Прилив злости заставил меня напрячь руки и ноги и изо всех сил рвануться вперед. Я отчаянно отталкивался ногами в жгучем густом песке… и ахнул, когда моя голова вдруг вырвалась на поверхность.
Я запрокинул голову и втянул в себя воздух. Я поднял руки и принялся дергать ногами, выталкивая себя вверх.
Я услышал крик и увидел, что ко мне пробирается Берт. Берт опять спешил на помощь. Он схватил меня за руку и потащил вверх. Потом обхватил рукой за талию и вынес из зыбучих песков.
Обеими руками я вытер с лица песок.
— Полагаю, Итоговый Экзамен окончен, — промолвил я.
Миссис Мааарг смотрела на меня снизу вверх, исходя слюной.
— Не думай о том, какой ты неудачник, Томми, — сказала она. — Думай о том, какой вкусный из тебя выйдет обед!
Берт отвел меня в душевую кабинку. Он заставил меня принять хороший, долгий душ. Он напомнил мне, что миссис Мааарг не любит кушать еду с налипшим песком.
Стоя под душем, я пытался пораскинуть мозгами. Смогу ли я по-быстрому придумать какой-нибудь план побега? Есть ли хоть малейшая надежда на спасение?
Горячая вода хлестала меня по макушке. Я стоял там и думал, думал долго, может быть, минут двадцать. Но никаких идей меня так и не посетило.
Слишком поздно, с родителями уже не свяжешься. И потом, я ведь уже пытался.
На острове нет мест, куда можно было бы убежать. Нет мест и чтобы спрятаться. Это я тоже уже пытался.
Когда Берт подвел меня к моему домику, я печально вздохнул. Я понимал, что обречен. Итоговый Экзамен подошел к концу, и я его провалил. От судьбы не уйдешь.
— Одевайся, — сказал Берт. — Не хотелось бы заставлять миссис Мааарг ждать. Она предпочитает получать свой обед вовремя. — Он похлопал меня по плечу. — Прости, дружище. Правда. Что еще я могу сказать? Прости.
Он сказал, что вернется за мною через несколько минут. Я смотрел, как он спускается вниз по склону холма.
Я вошел в домик, готовиться. Я никак не мог решить, что надеть. Чтобы вы надели, если бы вас собирались подать к столу людоедки?
Я натянул лагерную футболку и собственные спортивные шорты. Я завязывал шнурки, когда в домик влетели Софи и Рикардо.
— Я не обманывал тебя. Клянусь! — воскликнул Рикардо. — Я слышал, как вожатые говорили о десятой ступеньке. Правда. Они, видать, знали, что я подслушиваю. Вот и решили меня надуть.
Я взглянул на него исподлобья. Я не хотел ему верить. Я хотел оставаться злым.
— Он правду говорит, — настаивала Софи. — Я знаю, он хотел тебе добра. Ты нам нравишься, Томми. Мы вовсе не хотели…
— Вожатые нас обманули, — сказал Рикардо. — Я бы не стал тебе врать.
Я вздохнул.
— Какая теперь разница? — пробормотал я. — Теперь уже все равно.
— Ты герой! — заявила Софи. — Правда. Ты настоящий герой. Ты нас всех спас.
— Хорош герой, — проворчал я, закатывая глаза. — Героический бутерброд.
— Все считают тебя победителем, — сказал Рикардо. — Подумай только! Все считают тебя героем.
Я открыл рот, чтобы ответить. Но тут в дверь постучали, и вошел Берт. Глаза у него были грустные-грустные. Но выход он, на всякий случай, все-таки загородил.
— Готов? — тихо спросил он.
— Э… не знаю, что и ответить, — сказал я.
Я помахал Софи и Рикардо на прощание и вышел за дверь.
Когда мы спускались по тропинке, ведущей в столовую, я подумывал вырваться и дать деру.
Берт посмотрел на меня и тут же подошел поближе, словно мог читать мои мысли.
Спустя несколько минут мы вошли в обеденный зал. Берт повел меня через кухню.
Мы шли мимо печей и раковин. А потом… я пронзительно закричал, увидев огромное серебряное блюдо, достаточно большое, чтобы я мог уместиться на нем целиком.
27
И вот уже я лежу на спине. В одних шортах. Меня уложили на серебряное блюдо. Руки прижаты к груди.
Я смотрел на миссис Мааарг. Она нависла над столом, истекая тягучей желтой слюною. Она ухмылялась и облизывала похожие на печенку губы огромным толстым языком.
— Сперва я съем твои руки, — пообещала она. — Сам понимаешь, сперва костлявенькое, мякотка — на потом.
Что тут скажешь? Я покрепче скрестил на груди руки, стараясь унять дрожь.
— Не беспокойся, Томми, — сказала она. — Голову я оставлю напоследок.
Что?! Хорошенькое утешеньице! Это, по ее мнению, хорошая новость?
Она потыкала меня в ребра толстым пальцем.
— Мммммммм! — и мерзко причмокнула.
Она склонилась надо мной, с нижней губы непрерывным ручейком бежала слюна. Она схватила мою правую руку и подтащила поближе к своим острым зубам.
Теперь меня ничто не спасет, понял я. Поверить не могу, что закончу жизнь в брюхе чудовища.
Я зажмурился. Я не мог на это смотреть.
Я стиснул зубы в ожидании невыносимой боли.
И ждал.
А потом не выдержал и открыл глаза — как раз в тот момент, когда она вывалила из пасти огромный толстый язык. Она поднесла мою руку к пасти. И заскользила языком вверх и вниз по моей руке. Она ЛИЗАЛА меня, неспешно, размеренно. Ее язык был шершавым и жестким, и обдирал кожу, как наждаком.
ЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧВАК.
А потом она распахнула пасть и обнажила зубы, готовясь укусить.
28
Но она не укусила меня. Вместо этого она сдавленно ахнула.
Ее глаза вылезли из орбит. Лицо побагровело.
— АААААААКК! — она вывалила язык и испустила отвратительный вопль.
Она уронила мою руку. Она рухнула на спину, и все ее тело забилось в конвульсиях.
Она начала давиться и задыхаться. Вся ее огромная туша тряслась и корчилась.
Она давилась и давилась, и не переставая облизывала губы.
Охваченная ужасом, она повернулась ко мне:
— Мой язык! Мой рот! Ой, ЖЖЕТ! ЖЖЕТ! Что ты наделал? Что ты НАДЕЛАЛ?!
Я сел на блюде.
Она вцепилась пальцами себе в глотку.
— Это мой острый соус «Бомбежка!» — любезно пояснил я. — Я натерся им с ног до головы. Он, говорят, взрывается во рту. Ну как, нравится?
Она отчаянно замахала руками, визжа от боли.
— Жжется! ЖЖЕТСЯ! Ой, рот ГОРИТ! СПАСИТЕ! Ой, ПОМИРАЮ! Ой, как ХУДО!!!
Держась за горло, с языком, болтающимся, как тряпка, она повернулась и пулей вылетела из столовой, вопя во всю мощь своих легких.
Я спрыгнул с блюда и приземлился на пол. Подошел к окну и выглянул наружу. Миссис Мааарг мчалась вниз по склону, не переставая орать.
Я слышал ее отчаянные крики:
— Ой, ПОМИРАЮ! Ой, ГОРЮ! ГОРЮ! Помогите! ПОГИБАЮ!
Прижавшись лицом к стеклу, я смотрел, как она ракетой пронеслась через пляж. Вода ее не остановила. Даже погрузившись в озеро, она продолжала бежать. А потом взяла и поплыла, отчаянно работая лапами.
Неужели она собирается переплыть все озеро? Я смотрел, как чудовище саженками гребет прочь, поднимая высокие волны, пока оно не исчезло вдали.
Чудовище покинуло остров.
Долго стоял я, глядя на водную гладь. Миссис Мааарг так и не вернулась.
Я расплылся в улыбке. И все-таки родичи были правы, подумал я. Без острого соуса человеку не прожить.
29
— Вечеринка! Вечеринка! Ве-че-рин-ка! — скандировали ребята, и оглушительная музыка сотрясала лагерь. Мы плясали. Мы веселились. Мы купались. Мы вытащили из лагерной кухни все запасы пирогов, печенья и мороженого, и закатили самую лихую островную вечеринку в истории.
Дядя Феликс заперся у себя в кабинете. Где ему было нас унять!
Пять дней пролетели как один — пять дней вечеринок и праздничного угара. Больше не было миссис Мааарг. Больше не было жестоких состязаний и правила «человек человеку — волк». Отныне все мы стали друзьями.
Я забрался на стол в обеденном зале и порвал таблицу миссис Мааарг в мелкие клочья. А потом подбросил их вверх, словно конфетти. И все восторженно кричали, танцевали и пели.
— Я знала, что ты настоящий герой, — сказала Софи. — Я тебе говорила, ведь так?