Глава 9

Глава 9

Девочки в скорбном молчании что-то готовили. Мимолетно мазнули по мне взглядами и снова обратили все свое внимание на готовку.

Выскочила на улицу и огляделась. Поднялся ветер. Горячие потоки уже не ласково касались лица, но еще не хлестали своими сильными порывами. В воздух поднималась песочная пыль, которая колючими ударами врезалась в оголенные ноги. Откуда-то принесло облака. Легкие, белые, перистые, они неразрывным полотном затянули все небо, укрыли нас от обжигающих лучей солнца, отчего свет его стал размытым и тусклым. Похоже, надвигалась буря, а может и вовсе гроза… В воздух, пропахший зноем, неуловимо вплетались нотки предстоящего дождя.

Обернулась, бросила короткий взгляд на закрывшуюся за спиной дверь. Может, ну ее, эту прогулку, что-то погодка, мягко говоря, настораживает. Но снова кольнуло какое-то предчувствие, а ноги, подчиняясь интуиции, а не голосу разума, понесли меня на задний двор школы, к раскинувшемуся дереву.

Несмотря на то, что погода портилась, вокруг сновали ученики и ученицы. Кто-то торопился в свой домик, кто-то быстрым шагом направлялся в школу, щуря глаза, чтобы в них не попала пыль, а я, мысленно пытаясь вправить себе мозги, шлепала к дереву.

Остановилась в нескольких шагах от этого зеленого старца. Вернее, от этой многовековой Ясноликой. Это же какое надо иметь мужество, насколько нужно быть отчаянной, чтобы обречь себя на вечное заключение? Медленно, не обращая внимания на усилившийся ветер, обошла огромный ствол по кругу и остановилась в том месте, где в прошлый раз пролезла к деревянному лику. Поежилась от воспоминаний. И чего, спрашивается, притащилась? И снова встрепенулось шестое чувство, которое по ощущениям напоминало мне сейчас надоедливого дятла, который долбил меня по макушке до тех пор, пока я не разразилась шумным обреченным вздохом и не полезла в густую листву и переплетенные ветки.

Исцарапав руки, ноги и даже лицо, от души наслала всяческих кар на себя любимую за неугомонную натуру и бестолковость, сквозь зубы шипела такие витиеватые ругательства не прибегая даже к могучему матерному, что если бы кто-то слышал, то обзавидовался бы моей фантазии!

— О, Господи! — вздрогнула и выдохнула, когда подняла взгляд и лицом к лицу столкнулась с ликом Ясноликой. Тьфу, белиберда мысленная какая получилась. — И что же меня к тебе привело? — тихо и задумчиво проговорила я, не поднимая глаз, сквозь полуопущенные ресницы, разглядывая одеревеневшую много столетий назад женщину. Она вызывала у меня священный ужас и неконтролируемый трепет.

Спустя какое-то время почувствовала, как начинает болеть спина от неудобной позы, как затекла шея и вообще, пора бы выбираться из этого деревянно-листового плена. Вскинула голову, прямо глядя на покрытую глубокими бороздами кору, в которое угадывалось лицо. На секунду замешкалась, взметнула руку и прикоснулась к абрису ее лица. И стоило только дотронуться подушечкой пальца до шершавой поверхности, как меня тряхнуло и прошибло током. Секундная боль, которая отступила сразу, как только появилась, смешалась со странным ощущением — мне вдруг показалось, что по телу прокатилась волна, а я впервые в жизни могу дышать полной грудью, словно раньше что-то мешало… Но и это ощущение исчезло, возвращая все на круги своя. И я бы решила, что моя фантазия решила надо мной подшутить, и все, начиная от удара током до одного полного вдоха, которого мне так не хватало всю жизнь — это результат нервного напряжения; что мне почудилось. Но в воздухе вдруг появился странный, совсем нетипичный для этого места запах. Потянула носом и нахмурилась. Сладость. Терпкая неприятная, от которой хотелось поморщиться. Так пахло от гниющих фруктов…

Бр-р. Передернула плечами, еще какое-то время смотрела на Ясноликую, принюхивалась, прикасалась к коре, но больше ничего странного не происходило. Чувствовала лишь пульсирующее тепло, как и в прошлый раз. Впрочем, пережитые эмоции унесли с собой и страх перед одной из спасительниц ведьм. Даже не так. Ясноликая — одна из создательниц этого мира.

Откуда-то издалека донесся рокот грома. Вот же блин! Гроза. Надо выбираться скорее.

Когда я, пыхтя, вывалилась из веток, по пути потеряв значительную часть своих волос, на улицу словно опустились сумерки. Подняла взгляд к небу и поджала губы. Тонкое покрывало перистых облаков сменилось чернотой грозовых туч, которые стремительно надвигались, гонимые сильным ветром. Это же сколько я там простояла? Один из порывов ветра ударил мне в лицо, заставив отступить на шаг. Надо же, как быстро все изменилось. В лоб мне прилетела первая крупная капля, которая, разбившись на мелкие брызги, скатилась в глаза.

— Да что ж за невезение! — выругалась я.

Втянула голову в плечи и рванула к школе. Но едва добежала до крыльца, как ливень с громким шумом обрушился на изголодавшуюся по влаге землю. Пришлось нырнуть в школу, чтобы переждать ливень. Небо яркими вспышками расчерчивали молнии, следом за которыми по всей округе прокатывался такой грохот, что стекла в окнах дрожали.

— Люблю грозу, — раздался над ухом тихий голос.

Тихо взвизгнула от неожиданности и шарахнулась в сторону. Ну кто бы сомневался, что госпожа Удача и в этот раз не решится повернуться ко мне лицом. С невозмутимым видом в паре шагов от меня стоял Покровский. Старший.

Я от страха чуть второй проход на улицу не выломала. Прямо тут, возле окна. В бревенчатой стене… Так сильно влепилась в нее плечом, что место, которым приложилась, жгло болью, а я шипела, потирая его и злобно глядя на Стаса. А он… Стоял! И смотрел. Глазища большие, темные, как ночь, а в них росчерки молний отражаются, зажигая благородную изумрудную зелень. И смешинки искрятся. Еще и губы поджал, подлюга, чтобы уголки в разные стороны не разъезжались. Издевается.

— Ушиблась? — и голос такой участливый. И брови светлые медленно вверх ползут.

— Нет, — рявкнула я и насупилась. Плечо неприятно ныло.

— Извини, не хотел напугать, — он все же мягко улыбнулся.

Сократить расстояние даже не пытался, что радовало. Перекатился с пятки на носок, скинул куртку на рядом стоящую лавочку и заложил руки за спину. Темная рубашка тут же обтянула весьма натренированный торс, как вторая кожа. Внимательно оглядела Покровского старшего. В прошлый раз я могла увидеть лишь его спину. Да и не до разглядываний было.

Высокий. Да уж, в росте он своему младшему брату не уступал. А вот в плечах Рад был заметно шире Стаса. Рад был настоящим бугаем. Надень на него кольчугу — будет богатырем. Стас таким разворотом плеч похвастаться не мог, но и тощим тюфяком его вряд ли кто-то осмелился бы назвать. От него вообще веяло такой уверенностью и силой, от которой мурашки невольно начинали щекотать где-то в загривке. Хотелось поежиться, но любопытство оказалось сильнее, и я продолжила разглядывание. Сильные, рельефные руки, длинные тренированные ноги, узкие бедра, четкий рельеф пресса, который был заметен даже сквозь тонкую ткань рубашки. Подбородок с небольшой ямочкой, легкая светлая щетина, прямой нос, глаза… Колдовские! Темно-зеленые, большие, красивущие, опять же, обрамленные пушистыми светлыми ресницами. Хорош, подлец! Как и его младший братец. Вот уж удались у чьих-то родителей дети.

Мысли развеялись в ту же секунду, как я поняла, что тишина заметно затянулась. А я смотрю в эти глаза уже неприлично долго. И они на меня смотрят. Глаза эти. Жуть! И в глазах этих плещется понимание. И насмешка. Легкая, издевательская и даже снисходительная, мол, все вы девки одинаково реагируете на меня такого неотразимого.

— Нравлюсь? — тут же прозвучало со смешком.

И я разозлилась. Вскинула подбородок, расправила плечи и даже не поморщилась, когда одно из них прострелило болью. Снова оглядела его с ног до головы, словно приценивалась, прямо посмотрела в глаза и криво улыбнулась.

— Ничего так, да, — поцокала языком, — брат твой тоже ничего, — словно невзначай бросила я. — Но в моем мире таких на каждом шагу. Пруд пруди. Но знаешь, что печально? — нарочито тяжело вздохнула я и понизила голос до шепота.

Стас приподнял брови и заинтересованно поглядел на меня.