— Но милиция ждать не будет, а начнёт с моего ареста.

— Разве не логично, что выдвинутые в ваш адрес обвинения вынуждают задержать вас до выяснения всех обстоятельств дела?

— Но ведь я ни в чём не виновен!

— Возможно, Но с того момента, как нам стало известно, в чём вас подозревают, и до тёк пор, пока вас не арестует милиция, — объяснял адвокат, — вы будете считаться человеком, скрывающимся от правосудия. Это автоматически ухудшает ваше положение. Неужели непонятна разница? Одно отношение к человеку, который сам обращается в милицию со своими неприятностями, и совершенно другое — к тому, кого приходится разыскивать.

— Ничего не поделаешь, видно, мне не избежать хождения по мукам.

— Вы несколько сгущаете краски.

— К кому мне следует там обратиться?

— В варшавской комендатуре гражданской милиции работает мой старый знакомый. Это подполковник Янущ Качановский. Очень способный и энергичный офицер и, что немаловажно, весьма порядочный человек. Не думаю, что он сам займётся вашим делом, но обязательно, сделает всё от него зависящее, чтобы оно попало к знающему специалисту.

— А вы не согласились бы, пан меценас, защищать мои интересы?

— Милиция и прокуратура должны прежде всего выяснить, кто вы. Сами понимаете, то, о чём вы здесь мне рассказали, может оказаться как чистейшей правдой, так и искусно придуманной сказочкой. Пожалуйста, не возражайте! Мы говорим сейчас, с глазу на глаз, и я как адвокат должен учитывать обе версии. Или вы — Станислав Врублевский, бывший партизан из яновских лесов, или же — бывший шеф гестапо в Брадомске. В случае, если ваша версия окажется достоверной, юрист вам не понадобится. Дело прояснится, и у вас ещё попросят извинения за неприятности, которые вам причинили. Вам даже будет предоставлено право потребовать возмещения морального и материального ущерба. Но если вдруг выяснится, что вы не тот, за кого себя выдаёте, — вы предстанете перед судом за преступления, совершённые в период оккупации, и тогда вам будет назначен защитник. Польские адвокаты не могут сами, по своему желанию защищать военных преступников.

— Понимаю и догадываюсь также, что вы не поверили ни одному моему слову.

— Я уже один раз объяснил, что моё личное мнение не имеет в данном случае никакого значения.

— Сколько я должен за юридическую консультацию?

— Никакой консультации я не давал. Мы просто побеседовали на интересующую вас тему. Нельзя рассматривать в качестве консультации мой совет обратиться в милицию.

Станислав Врублевский поднялся со стула.

— Завтра поеду к подполковнику Качановскому. Благодарю вас за всё, пан меценас.

«Посетитель был настолько тактичен, — подумал Рушиньский, оставшись один, — что даже не пытался всучить мне деньги».

В «кабинет» просунулась седая голова пана Франтишека.

— Ну что? — спросил курьер. — Разве я не говорил, что он законченный псих?

— Намного хуже, — ответил адвокат.

— Как это?

— Оказалось, что он был во время оккупации шефом гестапо в Брадомске. Это человек, на совести которого смерть сотен, а может быть, и тысяч людей.

— И вы спокойно выпустили его отсюда? Надо было как-нибудь дать мне знать. Я бы мигом домчался до милиции. От нас бы эта пташка не улетела.

— О чём ты, Франтишек, разглагольствуешь? Ты считаешь, что адвокат обязан доносить на своего клиента, доверившего ему самое сокровенное?

— Но ведь он гестаповец!

— Он пришёл сюда не как гестаповец, а как клиент.

— Уж я бы показал ему, где раки зимуют!

— Я бы тоже. Не раздумывая, первый задержал бы его, например, на улице, знай я наверняка, что вижу перед собой шефа гестапо в Брадомске. Но не в юридической консультации, куда человек, кем бы он ни был, приходит в надежде получить помощь.

— А теперь он исчез, ищи ветра в поле.

— Он не убежит, пан Франтишек, можете не беспокоиться. Я предвижу, что он сам обратится в милицию, поскольку у него уже земля горит под ногами. Ну, а если не обратится, то рано или поздно они его всё равно найдут.

— Такой, как он, изменит внешность, перекрасится. Я где-то читал, что изменяют даже форму носа.

— Форму носа, допустим, можно изменить. Но ты же видел на, его лице родимое пятно, похожее на гусеницу? Тёмно-красную метку, на правой щеке? Её невозможно устранить.

— Хороший врач сделает ему щёчку как конфетку. Денег у таких гестаповцев, наверно, куры не клюют. Подыщет хирурга, не задающего лишних вопросов, и за золотишко или доллары тот сделает такую операцию, что пальчики оближешь.

— И тем не менее от этого было бы мало проку. Вместо удалённого родимого пятна на том же самом месте обязательно должен, остаться шрам точно такой же формы и цвета. Разве что чуть-чуть посветлее.

— Что ему было от вас нужно?

— Он пришёл, чтобы рассказать довольно наивную сказочку о себе — якобы крестьянском сыне родом из Белоруссии и попросить меня стать его защитником.

— А вы?

— Ты что, Франтишек, первый день меня знаешь? — возмутился Рушиньский.

— Не принести ли вам ещё воды?

— Спасибо, не надо, Приглашай следующих клиентов, иначе я опоздаю на конференцию…

— На конференцию с рыженькой знакомой в ресторане «Шанхай», — бесцеремонно прервал его старый курьер.

— Она не рыжая, а блондинка. И ждать не привыкла.

— Длинноволосого юнца с пустыми карманами она, конечно, ждать не будет, — продолжал философствовать Франтишек, — но вас, пан меценас, очень даже подождёт. Куда ж она денется? Приглашаю даму из торгового павильона.

Фотография — это веская улика

На письменном столе приглушённо зазвонил телефон. Подполковник Януш Качановский поднял трубку. Послышался голос дежурного офицера:

— Гражданин Врублевский просит, чтобы вы его приняли.

— Врублевский? — удивился подполковник. — Впервые слышу эту фамилию. По какому вопросу?

— Говорит, что по личному.

— Ну что ж, — вздохнул Качановский. — Честно говоря, у меня много дел, но пусть пройдёт.

Через несколько минут раздался робкий стук в дверь, и в кабинет вошёл Врублевский. В руке он держал небольшой саквояж. Оглядевшись по сторонам, посетитель нерешительно сел на предложенный ему стул.

— Вы, наверно, из-под Варшавы?

— Не угадали. Я живу в самой Варшаве, улица Топель, дом пятьдесят семь. Меня зовут Станислав Врублевский. По профессии инженер. Окончил политехнический институт в Гданьске. В настоящее время работаю в проектном бюро на улице Тамка.

— Что вы принесли в саквояже?

— Немного еды, смену белья, полотенце и бритвенный прибор.

Качановский не смог сдержать улыбки.

«Предусмотрительный гость, — подумал он. — Знает, что будет задержан, и основательно подготовился. Наверно, какая-нибудь хозяйственная афёра. Но почему он пожаловал именно ко мне, вместо того чтобы обратиться в соответствующий отдел милиции или прямо к прокурору?»

— Вы пришли по моему вызову? — спросил подполковник.

— Нет, — ответил Станислав Врублевский. — Мне порекомендовал обратиться именно к вам адвокат Рушиньский. Разве он вас не предупредил?

Едва подполковник услышал фамилию адвоката, как посетитель потерял для него всякий интерес.

«Опять этот седовласый плейбой хочет втянуть меня в какое-то каверзное дело. До сих пор не может мне простить, что я увёл у него из-под носа рыжеволосую Ковальскую, которой он распевал серенады».

Удивительными были отношения этих двух холостяков — старшего офицера милиции и знаменитого варшавского адвоката. Они испытывали друг к другу симпатию и уважение, и в то же время каждый видел в другом нежелательного соперника. У обоих были одни и те же маленькие, слабости: оба любили хорошую кухню, воздавали должное представительницам прекрасного пола, ценили музыку. При этом последнее увлечение играло по сравнению с двумя первыми вспомогательную роль. Они были почти ровесники — хотя не исключено, что подполковник был моложе адвоката лет на пять. Не раз и не два оживлённые беседы друзей протекали в каком-нибудь уютном гастрономическом заведении, чаще всего в ресторане «Шанхай», которому Рушиньский неизменно отдавал предпочтение. Случалось, что оба волочились за одними и теми же дамами, чаще всего почему-то рыжеволосыми, причём подполковник неизменно «обходил в вираже» известного юриста за счёт своей подчёркнутой мужской красоты. Высокий, со смуглым оттенком кожи и правильными чертами чуть продолговатого лица, Качановский взглядом своих голубых глаз мог не только обворожить понравившуюся ему женщину, но и наносить разящие кинжальные удары при допросе преступника. Зато Рушиньский принадлежал к той категории преуспевающих польских адвокатов, которые не жалуются на заработки, периодически меняют свои автомобили на машины ещё более шикарных заграничных марок и могут при случае продемонстрировать перед слабым полом свою широкую натуру. Его соперник не мог позволить себе этого, хотя и занимал в органах милиции не последнюю должность.