На изгибе Жабинки, полувысохшей речушки, струящейся через всю Дачу к Тимирязевским прудам, встречаем инженера-гидролога Галину Денисовну Пилецкую. Устав от ходьбы, она отдыхает у родника.

— Сегодня снова обследовала Синичку,— сообщает Пилецкая.— И скажу прямо, потрясена: устье реки обрезано железной дорогой, верховье застроено жильем. Удивляюсь, как она еще дышит. А вода уже заражена городскими стоками...

Галина Денисовна достает из полевой сумки гидрологическую карту Дачи.

— Обратите внимание: за последние полвека из-за дорожных и городских работ уровень территории Дачи сильно понизился по сравнению с уровнем города. В результате сюда устремились городские стоки. Если так будет продолжаться и дальше, заповеднику угрожает серьезнейшая опасность.

— А что можно предпринять? — интересуюсь я.

— Во-первых, срочно начать строительство специального водостока. Во-вторых, полностью обновить старый дренаж. Это даст лесу свежее дыхание, поднимет уровень грунтовых вод, остановит развитие болот. Но даже эти элементарные проекты осуществить не так-то просто. Сколько приходится биться нашему заведующему лабораторией лесоводства Александру Михайловичу Бородину! Сплошь и рядом находятся люди, которые на полном серьезе считают, что лесная опытная Дача мешает интенсивному развитию города. С таким же успехом можно утверждать, будто реки, гибнущие от ядовитых промышленных сбросов, мешают работе заводов и фабрик...

«Порча и уничтожение природы человеком составляет самое тяжкое и труднопреоборимое явление, действие которого все время усиливается»,— писал в свое время профессор Эйтинген. Поводом к этому, теперь уже не новому выводу послужили постоянные наблюдения ученых за влиянием на Дачу Виндавской (ныне Рижской) железной дороги, участок которой пролег рядом с Дачей еще в начале века. Эти наблюдения, начатые профессором Н. С. Нестеровым и продолженные Г. Р. Эйтингеном, посеяли тревогу: среди деревьев, растущих рядом с полотном дороги, увеличилось количество сухостоя, значительно раньше природных сроков стала опадать листва. Но ведь то было лишь начало... Спустя еще два-три десятка лет Дачу стал душить асфальт, по которому помчались тысячи автомобилей. А сегодня принят проект строительства прямо на заповедной территории участка нового автомобильного кольца.

И вот я снова в кабинете Васильева.

— Спору нет: Москве как воздух нужна еще одна транспортная артерия,— размышляет Николай Григорьевич.—Но проектировщики Главного архитектурно-планировочного управления не учли одну совсем «незначительную» деталь: участок магистрали, который согласно проекту должен пройти через Дачу, потребует вырубки как минимум десяти тысяч деревьев ценнейших пород. Я уже не говорю о пагубном влиянии трассы еще на 120 близлежащих гектаров уникального леса...

Профессор умолк. А мне вспомнился один примечательный факт. В 1941 году, когда на Москву сыпались вражеские бомбы, кто-то предложил поставить в заповедном лесу зенитную батарею. Предложение отнюдь не было лишено смысла. Но... его категорически отклонили, дабы не подвергать Дачу нападению с воздуха.

250 гектаров... Конечно, это капля в море Москвы, небольшой участок земли, территория одного микрорайона. Но 250 гектаров леса, равного которому нет ни в одном городе мира,— это наша общая гордость, бесценное наследие. Главное достоинство опытной лесной Дачи заключается в ее непреходящей роли как научного объекта, где были заложены первые в России долгосрочные лесоводческие эксперименты. Здесь собран бесценный генетический фонд, акклиматизированы и изучены около 140 пород деревьев и кустарников. Продолжаются классические опыты, рассчитанные на десятилетия вперед. Эти исследования включены в международные биологические программы (в том числе в программу ЮНЕСКО «Человек и биосфера»), которые актуальны для решения вопросов взаимовлияния леса и города.

125 лет назад в первом отчете об организации лесной опытной Дачи были вписаны такие сокровенные слова: «Удовольствие владеть лесом обходится всегда дорого. Но цель этого мероприятия как государственного стоит выше коммерческих интересов».

— Я бы даже сказал, неизмеримо выше,— говорит Васильев.— Ведь нынче как никогда остро перед нами встают заботы о здоровье большого города. Зеленый массив Дачи — это не только научная лаборатория. Наш заповедник — это своего рода генератор, дающий городу полмиллиарда кубометров кислорода в год.

Профессор встает из-за стола. Он собирается в новый питомник, приглашает и меня.

— Вводим сейчас совершенно новые культуры. Как-то они приживутся...

Научный руководитель питомника, кандидат биологических наук Герман Павлович Тафинцев показывает нам японскую айву (я видел этот кустарник еще весной, когда он цвел ярко-красными цветами), облепиху, ветви которой усыпаны первыми ягодами, рододендрон даурский... Эти растения Тафинцев сажал когда-то в Иркутской области, в Хабаровском крае, Приморье — краях, где, как и Васильев, поработал немало лет.

— Вас удивляет, наверное,— замечает Васильев,— как это мы с Тафинцевым, привыкшие действовать на сибирских просторах, сумели найти себя в этом микролесу?

Такая мысль действительно приходила мне в голову, но до детального знакомства с лесной опытной Дачей.

— Хотите парадокс? — предлагает Николай Григорьевич.— Да будет вам известно, что в научном отношении сибирские и дальневосточные леса сегодня изучены гораздо лучше и глубже, чем леса коренной Руси: псковские и новгородские, калининские и смоленские, калужские и брянские... Причина, надеюсь, ясна. В связи с открытием новых месторождений и гигантским развитием производительных сил Сибири все главные научные силы были брошены на Восток. Конечно, этому способствовал и особый интерес ученых к флоре и фауне тайги, ее дикости и экзотике. Но, кажется, настало время вернуться назад, чтобы вплотную заняться восстановлением и сохранением русско-европейского леса.

Прежде чем возглавить кафедру лесоводства Тимирязевки и, соответственно, московский заповедник, Васильев несколько лет провел в экспедициях, изучая здешние леса. Его поразила их запущенность и расстроенность. Конечно, во многом тут была виновата война, которая пожарами прошлась по зеленым рекам России. Сотни тысяч пуль и осколков до сих пор еще сидят в израненных деревьях, заставляя их умирать медленной смертью. Во многих лесных областях лучшие породы были вырублены немцами.

— Да, война — страшное бедствие не только для человека,— тихо произносит ученый.— Странно, что мы порой забываем об этом. И вот, залечивая раны, нанесенные стране огненным лихолетьем, восстанавливая испепеленные села и города, мы, к сожалению, мало думали о наших лесах. Тех самых лесах, которые помогали защищаться, выжить и победить. А потом и строиться...

— Вероятно, еще не поздно вспомнить о своем долге?

— Нет, не поздно. Но чтобы вернуть этим лесам былую силу и красоту, понадобится не одно десятилетие, помощь всего народа, всех ученых, всех лесных лабораторий. Огромные надежды мы возлагаем на лесную опытную Дачу. Ведь именно здесь многие исчезнувшие породы деревьев обрели, можно сказать, вторую жизнь. Взять хотя бы лиственницу: ее почти не осталось в русских лесах, а нынче благодаря нашему питомнику только в Московской области она растет уже на 50 тысячах гектаров.

...Мы идем по заповеднику, вокруг которого стеной высится город. Помнят ли сегодня москвичи, как защищали свой лес в незабываемом 41-м, окружив его противотанковыми рвами и дотами... В тот год на Дачу было сброшено 25 фугасок и 116 зажигательных бомб, но и тут москвичи уберегли свое чудо: представьте, каково было тушить пожары в таком лесу! Переносила Дача и страшные засухи, и шквальные ураганы. Но выстояла, выжила...

Что ждет ее завтра?..

Москва

Леонид Лернер