10

За спиной у них остались Великие равнины, справа река Норт-Платт, где-то дальше слева проходила ветка Тихоокеанской железной дороги, а на горизонте, словно призраки, маячили в сизой дымке далекие горы. Но и горы, и железная дорога, и Норт-Платт — все это, казалось, осталось в другом времени, в другом мире. Здесь их окружали многие мили открытого пространства — земля и небо, то, что было и миллионы лет назад. Никогда еще Сюсси не приходилось наблюдать картины столь величественной: бесконечно огромный купол неба, под которым все казалось ничтожно малым, волнистое пространство прерии с ее густейшей высокой травой, играющей всеми оттенками зеленого и синего цветов при дуновении даже слабого ветерка, ярко — синие ленты далеких речушек и столь же яркие пятнышки таких же далеких озер.

У Сюсси в первое время просто дух захватывало от всей грандиозности увиденного. Где-то далеко, в совершенно ином времени и пространстве остались и Джорджия с ее густыми сосновыми лесами, и даже железнодорожная станция в пыльном Шайенне, которая теперь казалась оплотом цивилизации.

Да, все здесь было грандиозным, красивым, но одновременно и настолько незнакомым, непривычным, даже чуждым, что вселяло чувство подспудной тревоги.

Сюсси украдкой посматривала на своего юного мужа Дэна. Тот снял шляпу, и ветер прерий развевал его светлые волосы. Глаза Дэна были полуприкрыты, по выражению его лица нельзя было понять, то ли он сосредоточен, занимаясь изучением местности, то ли тоже пытается совладать с охватившим его волнением. Сюсси, все больше терявшая присутствие духа, скорее склонна была подозревать второе.

«Боже мой, — думала она, — если бы можно было Сейчас вернуться в Тару Как там тихо, как уютно, как пахнут магнолии и сосны. А здесь даже запахи резкие и грубые»

Увы, ей уже восемнадцать, она теперь замужняя женщина и свою будущую жизнь уже не в праве определять одна. Огромный зеленый океан несет ее сейчас на своих волнах. Океан незнакомых ей прерий. Совершенно безлюдные места. Здесь даже янки нет. Ничейные места, называемые Границей.

А понятие Граница включало в себя сотни миль территорий. Такое понятие существовало двадцать лет назад и десять лет назад, существовало оно и теперь, в 1884 году, хотя, вроде бы, все уже было сделано, чтобы размыть это понятие, стереть его — уже вот-вот будет разрушен последний оплот индейцев, так называемая концентрированная резервация на стыке Канзаса и Небраски. Словно огромная рука, ладонь которой простиралась от Флориды до Мичигана, мощное запястье составлял Техас, а пальцы протянулись вдоль Тихоокеанского побережья, сжалась в кулак и раздавила орех под названием Граница.

В этих местах, куда они приехали, еще жили племена шайенн, кайова, шошонов, юта, считавших земли, занятые поселенцами, своими. Они нападали на отдельные фермы, на караваны переселенцев, убивали людей, сжигала постройки, угоняли скот. Отдельные укрепленные форты с их немногочисленными гарнизонами и конные патрули, высылаемые из фортов, не могли обеспечить полный контроль над ситуацией.

Но орех уже был раздавлен. Последние участки земли — даровой земли попадали в руки тех счастливчиков или тех последних авантюристов, кто успел доскакать сюда.

Семья Маклишей добралась сюда, в место, отстоящее от Шайенна всего на каких-то двадцать миль. Выбор участка определялся близостью реки и небольшого леса. Конечно, по понятиям Джорджии это скопление деревьев не достойно было носить название леса, но в случае Маклишей именно этот лесок должен был дать начало их дому, их хозяйственным постройкам.

А дом поставили довольно быстро. Мужчины — Питер Маклиш, отец Дэна, его дядя Роджер и сам Дэн споро валили деревья, рубили сучья, везли стволы, навалив их на длинную телегу. Женщины по мере сил помогали им. Причем, помощь со стороны Присциллы Маклиш, матери Дэна, не шла ни в какое сравнение с помощью Сюсси. Миссис Маклиш орудовала топором, словно заправский лесоруб. Из тех же стволов и привезенного из Шайенна нехитрого строительного приспособления было сооружено подъемное устройство. В фундамент дома пошли огромные валуны, в изобилии устилавшие берега речки. Из этих же камней, размером поменьше, сложили очаг, возвели трубу. Строение получилось вместительным — примерно восемь ярдов на восемь. Стены выросли за каких-то сорок-сорок пять дней. Учитывая почти каменную прочность здешних деревьев, работу топоров и пил следовало назвать сверхбыстрой. Да и вообще подобные строения редко устраивались переселенцами, чаще они рыли примитивные землянки с крышей из веток и кусков дерна, с очагом, топившимся по-черному. Дожди превращали полы таких сооружений в лужи, наполненные жидкой грязью.

В то время, когда стены дома уже были готовы, появились люди из фирмы, поставляющей колючую проволоку. Этой проволокой на западных территориях ограждались поначалу огромные участки, иногда по нескольку десятков акров сразу. Маклиши поставили загон для скота размером полмили на полмили. Размах, поразивший Сюсси — вот так в течение нескольких дней они застолбили территорию, приблизительно равную площади всех обрабатываемых земель в Таре. Существенное отличие состояло в том, что эту землю не надо было обрабатывать. А под огород они заняли около двух акров вдоль пологого берега речки, сразу за выросшим домом.

С установкой крыши темп строительных работ несколько замедлился. Пока мужчины ставили стропила, Присцилла Маклиш вместе с Сюсси пароконным плугом поднимали целину. Полностью стальной, большой, но легкий для своих размеров плуг — чудо, выпущенное фирмой «Харвестер» — давал поистине великолепный результат. Деревянный плуг, у которого только лемехи покрывались железом — орудие, еще столь привычное для Джорджии — не прорезал бы здесь и одной борозды. Мощные корни травы, напоминающие жилы чудовища, живущего в земле, резались с громким хрустом и в изобилии покрывали поверхность вывороченного пласта. Зато уж почва здесь была не чета джорджианской, кроваво-красной — темно-коричневая, почти черная, она жирно блестела на срезе.

Присцилла Маклиш и за плугом шла, словно мужчина. В высоких мужских ботинках со шнуровкой, в высоко подоткнутой черной юбке, из-под которой выглядывали грубые нитяные чулки, в застиранной добела когда-то темно-синей кофте, с выбившимися из-под шляпы рыжими волосами, она ступала ровно и уверенно, и ручки плута только чуть вздрагивали в ее загорелых руках Два мерина буланой масти, которых вела под уздцы Сюсси, казалось, не тащили плуг, а просто шли, спеша уйти от фурии с растрепанными рыжими волосами, дабы не быть протараненными плугом, который она яростно толкала перед собой.

Тогда же Сюсси впервые в жизни увидела индейцев. Она стояла у только что засеянного участка и вдруг заметила нескольких всадников, спускавшихся по пологому склону холма с противоположной стороны реки. Сначала Сюсси подумала, что это кто-то из соседей-фермеров к этому времени Маклиши уже успели познакомиться с некоторыми из них. Но что-то в облике всадников показалось ей необычным. Они подъехали поближе, держа курс параллельно реке, между ними и Сюсси расстояние не превышало ста пятидесяти ярдов. Кожаные куртки, кожаные брюки, на рукавах курток и швах брюк различалась бахрома. Длинные черные волосы, перехваченные яркими полосками ткани, бронзовые неподвижные лица. Всадники ехали безмолвно и бесшумно, словно призраки. Даже лошади их не фыркали и, казалось, не стучали копытами. Только позже Сюсси узнала, что индейцы до сих пор не подковывают своих лошадей. Тогда же она просто оцепенела от удивления и еще какого-то чувства, напоминающего ужас. Она вросла ногами в землю и только зачарованно и медленно поворачивала голову, следуя взглядом за цепочкой всадников — их было шестеро — тянущейся вдоль берега.

А когда индейцы находились как раз напротив нее, то расстояние уже не превышало ста ярдов. Сюсси подумала, что им ничего не стоит повернуть лошадей, переправиться вброд через неглубокую речку…

— Это шайенны, — услышала она за спиной спокойный голос.

Быстро оглянувшись, Сюсси увидела за спиной Роджера Маклиша, стоявшего футах в пяти позади нее. Роджер мог считаться янки — он до войны жил в Мемфисе, потом, уже во время войны, попал в плен к северянам, был отвезен на пароходе вверх по Миссисипи в Сент-Пол, где янки формировали отряды для усмирения взбунтовавшихся сиуксов. Поскольку раньше Роджер служил в кавалерии, янки выбрали его не случайно. Он пробыл в Пограничье до конца войны, получил стрелу в плечо и удар копьем с кремневым наконечником в левую скулу, отчего глубокий ровный шрам и украшал частично спрятанную густой бородой левую сторону лица. Еще Роджер Маклиш, иммигрант из Шотландии всего во втором поколении, получил нашивки сержанта в армии северян. А в то же время его младший брат Питер дослужился в армии конфедератов до чина лейтенанта, что, впрочем, совсем не помогло ему в послевоенной жизни. Питер вернулся в Джорджию, тоже побывав в плену, поэтому возвращение его немного затянулось.