И вновь Ярослав Тихий с ним был согласен. Однако как бы там ни было, но оставлять друга одного он даже не думал. Оба кадета стояли друг за друга горой в любой ситуации: будь это стычка со старшекурсниками или урок по математике у дотошного наставника Епифана.

Вот и сейчас в глаза калмыцкого хана, принесшего роту верности государю российскому, появился нездоровый блеск маньяка — человека увлеченного до потери здравого смысла.

— Мы на задании, — попытался воззвать к разуму друга Ярик.

— Так наше желание супротив него не идет, вон и остальные подтягиваются, мы лишь чуточку ближе подойдем, так чтобы я услышать мог, — тут же ответил Ялбу.

Что-что, а в умении подвести теоретическую базу, пусть даже шаткую донельзя ему на всем курсе не было равных. Особенно когда это касалось очередного 'злодейства'.

Ярославу ничего другого не оставалось, кроме как последовать за названным братом, который уже тихой сапой полез окольными путями к намеченной цели.

На 'волчат' казаки внимания не обращали, считая их балластом, из-за чего и отношение было соответствующим. Не ладились они у корпуса ни с кем, витязей ведь считали малолетними несмышленышами, пусть даже и попробовавшими вражьей крови. Единственно гвардейцы относились прохладно-нейтрально, ревнуя к третьему знамени, возникшему слишком быстро и уже успевшему себя проявить, чего бы там разные личности не говорили.

— … да пойми ты, иначе нельзя! Наши свободы москаль забрал. От вольного казака только дух остался, да и тот вскоре выветрится.

— Не мели чушь, Михайло! Не нужно нам этого, крест целовали, в верности клялись — этого достаточно, да и притеснений нет, ну а коле за зипунами ходить запретил, так иное занятие предложил. Тебе ли не знать?

— Знаю о чем гутаришь, но одно дело поживиться у шляхты, аль нехристей пощипать, да жёнку найти, а другое на Восток переселиться, — недовольно ответил помощник хорунжего.

Ярослав с Ялбу удивленно переглянулись. О подобном в корпусе не рассказывали, да и среди воев не слышали, хотя 'волчата' наиболее вхожие в воинские круги витязи — специфика обязывает.