Алексей даже вздрагивает, будто от внезапного озноба, но ни о чем другом уже не может думать. Из головы его не выходит теперь сообщение американских газет о падении метеорита, в котором обнаружены химически сверхчистые кристаллы кремния. Если это не очередная сенсация, подобная «летающим тарелкам», то, вне всяких сомнений, на Фаэтоне должна была существовать разумная жизнь. Кремний в таком чистом виде в природе не встречается (на всякий случай Алексей уточнил это у отца), а раз это так, значит, фаэтонская цивилизация применяла кремниевые полупроводники. Уровень техники на Фаэтоне был, следовательно, не ниже, а, может быть, даже выше, чем сейчас на Земле. Но что же тогда погубило целую планету?

И почему обязательно злые, разрушительные силы? Может быть, прав профессор, сказавший отцу, что планету может погубить и чрезмерная любознательность ее обитателей? Желание заглянуть в такие тайны материи, которые познаются лишь ценой катастрофы?

Но что же тогда делать человечеству? Приостановить дальнейшие исследования?

Руденко предлагает ввести специальное «космическое право», ибо силы, которые в наш век находятся в руках человечества, принадлежат уже не только нашей планете. Он считает необходимым разработать это право таким образом, чтобы в нем были учтены все случайности, способные вызвать катастрофу.

«Вот я и попытаюсь описать более вероятные причины катастрофы Фаэтона, чтобы предостеречь человечество от страшной беды…» — решает Алексей.

Босс сегодня явно недоволен своими компаньонами. Он не сказал еще ни слова, но они уже чувствуют это. Даже Вадим Маврин присмирел.

А Босс все ходит и ходит по своему «оффису», противно поскрипывая до зеркального блеска начищенными полуботинками.

— Ну хватит, Босс, не выматывай ты из нас душу! — умоляюще произносит наконец Вадим,

— Да, действительно хватит! — неожиданно хлопает ладонью по столу Босс.- Хватит этой дешевой оперетки из жизни дикого Запада. С сегодняшнего дня к чертовой матери весь этот жаргон! Никакой я вам больше не Босс, а Корнелий Иванович Телушкин.- Печально усмехаясь, он поясняет: — Что поделаешь, мои родители не обладали чувством юмора и не подумали, видно, как будет сочетаться понравившееся им иностранное имя Корнелий с русским отчеством Иванович и особенно с фамилией Телушкин. Но таковы мои истинные позывные по паспорту, и вы их хорошо запомните. А ты, Вадим, распрощайся с кличкой «Ковбой», тем более что у тебя такое красивое имя.

— Так ведь это не я… Это так меня другие…- басит Вадим.

— Отучай их от этого. Бей, если надо, по мордасам.

— По мордасам, значит, можно?

— Да, если это нужно для пользы дела, а не так, как вчера под окнами Вари. В милицию уже вызывали?

— Нет пока. Может, обойдется…

— И учти, еще одна такая драка — и все! Катись тогда из нашей корпорации! Последнее это тебе предупреждение…

— А по-моему, вы неправы, Босс…- пытается возразить щупленький, претенциозно одетый молодой человек с интеллигентным лицом.

— Только что ведь было сказано! — снова стучит кулаком по столу Телушкин.

— Пардон! Извините вы меня, ради бога, Корнелий Иванович! -театрально расшаркивается молодой человек.- Клянусь всевышним, больше не буду! Но Вадима вы зря порицаете за демонстрацию силы под окнами Вари.

— Это ты прав, Пижон,- одобрительно кивает головой Вадим.- Женщины силу любят…

— Ну, во-первых, это не та женщина,- хмурится Телушкин.- Во-вторых, сколько раз тебе говорить, что никаких кличек? У Пижона есть имя — Вася и фамилия — Колокольчиков. Хорошая, звонкая фамилия. А вы бросьте, Вася, считать себя интеллектуалом, и вообще никакого суперменства. Клятвы именем всевышнего тоже отменяются. Во-первых, это святотатство, а во-вторых, мы и без того начнем скоро торговать господом богом оптом и в розницу.

Решив, что глава корпорации шутит, говоря о торговле богом, Колокольчиков возвращается к своей прерванной мысли.

— Насчет Вари вы правы, это действительно не та девушка, которую возьмешь демонстрацией силы. Но в этом есть другая сторона медали. В поступках Вадима она видит проявление дикости, неотесанности его натуры и потому пытается его перевоспитывать. К тому же не исключено, что ей, может быть, все-таки приятно, что он делает это из-за нее.

— Ну, не знаю, не знаю…- с сомнением покачивает головой Корнелий.- Не думаю все-таки, чтобы он взял ее грубостью. Она, по-моему, натура мечтательная, и грубостью Вадим может лишь все дело испортить. Недаром же в психологии существует такое понятие, как «совместимость» или «несовместимость» характеров.

— О, вы широкообразованный человек, Корнелий Иванович! — притворно восхищается своим шефом Колокольчиков.

— Мне не надо вашей дешевой лести, Вася,- снисходительно усмехается Корнелий.- Я типичный дилетант широкого диапазона. И потому в наш век узких специалистов выгодно отличаюсь от многих кандидатов наук. Конечно, если уж говорить откровенно, я прямой потомок Остапа Бендера, эволюционизировавшего в соответствии с духом времени. Не помню, какое было образование у Остапа — нужно будет перечитать «Двенадцать стульев»,- но самое большое — семь-восемь классов Одесской гимназии. При его природном остроумии и таланте мелкого авантюриста этого было достаточно, чтобы стать фигурой в ту эпоху. В наши дни, однако, он не поднялся бы выше рядового тунеядца.

— Ну, а у вас какое же образование? — любопытствует Колокольчиков.

— Довольно широкое. Пришлось трижды покинуть — не по собственному желанию, конечно,- три столичных института: сперва юридический, потом биологический и, наконец, физико-математический. Да плюс самообразование. Все это дает мне возможность быть на уровне века в нашем не очень благородном деле.

— А почему не очень благородном? — удивляется Колокольчиков.- Почему вообще мы, мыслящие и рожденные для лучшей доли личности, должны ишачить на простых советских, людей? Я не желаю этого!…

— Но ведь ишачите? — смеется Корнелий.- Вы — в своей конторе, Вадим — на заводе. И потому давайте, Вася, без этих красивых слов о мыслящих личностях… Ну, а теперь хватит философии — займемся делом. Вадим, сбегай-ка на кухню и извлеки там из холодильника бутылку шампанского.

— Вот это дело! — восхищенно вопит бывший Ковбой.

— Нет, это не дело,- поправляет его Корнелий.- О деле я доложу вам перед тем, как мы наполним бокалы этим благородным напитком.

Вадим поспешно уходит на кухню, а заинтригованный Колокольчиков заискивающе смотрит в глаза своему шефу.

— Видно, что-нибудь феноменальное?

— Достаньте-ка лучше фужеры из буфета.

Пока Вадим освобождает пробку бутылки от проволочек, Колокольчиков проворно расставляет фужеры на письменном столе Корнелия.

— Открывать? — спрашивает Вадим.

— Погоди, сначала я оглашу нашу новую декларацию. Отныне прекращается вся наша деятельность по так называемой фарцовке. Это слишком мелко и недостойно дельцов с размахом.

— Только поэтому! — недоумевает Колокольчиков, снискавший себе славу одного из лучших фарцовщиков столицы.

— Нет, не только поэтому. Главным образом потому, что мне сделано более солидное предложение. С завтрашнего дня мы начнем торговать с иностранцами господом богом.

— Иконками?-догадывается Колокольчиков, не выражая при этом особого энтузиазма.

— Да, иконками. Но не теми, которые мы скупали у богомольных подмосковных старушек, а произведениями живописного искусства. Шедеврами великого живописца пятнадцатого века Андрея Рублева. Слыхали о таком?

— Да нет, откуда нам…- вяло отзывается Вадим.

— Ну, ты-то известный лапоть,- беззлобно ухмыляется Корнелий.- Тебе действительно неоткуда это знать. А вот Вася знает, конечно.

— Да, я знаю. А где их взять, эти шедевры?

— Будем делать,- бодро заявляет шеф корпорации бывших фарцовщиков.

— То есть как это делать?

— Ну, подделывать. Какая разница?

— А такая, что это будет явной липой, иностранцы ведь не дураки. Те, кому нужен Рублев, наверное, неплохо в нем разбираются. И потом, существует специальная экспертиза…