За всё время работы Макинтош не получил ни одного взыскания. Спокойный, подчёркнуто вежливый и уравновешенный, он отлично ладил как с начальством, так и с коллегами. Ну и что, что на первый взгляд, его обязанности не назовёшь слишком уж сложными или тяжёлыми? В работе поезда каждый винтик выполняет свою роль. Макинтош проверял билеты, отлавливал «зайцев» и обеспечивал должный порядок на борту состава. Такова была его работа, и он с ней превосходно справлялся.

За двенадцать лет Дуглас изучил «Столичный экспресс» вдоль и поперёк, знал досконально каждый закуток любого вагона. Ещё ни один безбилетник не смог от него укрыться. Подобных негодяев, нарушителей отточенной работы поезда Макинтош вылавливал, где бы они ни прятались. От его чуткого нюха и острого взора невозможно было укрыться ни в вагоне-ресторане, ни в багажном вагоне, ни в тендере с углём. Если Макинтош нападал на след «зайца», то будьте уверенны, как бы не был хитёр негодник, а от карающей длани вездесущего кондуктора он не уходил.

Итак, последний четвёртый вагон первого класса, за ним в сцепке идёт вагон-ресторан, а дальше начинаются, вплоть до общего по счёту четырнадцатого, плацкартные вагоны второго класса. Замыкали состав битком забитые бедняками пять вагонов третьего класса и багажный вагон.

Макинтош поочерёдно стучал в двери купе, входил внутрь, зорко, но ненавязчиво осматривал расположившихся на мягких диванчиках пассажиров, проверял билеты, щёлкал компостером, желал доброго пути и выходил. Такие вот нехитрые отработанные за годы службы до автоматизма манипуляции, повторяющиеся изо дня в день. Вагоны первого класса отличались от люксовых более скромной отделкой стен и отсутствием дорогих марок вин в застеклённых барах. В остальном различия были настолько незначительными, что незнающему человеку и в глаза не бросались. Чуть проще занавески на окнах, возможно, подушки диванов не такие мягкие, вешалки внутри гардеробных шкафов из менее «престижных» пород дерева.

Под перестук колёс, ступая по устилающему пол узкого коридора тёмно-зелёному коврику, Дуглас добрался до последнего, шестого купе четвёртого вагона первого класса. Кондуктор на секунду замер напротив двери, затем резко постучал костяшками пальцев по деревянной, вскрытой лаком вишнёвого цвета поверхности, и нажал на ручку. Дверь бесшумно отворилась внутрь, и он переступил порог купе.

— Добрый день, пожалуйста, приготовьте ваши билеты, — заученно проговорил Макинтош. Внимательные глаза пожилого кондуктора за долю секунды обшарили салон от и до, и, не заметив ничего противозаконного, остановились на пассажирах.

Путешествующих в шестом купе четвёртого вагона первого класса было трое. Одетый в шерстяной светло-серый костюм-тройку мужчина с котелком на голове мирно дремал, уткнувшись подбородком в грудь, под мягкое покачивание вагона. Сидящая рядом с дремлющим пассажиром дама в длинном кремовом платье с горностаевым манто и широкополой шляпке, украшенной страусовыми перьями, следовала примеру своего соседа по диванчику. Должно быть, супружеская пара, утомлённая долгими переездами, решил про себя Макинтош. Крепко спят, даже на стук в дверь не проснулись. Было, правда, нечто такое, что смущало Дугласа в них, то, чему он не мог дать никакого объяснения… Ну что ж, так или иначе, придётся потревожить этих спящих голубков. Порядки одинаковы для всех. Но начнёт он, пожалуй, с третьего, бодрствующего пассажира.

Макинтош негромко кашлянул и повторил, особенно выделяя последние слова:

— Сэр, ваш билет, пожалуйста.

Тот словно и не слышал кондуктора. Знай себе продолжал, сгорбившись, сидеть на втором диванчике, облокотившись о стол и глядя перед собой. Макинтошу показалось, что он что-то шепчет под нос. Какая-то неразборчивая скороговорка. Широкие плечи странного пассажира подрагивали. Что это с ним, насторожился Макинтош, делая осторожный шаг вперёд? Приболел или же элементарно пьян? Тогда непонятно, как умудрилась заснуть эта парочка, находясь в одном купе с этим подозрительным типом!

— Сэр, что с вами? Вам плохо? — Дуглас наклонился, пытаясь заглянуть в скрытое стоячим воротником длинного потёртого кожаного плаща лицо бормочущего человека. Кондуктор надеялся, что всё ещё образуется самой собой, что ситуация вот-вот прояснится, и он потом сам посмеётся над собственной подозрительностью. — Сэр?..

— Нет-нет-нет, мне вовсе не плохо, мне очень даже хорошо, — внезапно отозвался пассажир, заставив Макинтоша вздрогнуть и покрыться противными мурашками. Голос заговорившего резал уши, был гортанным, скрипучим, и довольно мерзким, словно обсыпанным наждачной крошкой и приправленный издёвкой пополам с ехидством. — Плохо моим друзьям. Бедняжки… Им так плохо, что они не выдержали и заснули. Давайте не будем их будить, мистер контролёр. Уверен, мы сами во всём разберёмся.

Он начал подниматься, опираясь огромными заросшими чёрными волосами кулачищами о стол. Выпрямившись, пассажир едва не вонзился тульей высокой шляпы-цилиндра в оббитый бархатом потолок купе. Макинтош, изумлённо разинув рот, попятился назад. Этот тип был ну просто огромен! Рост футов семь, не меньше! Могучие плечи, длинные как у гориллы руки, вытянутое, заросшее жёсткой щетиной угловатое лицо, крючковатый нос, неприятно извивающиеся, словно живущие собственной жизнью губы, торчащие неопрятные бакенбарды… Встреть Макинтош этого детину в тёмном переулке глубокой ночью, точно бы наложил в штаны от страха. Но… Но здесь не тёмный переулок! Здесь шестое купе четвёртого вагона первого класса поезда «Столичный экспресс»! Здесь, чёрт возьми, этот здоровенный бугай находится на территории Дугласа Макинтоша, кондуктора, который является царём и богом для любого севшего на этот поезд человека. И никакому громадному заросшему детине не напугать его.

Макинтош остановил позорное продвижение назад, когда его спина почти упёрлась в закрытую дверь. Он бросил на заслонившего окошко здоровяка самый грозный из своих отрепетированных за двенадцать лет взглядов и строго сказал:

— Сэр, официально заявляю вам, что ни о каких попытках «договориться» речи быть не может. Или вы демонстрируете мне купленный в кассе билет или же мы будем разговаривать совсем по-другому. Билет, сэр, или я ссажу вас с поезда.

— Что я вижу, какой храбрый кондуктор! — хрипло воскликнул здоровяк, раскидывая ручищи в стороны. Потрясённому Дугласу показалось, что кончики толстых заскорузлых пальцев едва не коснулись противоположных друг дружке стен купе. — Вы отчаянный человек, сэр! Вы мне даже нравитесь.

Глумящийся детина мерзко хихикнул, обнажая в ухмылке крупные как у лошади желтоватые зубы, и подмигнул Макинтошу. И только сейчас Дуглас обратил внимание на его глаза… И понял, что дело обстоит намного серьёзнее, чем он поначалу представлял. Н-е-е-т, ну никак эта ситуация сама собой не разрешится, понял, как ясный день, Макинтош. С человеком, у которого такие глаза, невозможно ни о чём договориться… Дуглас прошиб холодный пот, он сделал ещё один позорный шаг назад, и его повлажневшая спина упёрлась в двери купе. А гигантский пассажир, похихикивая, медленно надвигался на него, вращая своими круглыми как у филина, огромными, на выкате, глазищами с багровыми прожилками и безумно блестящими вытянутыми точками чёрных зрачков.

— Ваш б-билет, сэр, — Макинтош начал заикаться. Прижимающий его к стене здоровяк пугал до дрожи в коленках и мокрых подштанников. Дуглас понял, что нарвался не на беззащитного «зайца», а на матёрого хищного волчару, который сам кого хочешь сожрёт. Господи помоги, мысленно взмолился Макинтош, с трудом сглатывая. Пересохшую от страха глотку словно тёркой резануло. Только бы успеть выскочить в коридор и добраться до стоп-крана! Но ему никогда этого не сделать, пока он безвольно подпирает защёлкнувшуюся на щеколду дверь.

Но… Но что же спящие пассажиры? Неужели они никак не проснутся? Да и как вообще они могут спать при поднятом в салоне шуме?! Кондуктор неверяще уставился на инертно подрагивающую в тон мерно трясущемуся на рельсах вагону дрыхнущую парочку. Стоящий посредине купе громила проследил за взглядом кондуктора и взмахнул в сторону супружеской пары левой ручищей.