— Давай пойдем в сад с бутылкой вина. Ты будешь рисовать, а я смотреть, — предложил он.

Нина видела, как он открывает холодильник и достает бутылку белого вина. Это уже интересно. Он ничего не отрицает, но и не признается в ревности. А чего она ждет? Глупо было надеяться на ответ.

— Я не смогу писать, если ты будешь стоять за спиной и смотреть, — слабо запротестовала Нина. Она боялась не за качество рисунка, а за свое сердце, которое станет отчаянно колотиться, если рядом будет находиться Фредерико.

Он отвернулся от холодильника.

— Весьма польщен, — с понимающей улыбкой проговорил он.

Нина покраснела. Он просто флиртует с ней, напомнила она себе. Нина достала из большого кухонного шкафа свои кисти и краски. Говорить ему о том, что одной ей работать спокойнее, бесполезно. Фредерико все равно пойдет с ней.

Она писала каждый день после обеда. Находила тенистое место в саду и всем сердцем отдавалась живописи. Ее всегда сопровождал Карло, который растягивался в тени и похрапывал. Нина всю жизнь провела в Англии, поэтому не привыкла к сиесте, но Фредерико в это время всегда отдыхал в доме.

Потом он спускался к ней в сад и смотрел, как она пишет. Карло постепенно привык к тому, что хозяин близко подходит к Нине и склоняется над ее рисунками.

— Давай положим все это на поднос, — предложила Нина. Она взяла у Фредерико бутылку и поставила ее на поднос вместе со стаканами, минеральной водой и баночкой воды для красок. — Вот так, теперь все готово.

Нина взяла поднос и боковым зрением увидела, что черные глаза Фредерико пристально и жадно следят за ней. Лучше бы он этого не делал. От его взгляда по коже Нины побежали мурашки.

Фредерико взял у нее поднос.

— Я сам, — сказал он почему-то севшим голосом.

Вслед за ним Нина вышла из кухни. Она не знала, как долго еще сможет выдерживать его пристальные взгляды. Когда Фредерико не было рядом, она чувствовала себя спокойнее, но без него тут же начинала скучать. Нина хорошо понимала, что это означает.

Нине нравилось готовить ему, нравилось, что он благодарен ей за хлопоты. Странно, но она начала получать удовольствие от самой простой домашней работы, что ни в какой мере не отвечало ее художественной натуре. Хотя все в этом доме носило отпечаток хорошего вкуса — антикварная мебель, статуэтки, цветное итальянское стекло. Нине казалось, что каждая старинная вещь видела на своем веку очень многое. Интересно было бы узнать, что именно.

Как-то раз Нина рассказала Фредерико, что она чувствует, глядя на коллекцию старинных ваз цветного стекла, которая украшала гостиную. Фредерико тихо рассмеялся. Его несколько удивило, что она приписывает память неживым, пусть и очень красивым, предметам. Нина тоже рассмеялась и сказала, что она не имеет в виду память в человеческом смысле. Разговор постепенно перешел на семейные предания.

Слушая рассказы Фредерико, хоть и очень интересные, Нина почувствовала укол в сердце. У нее-то нет семейных историй и преданий. Ей стало очень грустно, но она постаралась скрыть это. Только уже ночью, лежа в постели, Нина позволила себе погрустить.

Ее отец — Лучано Трезини, и она наполовину сицилианка. Но ей крайне необходимо знать больше, стать частью какой-то семьи, настоящей семьи. Каким бы человеком ни оказался Лучано, — а можно ли судить, совсем не зная его? — это все же ее родной отец. А ее единокровная сестра… Образ сестры под руку с Фредерико преследовал Нину. Они любят друг друга? Но стоит ли Нине знать это?

— Расскажи мне о дочери Лучано, — спускаясь рядом с Фредерико по лестнице, попросила Нина.

Он с любопытством посмотрел на нее и промолчал.

Нина пожала плечами и улыбнулась, чтобы скрыть, что уже жалеет о своем вопросе. Она, с одной стороны, ничего не хочет знать, а с другой — до боли жаждет узнать хоть что-то.

— Простое любопытство, — повторила она его слова.

Фредерико улыбнулся и отвернулся.

— Любопытство или ревность оттого, что она обнимает меня на фотографии?

Да, она сама на это напросилась. Нина молча шла с ним рядом, подбрасывая ногой камешки садовой дорожки.

— Для того чтобы ревновать, нужно, чтобы человек очень нравился, а это не так, — коротко сказала она.

— Ты меня разочаровываешь. Мне казалось, что я тебе нравлюсь.

Он опять поддразнивает ее, ни о чем не говорит серьезно. Но, наверное, это самый простой способ узнать, что она на самом деле думает.

— Ты действительно мне нравишься, — признала Нина. — Ты немного странный, но это ничего не меняет. Зато ты мог обойтись со мной гораздо хуже, но не сделал ничего подобного.

Они уже дошли до того места в саду, где Нина обычно рисовала. У клумбы с гибискусом стояла каменная скамейка, к клумбе примыкал розовый сад. По бокам от скамейки стояли вазоны с огромной кремовой геранью, которая восхищала Нину. Здесь она остановилась и посмотрела на Фредерико, ожидая, что он все же расскажет ей о дочери Лучано.

— Эти горшки с геранью ты уже раз сто нарисовала, — сказал Фредерико. — Пойдем дальше. Ты уже видела пантеон?

— Какой пантеон?

— Значит, нет. Тогда идем.

Нина вздохнула. Фредерико считает себя вправе расспрашивать ее о романе с Лучано, а как только она пытается задать личный вопрос, то он сразу же принимает неприступный вид. Очевидно потому, что он не доверяет ей и боится, что она воспользуется информацией в неблаговидных целях. Или потому, что у него роман с дочерью Лучано?

Они прошли через заросшую розмарином лужайку и оказались перед серой каменной стеной с железными витыми воротами. Нина нерешительно толкнула ворота, и они с жалобным скрипом распахнулись.

— Нужно смазать, — сказала она.

Фредерико мягко засмеялся, и Нина смущенно посмотрела на него. Севшим до шепота голосом она сказала:

— Прости, это неуместное замечание. Там похоронены твои предки?

Фредерико опустил поднос на каменную скамью.

— Боже упаси. Если бы моя мать это услышала, она бы страшно развеселилась. Нет, это не склеп. Это скорее святилище богов, которое устроила моя мать. Здесь она собрала коллекцию статуй. Смотри сама.

Нина и так смотрела во все глаза. Ее взору предстало удивительное по красоте собрание скульптур, с которым могла сравниться лишь коллекция Британского музея. Когда они вошли в ворота, Нина обнаружила, что сад намного больше, чем ей вначале показалось. Повсюду были тенистые дорожки и чудесные старинные каменные скамейки. Каждая скульптура располагалась в зеленой нише сада, вокруг цвели розмарин и наперстянка. Сильно пахло нагретыми цветами. Эта красота произвела на Нину совершенно ошеломляющее впечатление.

— Чудесно, — выдохнула она. — Этот сад такой… такой тихий и умиротворяющий. — Она села на скамью рядом с подносом и вобрала в грудь душистый воздух. — Наверное, мне очень понравилась бы твоя мама, если бы мы познакомились.

Фредерико рывком поднял голову от своего бокала.

— Сомневаюсь в такой возможности, — пробормотал он.

Нина вспыхнула до корней волос. Она поняла, что ляпнула глупость. Он может подумать, что она лелеет матримониальные надежды и поэтому хочет познакомиться с его матерью. Нина перевела взгляд на скульптурную группу — двое любовников сжимали друг друга в объятиях. Ее охватило странное чувство, и она поежилась. Некоторые скульптуры были откровенно эротическими, а рядом с ней сидел Фредерико Бьяччи. Нина закусила губу и огляделась вокруг в поисках менее откровенного произведения.

— Твое вино.

Нина взяла бокал, надеясь, что рука у нее не дрожит.

— Итак, — храбро заговорила она, отпив немного вина и поставив бокал рядом, — что мне сегодня рисовать? Ой, мы же забыли Карло! — вдруг вскочив, воскликнула она. — Я всегда беру его с собой, ему нравится смотреть, как я рисую…

Она не закончила, так как Фредерико жестом прервал ее.

— Только не здесь.

Нина посмотрела ему в глаза и прочитала там то, что он хотел сказать. Карло не нужен здесь потому, что он не позволит Фредерико Бьяччи приблизиться к ней. Этот сад, огороженный высокой стеной, совершенно уединенное, интимное место. А глаза Фредерико опять жадно смотрят на нее. Неожиданно кончиками пальцев он погладил ее ладонь. Кровь зашумела в ушах Нины.