Утром среди топографов я не сразу узнал своих попутчиков-студентов. В защитных энцефалитках и кирзовых сапогах, на плечах треноги, а у здоровяка литовца за поясом торчал топор; правда, энцефалитка ему была узка в плечах – это немного портило вид, но зато повезло с кирзами, сорок пятого размера в экспедиции хоть отбавляй… Студент из Львова – Андрей – стоял в стороне с начальником топографической партии Владимиром Новожиловым и что-то записывал в свою полевую книжку, видимо, он был назначен старшим.

– Альгимантас пусть рубит просеку, – сказал Андрею Новожилов. – Ничего… – это он уже говорил для меня, – как погоняю их вверх-вниз, быстро обретут форму, особенно тот, – он показал на Альгимантаса. Новожилов был выше и Альгимантаса и Андрея, а природа ни того, ни другого не обделила ростом. На широком и бородатом лице Володи темные, как маслины, глаза. Правда, борода доживала, как он сам говорил, последние дни: приезжает семья из Ленинграда, и придется эту роскошь сбривать…

Вчера, когда я заглянул к нему, он занимался ремонтом квартиры: отеплял стены, клеил обои… Мне показалось, что за все он брался сразу. Например, пристроив к потолку лист фанеры, он взялся белить печь, не закончив, попросил помочь поставить железную кроватку к стене: «Здесь будет спать дочка. Как ты думаешь, ей не будет холодно? – Тут же сам ответил: – Нет, не будет… Хорошо. И окно выходит на реку. Слушай, а что, если вместо занавесок пока приколоть миллиметровку?.. В этом что-то есть». Ответа на вопросы Володя не ждал, он просто таким способом легко и артистично утверждал каждое свое решение. С ремонтом он явно зашивался, но я, глядя на бутылку шампанского, стоящую на полу посреди красок, гвоздей и обоев, понял, что Володя радуется всей этой ситуации и очень ждет жену…

Топографы уходили в зону будущего города. Как объяснил Володя, нужно определить точки, которые станут исходными для создания крупномасштабной карты местности. Ее ждут проектировщики. Потом топографы вынесут оси запроектированных сооружений в натуру, закрепят на местности монолитами…

Поднимаемся по бульдозерному следу, впереди идут нагруженные ребята. Сапоги скользят. На сыром грунте остаются глубокие вмятины. Снизу, из поселка, казалось, что этой высоты можно достичь намного быстрее. С непривычки дышится тяжело. Стараюсь не отставать от Володи.

– Вот на Зее поселок получился ниже плотины, – говорил на спокойном дыхании Новожилов, – а у нас город будет на самом берегу водохранилища.

Он остановился, дал мне отдышаться. Зная, что студенты тоже впервые поднимаются сюда, поискал их глазами и далеко впереди увидел спину Леонардаса.

Пошли.

– Кстати, – продолжал Володя Новожилов, – а ведь я на Зее закреплял главную ось плотины, наблюдал за деформацией фундаментов в Светлом, но так и не видел всего города. Странно устроен человек, – говорил он, – в Нуреке диплом писал, а что получилось, не видел. Слушай, надо бы съездить туда. Как ты думаешь?

Наконец мы достигли вершины хребта. Перед нами открылось огромное плато с густым лесом. У подножия хребта, на берегу реки, казалось, что сразу от вершины пойдет спуск. И сейчас, находясь на плато, буквально физически чувствуешь, в каком глубоком каньоне течет река.

Дорога, проложенная бульдозеристом, шла теперь по плато, разрезая лес на две половины. Вскрытая земля была черная, жирная, и на ней оставались четкие следы сапог впереди идущих.

– Теперь понимаешь, почему город будет на берегу водохранилища, на высоте? – спрашивал Володя, не ожидая от меня ответа. – Стосорокадвухметровая по высоте плотина преградит реку, и, когда вода поднимется, гористые берега не дадут ей затопить эти места. Мы стоим сейчас на большой высоте.

Ребята остановились, что-то разглядывают на дороге. Мы наткнулись на свежие медвежьи следы, во всяком случае зверь пересек дорогу недавно. Ребята поочередно прикладывают свои сапоги на отпечаток медвежьей пятерни. Сапоги Альгимантаса почти заполнили след на влажной земле.

– Шестидесятый размер будет, – заключил литовец.

– Володя, – спрашиваю у Новожилова, – ты не боишься медведя?

– Да как сказать… Мы с женой работали в Якутии, в тайге, ночью она уходила косить траву для лошади. Выйду за ней, но не знаю, в какую сторону ушла. Мало ли что…

– Ты хочешь сказать, что пока не встретился со зверем, не знаешь, боишься или нет?

– А если он никогда не попадался на твоем пути, очень ждешь этой встречи, для полноты ощущений.

Иногда трудно было понять, серьезно говорит Володя или шутит.

Наконец ребята сошли с дороги и стали скидывать на землю груз. Здесь, почти на обочине, в землю был вбит репер с дощечкой и надписью на ней: «Гидропроект. 1976 год».

– Ты знаешь, все-таки страх перед ним существует, – видимо, Володе пришелся мой вопрос по вкусу, – особенно, если зверь за тобой гнался… По-моему, только человек без воображения не испытывает страха перед ним.

Мы с Володей снова вернулись на дорогу, и он мне объяснил, как добраться до строителей.

– Хочешь со зверем встретиться? – спросил он.

– Для полноты ощущений, – ответил я.

…По сторонам нетронутый лес. Белоствольные березы, а иногда и черные березы с седеющими стволами. Они появляются целыми стаями. И вдруг амурский бархат с темно-серебристой неровной корой. В звенящую тишину леса врываются порой отдаленные взрывы строителей, и над лесом проносится эхо. И снова тишина, а ты удивляешься ей и тому, что все еще двигаешься по вершине хребта. Услышав хруст, оборачиваешься и видишь человека. Встретив его в нетронутом лесу, успокаиваешься, усталость выходит, и, пускаясь снова в путь, отмечаешь про себя: не ты проходишь мимо деревьев, а они пропускают тебя…

Строители расположились в долине между двумя сопками, у маленькой бухточки, где впадает в Бурею речушка Куруктачи. Несколько безлюдных балочков с аккуратно заправленными койками, моторная лодка на отмели и кухня под навесом в березняке. Свежевыструганный из теса стол, скамейки, на одной – стопка вымытых после обеда мисок. Железная печурка, на траве эмалированная посуда и таз, полный только что выловленной рыбы: хариусы, линьки, сиги; тут же валяются чурки дров. Все вымыто, убрано, но кажется, предметы не имеют своего постоянного места. Порядок был чисто мужской. Во всем здесь чувствовалась новизна: балки еще не успели осесть и прирасти к земле, не протоптаны тропинки вокруг, не почернел от дождей и солнца тес. И даже по числу новеньких мисок можно было определить, что люди приехали сюда недавно и их немного.

Пока я шел к ним, двигаясь вдоль Куруктачи, слышал далекий рокот техники, доносящийся откуда-то из-за сопки. Но, судя по тому, что печурка гудела – ее растопили недавно, – кто-то должен быть поблизости. Вообще-то я не ожидал в это время застать строителей дома, но надеялся, что они работают рядом, и я смогу наконец увидеть бульдозериста, покорившего ребят.

И действительно, вскоре со стороны реки появился человек, плотный, загорелый, он поставил на траву ведра с водой.

– У вас здесь просто прекрасно!

– Да, – сказал он, ставя белую эмалированную кастрюлю с водой на печь, – ради этой природы люди оставляют насиженные места. Приедет человек из города, от ветра падает, полазит по сопкам с топором – наливается силой, не узнаешь… Будем знакомы, Александр Кобля. Бригадир.

Он наколол дров, подбросил в печку и стал открывать банки с тушенкой.

– Вы уж извините, сегодня я дежурю по кухне, надо подумать об ужине. Женщин пока нет… Вот на днях моя приезжает, может, уютнее станет жить.

– Издалека приезжает?

– Я сам из Приморского края… Дом – полная чаша – и вот сорвался и жену за собой потянул. Не хотела ехать, а теперь заторопилась.

Он быстрыми движениями нарезал лук, заложил макароны в котел, взял пустую миску и пошел за балок.

– Вот посмотрите, какой холодильник у нас, – бригадир открыл дверь в яму на склоне сопки. Яма была выложена деревом, внутри между ящиками продуктов – глыбища льда.

– Откуда лед?