Поиск
2
С тех пор умчались годы,
И нет их, ярких снов фантазии моей:
Я стал в ряды борцов поруганной свободы,
Я стал певцом труда, познанья и скорбей!
Во славу красоты я гимнов не слагаю,
Побед и громких дел я в песнях не пою,
Я плачу с плачущим, со страждущим страдаю,
И утомленному я руку подаю!
И пусть мой крест тяжел, пусть бури и сомненья,
Невзгоды и борьбу принес он мне с собой, —
Он мне дарил зато и светлые мгновенья,
Мгновенья радости высокой и святой!
Я помню ночь: бледна, как тяжело больная,
Она слетала к нам с лазурной вышины,
С несмелой ласкою серебряного мая,
С приветом северной задумчивой весны.
Все окна в комнате мы настежь отворили
И, с грохотом колес по звонкой мостовой,
К себе и эту ночь радушно мы впустили
На скромный праздник наш, в наш угол трудовой…
А чуть вошла она — чуть аромат сирени
Повеял в комнате — и тихо вслед за ней
Вошли какие-то оплаканные тени,
Каких-то звуков рой из мглы минувших дней…
Тем, кто закинут был в столицу издалека,
Невольно вспомнились родимые края,
Убогое село, и церковь, и поля,
И над немым прудом недвижная осока;
Припомнился тот сад, знакомый с колыбели,
Где в невозвратные, младенческие дни
Скрипели весело подгнившие качели
И звонкий смех стоял в узорчатой тени;
Крутой обрыв в саду, беседка над обрывом,
Тропинка, в темный лес бегущая змеей,
И полосы хлебов с их золотым отливом,
И мирный свет зари за сонною рекой…
И наш кружок примолк…
Суровые лишенья,
Нужда, тяжелый труд и длинный ряд забот
Томили долго нас… мы жаждали забвенья —
И с тихой песнею любви и примиренья,
Как в детских снах моих, я выступил вперед.
Не пышный зал горел огнями предо мною:
Здесь, в бедной комнатке, тонувшей в полумгле,
Сияла только мысль нетленной красотою
В венце из терниев на царственном челе!
И голос мой звучал не для пустой забавы
Пресыщенной толпы земных полубогов:
Не требуя похвал, не ожидая славы,
Как брат я братьям пел, усталым от трудов.
Я пел сплотившимся под знаменем науки,
Я пел измученным тяжелою борьбой,
Чтоб не упали их натруженные руки,
Чтоб не рассеялся союз их молодой;
Я пел им светлый гимн, внушенный упованьем,
Что только истине победа суждена,
Что ночь не устоит перед ее сияньем,
Что даль грядущего отрадна и ясна;
И всё, что на душе от черного сомненья
Я сам, как ценный клад, в ненастье сохранил —
Все лучшие мечты, все смелые стремленья —
Всё в звуки песни той я вольно перелил!..
Я смолк… Мне не гремят толпы рукоплесканья,
Не падают к ногам душистые венки!
Наградою певцу минутное молчанье
Да чье-то теплое пожатие руки.
Но что со мной?.. О чем, откуда эти слезы?..
Как горд, как счастлив я, как ожил я душой!..
О родина моя, прими меня — я твой!..
И блекнут яркие младенческие грезы,
И осыпаются их призрачные розы
Пред счастьем, наяву блеснувшим предо мной!..
«Верь, — говорят они, — мучительны сомненья…»
«Верь, — говорят они, — мучительны сомненья!
С предвечных тайн не сиять покровов роковых,
Не озарить лучом желанного решенья
Гнетущих разум наш вопросов мировых!»
Нет, — верьте вы, слепцы, трусливые душою!..
Из страха истины себе я не солгу,
За вашей жалкою я не пойду толпою —
И там, где должен знать, — я верить не могу!..
Я знать хочу, к чему с лазури небосвода
Льет солнце свет и жизнь в волнах своих лучей,
Кем создана она — могучая природа, —
Твердыни гор ее и глубь ее морей;
Я знать хочу, к чему я создан сам в природе,
С душой, скучающей бесцельным бытием,
С теплом любви в душе, с стремлением к свободе,
С сознаньем сил своих и с мыслящим умом!
Живя, я жить хочу не в жалком опьяненьи,
Боясь себя «зачем?» пытливо вопросить,
А так, чтоб в каждом дне, и в часе, и в мгновеньи
Таился б вечный смысл, дающий право жить.
И если мой вопрос замолкнет без ответа,
И если с горечью сознаю я умом,
Что никогда лучом желанного рассвета
Не озарить мне мглы, чернеющей кругом, —
К чему мне ваша жизнь без цели и значенья?
Мне душно будет жить, мне стыдно будет жить, —
И, полный гордости и мощного презренья,
Цепь бледных дней моих, без слез и сожаленья,
Я разом оборву, как спутанную нить!..
«Я не щадил себя: мучительным сомненьям…»
Я не щадил себя: мучительным сомненьям
Я сам навстречу шел, сам в душу их призвал…
Я говорил «прости» всем светлым убежденьям,
Все лучшие мечты с проклятьем погребал.
Жить в мире призраков, жить грезами и снами,
Без думы плыть туда, куда несет прилив,
Беспечно ликовать с рабами и глупцами —
Нет, я был слишком горд, и честен, и правдив.
И боги падали, и прежние светила
Теряли навсегда сиянье и тепло,
И ночь вокруг меня сдвигалась, как могила,
Отравой жгучих дум обвеяв мне чело, —
И скорбно я глядел потухшими очами,
Как жизнь, еще вчера сиявшая красой,
Жизнь — этот пышный сад, пестреющий цветами, —
Нагой пустынею лежала предо мной!..
Но первый вихрь затих, замолкнул в отдаленьи
Глухой раскат громов — и ожил я опять:
Я стал сбирать вокруг обломки от крушенья
И на развалинах творить и созидать.
Из уцелевших грез, надежд и упований
Я создал новый мир, воздвигнул новый храм
И, отдохнув душой от бурь и испытаний,
Вновь стал молиться в нем и жечь мой фимиам!..
И в тягостной грозе, прошедшей надо мною,
Я высший смысл постиг — она мне помогла,
Очистив душу мне страданьем и борьбою,
Свет отличить от мглы и перлы от стекла.
«Вперед же! — думал я, — пусть старая тревога
В твоей груди, боец, заглохнет и замрет,
Ты закалил себя, ты истинного бога
Прозрел в угрюмой мгле — не медли ж, и вперед!»
Напрасная мечта!.. Уходят дни за днями,
И каждый новый день, отмеченный борьбой,
С бессильным ужасом, с безумными слезами,
Раскаты новых гроз я слышу над собой!
Святилище души поругано… сомненья
Внесли уж и в него мертвящий свой разлад
И в мой священный гимн, в смиренный гимн моленья,
Кощунственных речей вливают тайный яд!..
Отверстой бездне зла, зияющей мне в очи,
Ни дна нет, ни границ — и на ее краю,
Окутан душной мглой невыносимой ночи,
Бессильный, как дитя, в раздумье я стою:
Что значу я, пигмей, со всей моей любовью,
И разумом моим, и волей, и душой,
Пред льющейся века страдальческою кровью,
Пред вечным злом людским и вечною враждой?!.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: