Дело в отношении «преступной деятельности» лейтенанта госбезопасности Коровина вел следователь Следственной части НКВД старший лейтенант госбезопасности Херувимов. Поначалу он держал себя довольно корректно, зондируя линию поведения подследственного.

— Итак, гражданин Коровин, вам предъявлено обвинение в установлении связи с троцкистскими организациями во время вашей командировки в Испанию в 1937 году, а также в работе на германскую разведку, — с места в карьер сообщил Херувимов, важно шелестя бумагами.

— Я категорически отвергаю эти обвинения и хотел бы знать: откуда они получены, — с трудом сдерживаясь, заявил Коровин.

— Ну-ну, не надо так надувать щеки, гражданин Коровин, — с усмешкой заметил Херувимов. — Я бы рекомендовал вам как следует подумать и покаяться в своей вражеской деятельности. Возможно, суд учтет ваше раскаяние и, невзирая на тяжесть совершенных деяний, сохранит вам жизнь.

— Спасибо, гражданин следователь! — иронически поблагодарил Коровин: опытного чекиста не так просто было смутить. — Только для начала я хотел бы узнать: что лее такое тяжкое я совершил?

— Значит, не хотите разоружиться перед лицом неопровержимых улик, — сокрушенно вздохнул Херувимов и снова зашелестел бумагами.

— Вот! — торжественно объявил он, потрясая листком. — Вот показания вашего сообщника и руководителя, бывшего старшего лейтенанта госбезопасности и заместителя начальника оперативного отдела Управления НКВД по Ленинграду Ивана Белого. Он показал, что руководил подпольной троцкистской организацией, охватывающей Ленинград и Москву, а также некоторые другие города в Центральной России. Финансировалась организация немецкой разведкой, с которой вы установили связь через давнего немецкого шпиона, внедренного в НКВД с помощью врага народа Шпигельгласса. Имя этого агента вы назовете?

— Лучше я услышу его от вас, поскольку даже не могу предположить, кто это, — усмехнулся Коровин.

— Очень жаль, что вы не хотите сотрудничать, — огорчился Херувимов. — Но имя агента немецкой разведки, через которого вы держали связь, мы знаем. Это некий Август Дорнер. Как видите, мы знаем все!

— Август Дорнер не «некий», — с плохо сдерживаемой яростью проговорил Коровин. — Август сражался с контрреволюцией на фронтах Гражданской войны, когда ты еще в школе парты разрисовывал! Он уже в 1926 году за разоблачение подпольной белогвардейской организации был награжден Менжинским именным оружием. Понятно?

— Понятно, — кивнул Херувимов. — Уже тогда Дорнер хитро маскировался. Не думал тогда, гад, что мы его все-таки разоблачим… Так же, как и тебя, сволочь троцкистская!

Херувимов, возможно, знал о существовании психологии и игре «добрый следователь — злой следователь». Но за недостатком времени, а возможно, и просто по причине лености, он решил совместить эти два персонажа в одном. Он полез в ящик стола и закопошился там, осклабившись ухмылкой маньяка.

— Зря упираешься! Твой подельник Белый все рассказал и раскаялся, какой белой сволочью он был. Забавный каламбур, не правда ли? Иван Белый оказался замаскировавшимся «белым».

— А ты как не маскируйся, на херувима все равно не станешь похож, — дерзко ответил Коровин и тут же получил сокрушительный удар в зубы. Удар был так силен, что Коровин вместе со стулом перекувырнулся и отлетел к двери.

Херувимов надел кожаные перчатки и решил попрактиковать свою правую на «закоренелом троцкисте»: он явно занимался боксом. Коровин почувствовал, что его рот наполняется кровью, и выплюнул на пол выбитые зубы. Херувимов «обработал» лежащему на полу подследственному почки начищенными до блеска сапогами, затем снова принялся за физиономию.

— Подписывай, сука! — орал он, потрясая уже написанными его рукой «собственноручными показаниями члена троцкистской банды Коровина». — Все равно тебе не отвертеться! Дорнер сумел ускользнуть от нас на тот свет, но Белый у нас в руках, дает признательные показания. Устроить тебе с ним очняк?

— Валяй! — прохрипел Коровин сквозь кровавую пену на губах и снова получил сокрушительный удар в лицо.

Херувимов старательно отрабатывал материал. Он явно намеревался либо выбить из подследственного признания, либо отправить на тот свет. За месяц работы он достиг впечатляющих результатов: выбил Коровину все передние зубы, сломал нос, все пальцы на левой руке и семь ребер.

Правую руку он берег специально для того, чтобы Коровин мог подписать «признание». Но Коровин ничего не подписывал. Работа затягивалась, и Херувимов (видимо, чтобы оправдаться перед начальством) постоянно увеличивал список людей, против которых Коровин должен был дать показания. В списке были как лично незнакомые Коровину люди, вроде начальника ленинградского УНКВД Литвина, так и, напротив, хорошо знакомые — как заместитель начальника Иностранного отдела Судоплатов.

Но упрямый подследственный ничего не подписывал, и Херувимов потихоньку зверел. Когда во время очередного допроса он разбил о голову Коровина графин с водой и подследственный чуть не истек кровью от многочисленных порезов, Коровин решил: хватит! Уж лучше смерть, чем непрерывные издевательства от этой мрази!

Когда Коровина доставили на очередной допрос после трехнедельной «отлежки» в тюремном лазарете, он твердо решил действовать. Вспомнив уроки бокса, преподанные ему артистом бродячего цирка, Коровин ловко поставил блок против удара Херувимова, ударил его правой в солнечное сплетение и тут же нанес мощный удар своей тренированной левой в лицо, ломая не ожидавшему отпора следователю нос и верхнюю челюсть. Обливаясь кровью, Херувимов ничком рухнул возле стола. Коровин спокойно достал из его портсигара папиросу, с наслаждением закурил и стал ждать дальнейшего развития событий.

Скрипнула дверь, послышался стук сапог. «Ну вот и конвой», — подумал Коровин, вминая окурок в пепельницу. Он был готов к граду побоев и втайне надеялся, что рассвирепевшая охрана сгоряча забьет его до смерти и чудовищный кошмар наконец прекратится.

— Встать! — послышался резкий окрик.

Коровин встал и повернулся лицом к вошедшим. Странно: это не был конвой. Два сержанта госбезопасности с наганами в руках.

— Где Херувимов? — отрывисто спросил один из них.

Коровин понял, что лежащий между шкафом и столом Херувимов им не виден, и ответил:

— А вон… возле стола отдыхает.

Один из сержантов склонился над Херувимовым и присвистнул:

— Ого! Что это с ним?

— А разве не видно? Упал неудачно, ударился о стол, — усмехнулся Коровин. Он чувствовал странную эйфорию: сейчас они рассвирипеют и забьют его насмерть сапогами. И все наконец закончится!

Но сержантов Коровин явно не интересовал.

— Он без сознания. Как же мы ему сообщим, что он арестован? — озадаченно спросил один.

— Вызовем врача, тот приведет его в чувство, тогда и сообщим, — рассудительно сообщил второй. Он подошел к лежащему Херувимову, достал из кобуры следователя наган, ловко сорвал с него значок почетного чекиста и знаки различия.

— Похоже, майор госбезопасности Херувимов вышел из доверия? — спросил оценивший ситуацию Коровин.

— Разоблачен как пособник врага народа Ежова, — коротко ответил сержант. — А он вел твое дело? И рожу тебе он так разукрасил?

— Совершенно верно, — согласился Коровин. — Очень старательный следователь… был.

— Ну, считай, повезло тебе, — усмехнулся сержант и крикнул: — Конвой!

Появился растерянный конвоир.

— Уведи подследственного и вызови врача, — приказал ему сержант. — А мы пока обыщем кабинет.

В течение двух месяцев после ареста Херувимова Коровиным никто не занимался. Его подлечили и подкормили в тюремном лазарете; он вновь почувствовал себя человеком. В начале апреля Коровина переодели в новую форму и доставили в кабинет Берии. Там находился Судоплатов.

— Ну что, Коровин, выглядишь неплохо, — заметил Берия и повернулся к Судоплатову: — А где его орден? Ведь он награжден орденом Красного Знамени?