— А знаете, — сказал Беннет, — моя жизнь до сих пор была невыносимо скучной. Раз и навсегда заведенный порядок. Куда ни взглянешь — раз и навсегда заведенный порядок. И ничего лучше со мной еще не случалось: я либо стану героем, либо погибну.

— Смерть надежнее, — сказал я.

Он засмеялся.

— А еще мне про вас говорили, что все вы — циники. Может быть, вы признаете, что хоть это правда.

— Может быть.

— Смерть, по крайней мере, сулит тайну.

— Как и завтрашний день.

— Чушь, молодой человек. Ничего он не сулит, кроме разочарования. — Он посмотрел на Джерри, который легкой рысцой ехал впереди. — Друзья?

— Да, друзья.

— Как же так?

— К черту ваш английский снобизм.

— По-моему, вы добавляете эпитет «английский» ко всему, что вам не нравится.

— Не исключено. Это вырывается само собой. По-видимому, нам надо узнать друг о друге еще очень много.

— Вы просто добавочный мешок в Бремени Белых.

Я зло усмехнулся. Шутки порой заходят слишком далеко. Беннет принадлежал к тем, кто не умеет вовремя остановиться. Смерть или геройский подвиг. Джерри перешел на шаг, и мы его нагнали.

— Скажите, Джерри, что привело вас в армию?

— Деньги.

Беннет онемел.

— Деньги, а то что же. А он, — кивок в мою сторону, — пошел в армию потому, что его мамочка захотела от него избавиться. Теперь вам известна вся подноготная.

Я почувствовал, что краснею. Вид у Беннета был ошарашенный. Это, по-видимому, не укладывалось в раз и навсегда заведенный порядок. Я расхохотался.

— Вы… э… разыгрываете меня?

— Еще чего! Спросите у него.

Беннет посмотрел на меня.

— Это правда?

— В значительной мере… хотя, прошу заметить, сам я, мне кажется, ничего подобного вслух не сказал бы. Джерри умеет редкостно передергивать.

Джерри явно был доволен.

— Моя мать плакала. Да. Не то чтобы это было так уж неожиданно, однако…

— А моя ликующе заиграла Шопена, едва за мной закрылась дверь, — сочинил я. Но это было так вероятно! — Grande Valse Brillante.

— Дам-ди-да-да, дам-ди-и-да-да.

— Совершенно верно.

— Просто поразительно.

— Свечи и новены, — загадочно сказал Джерри.

— Что-что?

— Да мамаша. Свечи и новены. Отщелкивает на четках. Преклоняет к себе слух бедняги бога… Ах, кошки-мышки!

Все его тело напряглось.

— Вы только поглядите!

Его дрожащий от возбуждения палец указывал туда, где ниже по склону, за канавой, по которой текла бурая жижа, тянулось широкое поле. По полю, не торопясь, словно времени у нее было предостаточно, шла лиса, глупая, ни о чем не подозревающая французская лиса. Во мгновение ока мы взвились над канавой, как птицы взлетают летом с нагретых солнцем склонов. И она побежала. Слава богу, она побежала. А мы припустили за ней. Наверное, прошло добрых пятнадцать минут, прежде чем она скрылась в норе посреди изрешеченной снарядами рощицы. От лошадей поднимался пар, мое сердце отчаянно колотилось. Обломанные черные деревья были совсем неподвижны. Они были мертвы, и мало-помалу в наше сознание вновь проникли звуки войны.

— Здорово было, верно?

Джерри подмигнул мне. Я засмеялся. Мы смеялись все трое. Беннет вытащил из кармана большой чистый платок и вытер лоб.

— Когда этот спектакль кончится, я, пожалуй, переселюсь в Ирландию.

Назад через поле мы поехали неторопливым шагом.

— Поселюсь возле вас, и мы вместе обучим Джерри посадке джентльмена.

— Как бы не так.

— Но вы же свертываетесь в клубок, дорогой мой.

— Зато обскачу вас, стоит захотеть.

— Не спорю. Но речь идет о форме, а не об исполнении.

Джерри сплюнул.

— Мы думаем завести небольшой конский завод. Мы с Джерри. Мы думаем…

— Мне эта мысль нравится. Отличная мысль.

— Эй, вы!

Из дыры в живой изгороди вынырнул низенький взбешенный майор. Та часть его лица, которую не прятали пышные усищи, была лиловой от гнева.

— Эй, вы!

— Сэр? — сказал Беннет и, натянув поводья, почти весело отдал честь.

— Спешиться! — рявкнул он на нас троих.

Мы вытянулись по стойке «смирно», и он несколько раз смерил нас взглядом с головы до ног.

— Что это вы себе позволяете, а?

Он гневно махнул в сторону холма. Я почему-то отметил про себя, что на руках у него митенки цвета хаки и пальцы торчат из них всего на два сустава.

— Я двадцать минут за вами слежу. Вы совсем сошли с ума?

— Мы… э… увидели лису, сэр.

Это сказал я, потому что они явно не собирались отвечать.

— Лису?

Он изумленно уставился на меня и несколько очень долгих секунд хранил молчание. Его пальцы пошарили в грудном кармане и извлекли записную книжку с карандашом. Ногти у него были темно-коричневые и слегка загибались над кончиками пальцев. Возможно, в своей прошлой жизни он был летучей мышью, хотя его зрение как будто отличалось незаурядной остротой.

— Да, сэр, лису.

— Фамилия?

— Мур, сэр.

— Полк?

— Королевский ирландский стрелковый, сэр.

— Ага. Следующий. Вы.

— Беннет, сэр. Откомандирован в королевский ирландский стрелковый полк, сэр.

Майор энергично писал.

— По-видимому, у них ощущается нехватка младших офицеров, сэр.

Кой черт тянет его за язык, подумал я. Зачем втягивать этого сукина сына в пустой разговор?

— Мне требуются только ответы на мои вопросы. Благодарю вас, мистер Беннет. Теперь вы.

— Рядовой Кроу, сэр.

Отвечая, он отдал честь.

— Почему этот солдат с вами?

— Мы… я позвал его с собой.

— Он… — Но Беннет тут же решил, что лучше не продолжать. Майор взглянул на него с уничтожающей любезностью.

— Вы что-то сказали, мистер Беннет?

— Нет, сэр.

— Так, пожалуй, благоразумнее.

Он дописал последние слова, закрыл книжку с сердитым щелчком, аккуратно опустил ее в карман, вложил рядом с ней карандаш и разгладил пальцем клапан.

— Полагаю, вы считаете, что прибыли сюда развлекаться.

— О нет, сэр! — В голосе Беннета было искреннее негодование. — Я хочу сказать…

— Проклятые школяры! И откуда у вас лошади?

— От одного приятеля, — неопределенно ответил Беннет.

Мне пришло в голову, что он их попросту украл, а вернее — позаимствовал на время.

— Разминка…

— Кто ваш командир?

— Майор Гленденнинг, сэр.

— Будьте уверены, я сообщу ему о вашем поведении. О вашей… вашем… — Его лицо стало почти фиолетовым, пока он подыскивал нужное слово и не находил его, — …поведении. Остальное решит он. Хотя, учтите, я буду рекомендовать… — Его голос пресекся, и он замолчал, глядя на нас. — А что до вас… — Он перевел взгляд на Джерри. Наступило еще одно долгое молчание. — Можете сесть в седло, — сказал он наконец. — И немедленно возвращайтесь к себе в роту.

Мы сели в седла и тронули лошадей.

— И будьте уверены… — Он выкрикнул это, нам вслед, когда мы уже выехали за дыру в живой изгороди и он остался на поле один.

— Скверно, — сказал Джерри немного погодя.

— Мне кажется, за удовольствия положено платить, — сентенциозно заявил Беннет. — Давайте рассчитывать на лучшее. Вдруг в добросовестного майора угодит случайная пуля. В конце-то концов тут каждую минуту убивают по человеку, так почему этот вредный бухгалтеришка должен стать исключением? Нет, почему?

— Такого я ни одному, пусть и сукину сыну пожелать не могу!

— Сентиментальность в подобных случаях неуместна.

Пошел дождь. Ветер дул нам прямо в лицо, и капли вонзались в кожу миллионами острых иголочек. Мы подняли воротники шинелей и скорчились в седлах на манер Джерри, пытаясь как-то согреться. У обочины валялась дохлая лошадь, и ее труп, вздувшийся от происходивших в нем химических процессов, был единственным зримым напоминанием о бойне вокруг. Рев канонады нарастал и стихал в отдалении. Но единственным звуком, доходившим до моего сознания, был ритмичный стук лошадиных копыт и поскрипывание седел.

— Ну, хорошо, — внезапно сказал Беннет. — Давайте мне лошадей. А сами возвращайтесь на ферму, и побыстрее. Прямо по проселку до шоссе.