Цепочка повторно звякнула. Звенья пришли в движения, словно бегущий серебристый ручеёк. Фигура переменила позу и выпрямилась. С топчана свесились две босые грязные ноги, попадя в неверный круг света, отбрасываемого тускло горящей лампочкой. Вокруг одной из тонких лодыжек был застёгнут широкий металлический обруч с подкладкой из мягкой кожи. Цепочка вела именно к этому обручу.
Присмотревшись к её худым грязным ногам, высокий почувствовал досаду. Так не пойдёт. Он любил их всех. Заботился о них. И о Фрее больше всего. И не у кого не повернётся язык сказать об обратном. Но беда в том, что Фрея чертовски не любила мыться. Она до безумия боялась воды. Поэтому каждая процедура помывки превращалась для всех в сущее наказание. И ведь ничего нельзя было поделать. Фрея особенная. В отношении неё грубую силу не применишь. Он бы не простил себе, если бы с её головы упал хоть один волос. И поэтому она частенько зарастала чуть ли не месячной грязью, благоухая, как распоследняя замарашка с городского Дна.
— Фрея, расскажи мне, что произошло, — голос вошедшего в камеру человека источал мёд. — Мы же с тобой лучшие друзья, ведь так? Ты же во всём доверяешь мне. Я же забочусь о тебе… Я люблю тебя, Фрея. Помнишь, что я тебе подарил в прошлый раз?
— Колокольчик, ты мне подарил колокольчик, — отозвалась нежным, ласкающим слух голоском Фрея. Он так любил слушать её голос. Высокий, мелодичный, более подходящий девочке-подростку. Даже не верилось, что этот голос и оглашающие своды подземных коридоров чудовищные вопли принадлежали одному и тому же человеку.
— А сегодня я принёс тебе ещё один подарок, — высокий крепко сжал в кулаке вытянутую из кармана сюртука серебряную монетку в один фунт.
— Правда? — по-детски обрадовалась Фрея, спрыгивая на пол. Её босые ноги зашлёпали по ледяному каменному полу, когда она подошла к нему. Она остановилась в шаге от него и протянула руку открытой ладошкой верх. — Я хочу его увидеть. Сейчас.
Он торопливо вложил в её грязную узкую ладошку монету и на миг сжал её тонкие пальцы с обкусанными ногтями.
— Что это? — восторженно ахнула она, и высокий мысленно улыбнулся. Кажется, ему удалось успокоить её. Психика Фреи находилась в пограничном состоянии. Её сознание металось из одного пласта воспринимаемой ею реальности в другой. А настроение менялось с крайне нестабильной частотой. Даже он не мог предсказать, когда у неё наступит очередной коллапс. А когда она начинала ВИДЕТЬ, предугадать не мог абсолютно никто. Оставалось лишь ловить эти моменты, уповая больше на бога. На того, кто создал её такой.
— Это кусочек луны, Фрея, — тихо сказал он. — Я принёс его тебе.
Она зажала в кулачке монетку и пытливо взглянула на него. Он не мог отвести от неё взгляда. Она стояла перед ним, маленькая, босая, в одной домотканой ночной рубашке с длинными рукавами, заканчивающейся на уровне исцарапанных коленок. Фрея не нуждалась в иной одежде. Равно как и не нуждалась в остальном. Ей было достаточно своего мира. Того, что она могла себе вообразить. Того, что она видела. А иногда она видела нечто, что обладало некими эмпатическими связями с реальностью. Она видела то, что происходило за пределами этой похожей на камеру для особо опасных заключённых комнаты. Иногда Фрея могла видеть странные и необычные вещи. Недосягаемые для простых смертных.
Высокого всегда поражало, как она могла смотреть на него и словно бы пронзать своим взором. В такие минуты он чувствовал себя раздетым.
— Я давно не смотрела на настоящую луну, — сказал она и в её голосе проскользнули печальные нотки. — Мы сможем с тобой когда-нибудь гулять под луной, Эйб?
— Обязательно. Это время обязательно наступит, — он давно научился лгать не моргнув и глазом, на его лице не дрогнул ни один мускул. — Но ты же знаешь, что пока это невозможно, Фрея… Я должен заботиться о тебе. Мы вместе должны всё преодолеть. Понимаешь?
— Да, я понимаю, — послушно согласилась она, пряча монетку в складках рубашки. Рубаха выглядела совсем свежей, должно быть, Курт недавно менял её. И наверняка касался своими корявыми лапами её тела. Человек, названный Эйбом, ощутил укол ревности. Она его. Фрея принадлежит только ему. И никто не имеет никакого права притрагиваться к ней. К сожалению, он не может сам выполнять все обязанности её няньки. Он просто не может постоянно находиться рядом с ней и заботиться так, как это делает Курт.
Он протянул руку и коснулся её спутанных, жирных на ощупь волос неопределённого цвета. Волосы Фреи росли буйной непослушной гривой и достигали поясницы. Она не боялась стричься. Просто ему всегда нравились её волосы.
— Фрея, так что же произошло? Почему ты так кричала? — он говорил спокойно и размеренно, аккуратно направляя разговор в нужное ему русло. — Ты так напугала Курта… Этой глупый болван решил, что ты сильно разозлилась… Но ты же хорошая девочка, верно? Ты бы не стала просто так кричать, да? Ты расскажешь мне?
Фрея медленно кивнула, подняв руку и прикоснувшись к гладящим её голову пальцам. Она вскинула подбородок и сказала:
— Я видела. Я видела человека… Он… Он опасен… Он опасен для всех нас! Он не такой как ты. Не такой как я! Он… Эта штука такая необычная… Она… Она способна изменить…
Эйб моментально подобрался. Наклёвывается весьма интересный разговор. Похоже, Фрея действительно это увидела. В последний раз она впадала в транс почти год назад. Затем до последнего момента наступило длительное затишье. И вот опять…
— Что изменить? Что за человек? И о какой штуке ты говоришь? — зачастил он, стараясь запомнить каждое обронённое ею слово. — Что она может изменить?
— Всё!!! Она может изменить все!!! — с неожиданной силой заорала она, брызжа в лицо Эйба слюной. Он невольно отшатнулся, едва не прижав к ушам ладони. В груди Фреи зародился чудовищный рык, достойный льва. Мелодичный голос изменился на трубный рёв, еда не рвущий барабанные перепонки. Фрея выгнулась дугой, сбрасывая его руку, запрокинула голову и издала ещё один, заставляющий в венах стыть кровь, вопль. — ОН ХОЧЕТ ВСЁ ИЗМЕНИТЬ!!!
Её голос отразился от низкого покатого потолка и ржавыми гвоздями вонзился в уши Эйба. Он с проклятьями отшатнулся от неё. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Она действительно видела что-то! Она впала в транс. Причём транс, выходящий далеко за рамки уже ставших для неё нормой. Он ещё ни разу не видел её в таком состоянии.
Фрея, завывая пароходной сиреной, с искажённым от терзающих её внутренних демонов лицом, завалилась на топчан. Тонкие пальцы с невероятной силой впились в матрац, разрывая плотную ткань. Она орала не переставая. Сквозь бессвязные вопли прорывались какие-то непонятные, плохо отличимые друг от друга слова. Эйб застыл соляным столбом, жадно впитывая всё, что происходило в камере. Он не должен пропустить ни одного словечка.
Он даже не услышал, как отворилась дверь, и внутрь заглянул с перекошенным от страха лицом Курт.
— С-сэр, господи Иисусе, что же это творится! — голос Курта потонул в криках Фреи.
Эйб, напрочь игнорируя подчинённого, подошёл к беснующейся на лежанке девушке. Она металась по матрацу, звеня пристёгнутой к лодыжке цепочкой. Её волосы взлетали разнузданными сальными патлами, худые руки и ноги судорожно молотили воздух, а из груди продолжали вырываться громкие нечеловеческие вопли. Её глаза вылазили из орбит, черты лица исказились в жутких болезненных спазмах, из уголка рта тянулась ниточка слюны. Фрея будила в остановившемся от неё на безопасном расстоянии высоком человеке противоречивые смешанные чувства, она вызвала и жалось и отвращение. Она была особенной. Для него.
— С-сэр, м-может, вколем ей что-нибудь успокаивающее? — заикаясь, спросил Курт, не отрывая вытаращенных глаз от корчившейся на топчане Фреи.
Эйб резко повернулся в его сторону и злобно рявкнул:
— Заткнись! Заткнись и убирайся к чертям собачьим! Жди за дверью, и без моего разрешения даже не вздумай здесь появляться, понял?!
Курта как ветром сдуло. Выбегая из комнаты, он едва не стукнулся лбом о дверь. Эйб осторожно склонился над Фреей. Припадок начал уходить. Её всё ещё корёжило, но, по крайней мере, она перестала кричать. Лишь тяжело дышала, издавая хриплые горловые звуки. Второй припадок за последние минуты, прикинул он. Но этот намного короче. Однако нет ни малейшей гарантии, что всё не повторится с удвоенной силой. А не он ли своими вопросами провоцирует Фрею? Вряд ли, когда она начинала видеть, то становилась абсолютно невменяемой. Ею невозможно было управлять. Оставалось только ждать.