Семейный человек строит свою жизнь по законам, которые учат его новой жизни, помогают правильно решать жизненные задачи. От него требуется тщательное наблюдение над собой, чтобы ум, сердце и тело не возвратились в плен старых привычек человека, не обремененного семьей. Такой возврат грозит окаменением, как в известном случае с женой Лота (Быт. 19, 17–26), и ведет к соблазну вольного обращения. Вольность в обращении – пагубная дерзость, которая плодит в человеке многие страсти.

Преподобный Варсонофий Великий советует: «Приобрети твердость, и она удалит от тебя свободу в обращении, причину всех зол в человеке. Если хочешь избавиться от них, ни с кем не обращайся свободно, особенно с теми, к кому сердце твое склоняется в страсти похотения»[22].

Подражание святым отцам пробуждает в семейном человеке лучшие духовные, душевные и телесные силы и учит, как действовать, чтобы войти в жизнь Царства Божия. В подражании все имеет свою ценность, ибо «верный в малом и во многом верен» (Лк. 16, 10)[23].

В лучших христианских семьях всегда заботились о благообразии чувств и добрых навыках тела, ибо от них рождаются добрые помыслы. В жизни человека многое случается против его желания, когда нарушается привычное течение жизни; в этом случае человек, не имеющий навыка к охранению чувств, легко теряет мирное устроение, необходимое для спасения.

Совместная жизнь поставит перед супругами различные задачи и многие обязанности. «Ты должен любить свою жену», «ты должна быть помощницей мужу и повиноваться ему», «вы должны сохранить веру во Христа в силе и чистоте» – таковы главные требования долга, которые поведут мужа и жену дальше «только этических» запросов, откроют им нечто высшее, подвигнут их души в область священную. Преодолевая свою «самость» ради исполнения долга, супруги откроют в нем нечто глубокое и живое, нечто большее, чем нравственный закон. Они почувствуют, что Бог недалеко от них и нужно принять Его в свой семейный союз, с Ним согласовывать все свои решения и действия[24].

Отныне у мужа и жены общая жизнь: одна судьба, одни мысли, одни желания, одно тело. В неразрывном союзе они будут делить между собой чашу радостей и скорбей, печалей и утешений.

Таким образом, христианское учение о браке накладывает на человека радостную ответственность; оно открывает законное удовлетворение для души и тела; оно указывает путь истины; оно дает человеку невыразимую радость созидания новой жизни, приближает его к Создателю, сотворившему первого человека.

Во время земной жизни Иисуса Христа апостолы возвещали близость Царствия Божия и в подтверждение своих слов силой Божией совершали чудесные исцеления больных и немощных. И после Вознесения Спасителя ученики Его придавали значимость и силу своей проповеди новыми чудесами и исцелениями (ср. Деян. 3, 6—10; 8, 6–7). Именно эти действия, а также заверения воскресшего Господа в том, что благовестие Евангелия апостолами будет сопровождаться знамениями, например возложением рук на болящих и их исцелением (ср. Мк. 16, 16–20), имеют непосредственное отношение к тому месту Нового Завета, которое начиная с V в. рассматривается как основание таинства Елеосвящения больных. Речь идет, как это хорошо известно, о том месте из Послания апостола Иакова, где он говорит: «Болен ли кто из вас? пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазавши его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему» (Ик. 5, 13–15).

Первые указания на Елеопомазание в контексте его сакраментальности мы находим в евангельском отрывке апостола Марка. Упомянув, что Иисус Христос, призвав двенадцать учеников, начал посылать их по два и дал им власть над нечистыми духами, евангелист говорит дальше, что ученики пошли и проповедовали покаяние, и непосредственно затем прибавляет: «…и многих больных мазали маслом и исцеляли» (Мк. 6, 13).

Разумеется, что употребление елея Спасителем и апостолами не являлось какой-то новой, невиданной формой в практической помощи больным и страждущим. Этой традиции предшествовало широкое применение его для тех же целей в языческом и иудейском мире. О целебном значении елея и составляемых из него натираний существует свидетельство у Филона Александрийского. Оно касается восточных народов. Именно Филон говорит: «Что может быть лучше для натираний чем плод, выжимаемый из маслины? Он смягчает и утомление тела и содействует здоровью и если окажется какая-нибудь язва, он плотностью затягивает и сообщает более всякого другого (плода) силу и бодрость». И далее Филон отмечает, что приятные натирания приготовляли великие страны – Сирия, Вавилон, Индия и Скифия.[25]

Широкое применение елей как врачебное, лекарственное средство имел и у иудейского народа. Еще пророк Исайя указывал на такое его значение, изображая состояние народа Божия в его время: «От подошвы ноги до темени головы нет у него (Израиля) здорового места: язвы, пятна, гноящиеся раны, неочищенные и необвязанные и несмягченные елеем» (Ис. 1, 6). Подобное же говорит и пророк Иеремия: «Разве нет бальзама в Галааде, разве нет там врача? Отчего же нет исцеления дщери народа моего»? (Иерем. 8, 2). И действительно, у иудеев елей употреблялся в лечении различных недугов: при головных болях, телесных ранениях, кожных болезнях и т. д. Использовался он как в чистом виде, так и смешанный с вином. Само помазание маслом совершалось в праздники и субботы. Оно соединялось с верованием, что в раю из древа жизни тек елей и обеспечивал людям вечную жизнь.

Такое употребление елея для целительства представлялось настолько удобным и так оправдывалось многочисленными случаями исцеления от недугов, что значительно ослабляло употребление его в самом таинстве Елеосвящения и часто становилось объектом внимания верующих, церковных писателей и богословов. Хотя нужно заметить, что абсолютной панацеей от всех болезней для древних он тоже не был. Почему вскоре к этим традиционным, бытовым формам использования масла в качестве лекарственного вещества вскоре стали добавляться и некоторые моменты, имеющие под собой уже религиозную основу, возможно, унаследованные от некоторых восточных, иудейских или античных обрядов. Так, например, в ранней христианской церкви имел широкое употребление елей, освященный мужами, известными своею святостью. Не менее широко применялся христианами и елей из лампад, прикрепленных перед изображениями святых, а также у гробов мучеников. Иеромонах Венедикт приводит ссылку об окроплении (помазании) елеем от лампад, «которые висели в Иерусалимском храме Воскресенья перед святым Крестом. Перед маслом этого креста, – пишет он, – было такое благоговение, что его уносили в золотых, серебряных и иных сосудах…»[26]

Вполне понятно, что ввиду такого широкого применения несакраментального елея для целей врачевания значительно сокращалось употребление его в таинстве Елеосвящения. И это тем более, что и на несакраментальный елей христиане смотрели не как на обыкновенное лекарственное средство, имеющее исцеляющую силу само по себе, а как на вещество, получившее эту силу или от молитв над ним прославившихся угодников Божиих, или от пребывания в храме перед изображениями святых и перед гробами мучеников, одним словом, придавали ему религиозный характер. При таком положении вещей этот елей имел перед сакраментальным преимущество применения, так как помазываться им мог каждый верующий. С другой стороны, многочисленные случаи исцеления от него оправдывали его употребление и поддерживали за ним значение религиозного врачебного средства.