Ощутимо похолодало, как будто на улице вдруг включили огромный кондиционер.

Виктор, постепенно замедляя шаг, подошел к стеклянной прозрачной автобусной остановке и встал у бордюра в толпе таких же ожидающих. Видимо, автобуса давно не было. Пробки, дело привычное.

Только он достал из кармана свой айфон и мазнул пальцем, вызывая меню выбора книг, что-то холодное опустилось на бритую голову.

"Ну, вот, начинается", — подумал он, делая два шага назад и укрываясь под навесом. Что именно начинается, он не уточнял, потому что на асфальт стал сыпаться не град даже, а как будто легкий и прозрачный снежок. Это летом-то! Он становился все сильнее, потом сменился такими же мелкими сухими ледышками, и наконец ударил крупный, ровный, как на продажу, град.

Как по команде с треском распахнулись зонтики.

И тут же подошел автобус.

Зонтики сложились.

Град сменился редкими крупными каплями дождя. Они все чаще ударяли по стеклу остановки, по крыше автобуса, терпеливо ожидающего, пока в его нутро втянется длинная кишка растерянно озирающихся пассажиров с мокрыми зонтиками в руках.

За стоящим образовался второй автобус, и Виктор кинулся к нему, подняв плечи и прикрывая телом экран своего мобильника. Дождь усиливался. Теперь он уже громко барабанил по крыше, взбивал пену у обочин.

Перед Виктором в автобус, весело покрикивая, вбежали двое смуглых узбеков или таджиков. Виктор уже знал, что они пройдут по одному талону, плотно прижавшись друг к другу.

Оттолкнув Виктора, мимо "черных", пригнувшись под турникет, шмыгнула без билета какая-то девчонка в линяло-розовом джинсовом костюме.

— Э, дэвушка! — сказал укоризненно тот, что повыше и прижался к низкому, проходя с ним через турникет. За ними прошел в салон Виктор. Плечи промокли, но в целом он был почти сухим. Даже зонтика еще не открыл ни разу.

И тут без грома, без молний небо как будто рухнуло.

Стало так темно, что водитель включил фары.

Обрушился сплошной поток воды, скрывший для пассажиров и автобусную остановку, и противоположную сторону улицы. Окна тут же запотели.

Автобус хлопнул дверями, дернулся и медленно, буквально "на цыпочках", двинулся вперед. Сквозь переднее стекло, регулярно обегаемое большими "дворниками", впереди ярко горели стоп-сигналы легковушек, медленно, с остановками везущих народ по домам.

Виктор прислонился к поручню и, включив мобильник, ткнул пальцем в выбранную книгу.

— …Следующая — "Метро Калужская", — сказал приятный мужской голос в динамиках.

За окном бушевал настоящий тропический тайфун. Машины ползли все медленнее и медленнее. Шум падающей воды заглушал рычание двигателей. Казалось, подтолкни — и цветные машинки поплывут, качаясь и сталкиваясь на волнах.

С потолка вдруг ливануло. Виктор мысленно ругнулся и передвинулся в сторону, протирая забрызганный экран.

Пассажиры прилипли к окнам, смотря на что-то сквозь непроглядную мглу. Виктор тоже протер кусочек окна и выглянул в дырку. Ему показалось, что в темноте посреди улицы стоял, не двигаясь, черный остов автобуса, размываемый дождем. Вот еще какая-то железка бесшумно отвалилась и пропала в сплошном потоке воды.

Виктор оглянулся в салон. Тут было почти сухо и светло от маленьких лампочек над дверями. В тишине — двигатель молчал, и было отлично слышно — детский голос неуверенно спросил:

— Ба-а… Ты видела? Там машинка поломалась…

— Тихо, тихо, — зашептала почему-то бабушка.

Значит, не он один видел это? Виктор присмотрелся, но детская светлая голова торчала у окна с другого борта автобуса. Два шага через полупустой салон, протертое окно…

Прямо под окном, на расстоянии протянутой руки, он увидел старый "жигулек", от которого столбом воды отдавливало, отдирало листы обшивки. Неслышно упал задний бампер, потом отвалилось и кануло в коричневых потоках поднимающейся грязной воды левое крыло, обнажив спущенное колесо.

"А где же люди?" — подумал Виктор.

Хотя, какие люди в такую погоду. Тут никакой зонт не поможет. Все под крышами, наверное.

Он вздрогнул — струйка воды с потолка попала прямо на шею. Ну, вот… Уплотнение не держит на люках. Надо встать в другое место.

Виктор осмотрелся. Вон там, кажется, еще сухо.

Стоп… Еще сухо — в одном месте? Как это? В автобусе же было тепло и сухо, когда он вошел. А теперь с потолка сыпала частая капель в местах, где вода находила мельчайшее отверстие или какие-нибудь щели.

— Чего стоим? — крикнул он вперед.

— А куда ехать? Ты сам посмотри…,- отозвался растерянный голос водителя.

Дорога стояла. Стояли большие КАМАЗы, переставшие выпускать длинные шлейфы вонючего душного дыма. Стояли автобусы и троллейбусы. Стояли богатые и бедные легковушки, изредка подвывая клаксонами. Стояли машины "Скорой помощи", мигая маячками…

А потом, присмотревшись, Виктор увидел, как медленно, то там, то тут гаснут окна, гаснут стоп сигналы, и будто размывается, снижается силуэт, становится зыбким, каким-то ворсистым, "лохматым", и вдруг отваливаются куски, тонут в настоящей реке на месте дороги, а сверху все ближе и ближе к поверхности идущей сплошным потоком по всей ширине шоссе воды спускается черное небо, опираясь на тяжелые сплошные столбы небывалого в мире дождя.

— Это как же? — пробормотал Виктор. — Это что же…

Сзади звонко щелкнуло, раздался скрежет, и под женский визг в салон хлынула холодная вода.

Он еще успел дернуть за руку и поднять с пола ту девчонку, в розовом, что прошла бесплатно, протащить ее вперед, к турникету…

Вдруг со скрипом разошелся металл прямо уже над ним, и тугой столб воды буквально пригвоздил Виктора к скользкому резиновому полу. Как в старых документальных фильмах, где проклятые империалисты разгоняют первомайские демонстрации с помощью водометов.

Кто-то наступил ему на спину, пытаясь протолкаться вперед. Чья-то нога больно ударила по затылку.

Виктор вырвался, отжался от пола, перекатился в сторону, приподнялся на коленях…

Но тут треснул по шву весь корпус и разошелся разом, как раскрывается шкатулка, в которой у матери хранятся разные безделушки. Вода, хлынувшая в салон, перебила крики и шум, придавила, разнесла, растащила, раздергала. И вот уже только черный остов пустого автобуса размывается на пустеющей под смертельным ливнем дороге, да в мутнеющем и гаснущем окне мобильного телефона медленно проворачивается страница:

И усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом; на пятнадцать локтей поднялась над ними вода, и покрылись [все высокие] горы.

И лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди; все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло.

Утро было, как утро. Самое обычное. Сначала бодрая трель будильника, потом свернуть постель — он всегда убирал постель, потому что если не убирать за собой постель, то можно и не вставать. Пока комната проветривалась, нагоняя из решетки кондиционера морозный воздух, он успевал сделать зарядку. Комплекс тренажеров в углу отсчитывал каждое совершенное им усилие, а беговая дорожка была хороша и позволяла двигаться в любом режиме. Умывание. Душ? Он помялся перед душевой кабиной, но все же не полез в нее. А чего там — душ? Что он, физическим трудом ночью занимался, что ли? Потому — чистка зубов, умывание, вытирание, с рассматриванием в зеркало свое отражение. Ну, что… Неплохо. Для своих-то лет — совсем даже неплохо. И с морщинами неплохо, и с животом. Он повернулся в профиль, втянул живот и выпятил грудь — да, очень даже неплохо!

Из ванной сразу направо — маленькая кухонька. Когда он идет в ванную, заходит туда и щелкает кнопкой чайника. А теперь умытый, вкусно пахнущий мылом, зубной пастой и немного мужским дезодорантом, с полотенцем на еще влажной шее, он насыпает в чистую чашку, помытую и поставленную на край стола с вечера, две ложки кофе, кладет три кусочка сахара и заливает кипятком, повторяя вслед за ним, съедающим с шипением сахар и кристаллики кофе: