— Хорошо летать со знакомым экипажем, когда пилоты понимают с полуслова.— Лицо Анатолия Георгиевича становится удовлетворенным, даже мягким.— Им не надо по два раза повторять, куда лететь, где придержать, когда вернуться,— работаем как единый механизм.

Любопытно наблюдать, как трудится летчик-наблюдатель Остроумов со своим экипажем. Когда пилот выходит на новое нерестилище, Анатолий Георгиевич готов делать заход за заходом, чтобы как можно точнее определить количество лососей. Вертолет то неподвижно зависает над водой, то идет над излучиной реки, закладывая вираж за виражом.

В иллюминаторе кружится земля со скалистыми сопками, просторными лесами каменной березы, озерами с отраженным множеством солнц, синее небо и прозрачные ручьи, в которых ходят косяки рыбы.

Остроумов, однако, невозмутимо выглядывает в иллюминатор, наблюдает, записывает новые и новые цифры в блокнот.

— Сколько уже летаете, Анатолий Георгиевич, не устаете? Ведь так крутиться в воздухе многие месяцы, каждое лето до морозов — не всякий выдержит...

— Поднялся впервые на самолете Ан-2 считать лосося в 1956 году, в следующем — на вертолете Ми-1. Конечно, есть неудобства, бывало, весьма крепких мужчин из вертолета выносили. Но привык, знаете, многие тысячи часов налетал. За всеми этими хлопотами с лососем в отпуск летом ни разу никуда не съездил. Вот сейчас смену себе готовлю.

— А когда начался учет рыбы на Камчатке?

— Первой на Камчатке поднялась в воздух считать лосося Крогиус...

О Фаине Владимировне Крогиус и ее муже Евгении Михайловиче Крохине, внесших неоценимый вклад в изучение лосося, ставших на Камчатке докторами наук, лауреатами Государственной премии СССР, мне много рассказывал Куренков. В начале тридцатых годов, когда Крогиус и Крохин прибыли на Камчатку, не было даже карт, по которым учитывались бы площади речных бассейнов, не был исследован режим рек и озер, где нерестились лососи. Поселившись на озере Дальнем, Крогиус, долгие годы работая в этой естественной лаборатории, дала впервые в мировой практике промысловый прогноз — цифры ожидаемого возвращения нерки (красной) в озеро.

В 1950 году Фаина Владимировна Крогиус поднялась на По-2 над таежными реками и озерами и обследовала заполнение нерестилищ на обширной площади, выполнив работу целой экспедиции. Это были первые на Камчатке успешные опыты по подсчету с воздуха идущей на нерест рыбы. Зарождалась новая методика учета лосося.

— От учета качественного надо было переходить к количественному, для рыбной промышленности понадобилось быстро оценить численность нерестующей рыбы по всем водоемам полуострова,— рассказывает Остроумов.— Это возможно — реки у нас чистые, горная вода. Сверху прекрасно все разглядишь, не то что с берега. Вначале на Ми-1, вдвоем с пилотом, никто не соглашался летать. А я сел, начал работать, потом и другие полетели. Ездил в Ленинград стажироваться в лаборатории аэрометодов.

Профессиональные качества летнаба Остроумова высоко оценивает Игорь Иванович Куренков, сам летавший еще во времена Крогиус и даже потерпевший аварию на самолете По-2. «Летал я также и с Остроумовым, он видит рыбу, а я — нет. Кричу ему: «Чего зря кружить над этой рекой?..» А он быстро рисует в блокноте план излучины, показывает точками скопление лососей. Смотрю в иллюминатор — пусто. Проходим ниже — и вдруг, даже радостно стало, замечаю косячок рыб и дальше еще один — полумесяцем. Остроумов всегда знает, какое количество рыбы при какой плотности на том или ином нерестилище,— он многие из них открыл и описал. Досконально камчатские водоемы знает, переживает за них, наблюдая заполнение нерестилищ. У него очень тренированный глаз... Ошибка, конечно, возможна, отклонение даже планируется, но это нивелируется в целом для больших величин».

...Меня трогает за плечо Михаил Михайлович Селифонов, показывает пальцем вниз: «Прилетели!» Под нами разворачивается панорама Курильского озера, одного из самых больших на Камчатке. Схваченная обручем вулканов, в обрамлении высоких, зеленых берегов лежит светло-стальная чаша. Крутые берега врезаются в озеро полуостровами и косами. Недаром здесь нерестилище самого крупного стада нерки.

У коряков, коренных жителей Камчатки, и ныне в почете традиционные, испокон веков кормившие этот народ промыслы: разведение домашних оленей, добыча пушного зверя и заготовка рыбы.

В летнюю пору от охотничьих забот отдыхают. А за оленями в это время года присмотр особый. Жарко. Животные шалеют от гнуса, и пастухам приходится подниматься в горы, где лежат нетающие снега, либо спускаться к морю — в прибрежные проветриваемые тундры. И у рыбаков начинается напряженнейшая страда. Тугими косяками идет из океана к верховьям рек чавыча, нерка, кижуч, кета, горбуша — все ценная лососевая рыба, которая дает красную икру. Тушки ее вялят на ветру и солнце, готовя на зиму юколу.

Вертолет делает один за другим мягкие и плавные виражи над береговой линией. Проходим полуостров. Остроумов допускает меня до своего открытого иллюминатора и просит пилота снизиться. Его рабочая высота сто метров — самая лучшая видимость.

Мой взгляд проникает в прозрачную глубину и охватывает сразу тысячи темных силуэтов, мечущихся около берегов,— вода кипит рыбой. В этот момент солнечный свет заливает простор долины: вспыхивает яркой зеленью упругий ковер из кустарников и ягодников, широкая гладь воды наливается синевой, голубеет на отмелях. Сразу же словно пожар заметался на мелководье, багряное зарево зажглось на воде. Это полыхает огнем брачный наряд нерки, не зря названной красной.

Тень вертолета упала на косяки рыбы, и они брызнули в разные стороны. Крупные лососи ракетами режут водное пространство, волнами мчатся от берега. Уходит вперед тень вертолета, рыбы возвращаются, попарно застывают на отмелях. Лососи роют довольно глубокие ямы, мечут икру, поливают ее молоками, засыпают ямы галькой. И на мелководье вырастают нерестовые бугры. Все. Свое предназначение в жизни лососи выполнили. Свое потомство, которое появится зимой, родители уже не увидят: все они после нереста погибают.

Вертолет делает последний заход над озером, и Селифонов показывает мне один из островков, торчащий посреди озера.

— Похоже на сердце? Есть легенда, записанная еще Крашенинниковым, корни ее уходят в седые времена, когда жившие здесь люди явились свидетелями катастрофических извержений. Озеро ведь занимает кальдеру, образовавшуюся после колоссальных взрывов. Островки — это выжатая вязкая магма со дна кальдеры. По преданию, отсюда ушла высокая гора, заслонившая солнце. Она воплотилась в вулкане Алаид на острове Атласова. По ее следу потекла в море река Озерная, а на родном месте гора оставила свое сердце — остров Алаид. Да, если вулканы оставляют здесь сердце, что говорить о людях. Все наши ихтиологи, работавшие на этом озере, оставили по себе добрую память. И первыми были Крогиус с Крохиным...

Внизу на берегу озера показались домики. Вертолет пошел на посадку. Да, в тридцатые годы на Курильское озеро добирались не так быстро. Я листал пожелтевшие страницы книги Крогиус и Крохина «Очерк Курильского озера и биология красной в его бассейне», где на старом снимке два человека тянут бечевой по реке Озерной лодку с тяжелой поклажей. Жили ученые в старой охотничьей юрте, а зимой возвращались на нартах. Сколько километров они исходили по этим берегам пешком и на лыжах, в тучах гнуса плавали на батах — делали анализы озерной воды. Крогиус не расставалась с винтовкой, хорошо стреляла, не боялась встреч с медведями. По рассказам Остроумова, медведи зачастую выходят к озеру полакомиться рыбой, могут вплотную подходить по ночам к палаткам ихтиологов, воровать съестное, выкапывать его из потайных ям в песке.