— Ба! А ты войну помнишь?

Она вообще-то не бабушка, а прабабушка, но Димка называет ее просто — "ба". Бабушка всю его маленькую жизнь всегда была где-то рядом. Когда он ходил в детский сад, и его поднимали темным зимним утром с ревом и полным нежеланием двигаться, ба была рядом, и как-то быстро успокаивала его. По голове погладит, в мокрую от слез щеку поцелует, что-то расскажет смешным щекотным шепотом прямо в ухо о своих волшебных снах, потом покажет, как завязывать шнурки разными способами, затормошит всего. Он и не заметит, а уже у двери стоит, собранный полностью, одетый и с пластиковой лопаткой в руке.

Когда Димка пошел в школу, то по утрам всегда встречал его теплый свет на кухне, горячее вкусное какао, горячие оладушки, посыпанные сахарным песком или сладкая рисовая каша. И бабушка, сидящая в уголке и вяжущая крючком бесконечные половички или салфетки.

А вечером, когда он, нагулявшись, прибегал замерзший с улицы, его ждал вкусный ужин и долгий неторопливый уютный разговор. Бабушка никогда не допрашивала, как некоторые взрослые. Она сама рассказывала что-то, но так, что он тут же перебивал и начинал взахлеб рассказывать свое, свежее, сегодняшнее, пока не забыл.

Димка знал, что бабушка — на самом деле прабабушка. Она бабушка папы. А папа с мамой сейчас в командировке. Димка уже большой, и они снова стали ездить в командировки. Еще есть другая бабушка, которая мама папы, но она живет в другом городе и приезжает только в гости. Поэтому ба — главная в их доме.

— Ба! Про войну!

У них в школе по истории сегодня рассказывали о войне. Учительница по истории совсем молодая и очень красивая. Только скучно она рассказывала. Ей самой не интересно, наверное. Женщинам вообще не интересно такое. А мальчишкам — наоборот.

Мальчишки любят играть в войну. Только не по дворам с деревянными автоматами, как их отцы, а на компьютерах. Там по экрану ползут танки, летят самолеты и крошечные люди стреляют и неслышно кричат, идя в атаку. А если покрутить колесико мышки, можно даже в лицо рассмотреть каждого.

— Ба, ну, ба…

— Не ной!

Голос бабушки был неожиданно строг.

— Ты мужчина или дите неразумное?

Димка подумал, что он, конечно, мужчина. Но еще маленький. Вернее, не очень большой. Пятый класс всего.

— …Нам по истории. Ты же войну помнишь, ба? Как — на войне? Как у меня в игре?

Детские впечатления — самые яркие. Все можно забыть, даже собственная девичья фамилия под старость вспоминается с трудом. А вот детство…

Нюрке сегодня исполнилось десять лет.

Анной ее назвали в честь прабабушки. Нюрка ее помнила: высокая, худая, всегда в черном, с черными жгучими глазами под низко надвинутым на лоб платком. Говорили, что она была настоящей таборной цыганкой, и прадедушка буквально украл ее в таборе и привез сюда, в Городище.

Десять лет — это уже много. День рождения у нее в самый длинный день в году. Так объясняла мама. С папой разговаривать было некогда. Он работал на заводе в Сталинграде, уходя туда каждое утро и возвращаясь уже под вечер. А когда у него был выходной, тогда он работал в саду и в огороде. Или что-то ремонтировал в их большом доме, в котором они жили все вместе с бабушкой и дедушкой и со старшим братом Колей и с дядей Толей, который тогда еще не женился.

Мама подняла ее сегодня утром, хоть и было воскресенье. Надо было помогать поливать огород. Воду поднимали из колодца, который был вырыт в углу двора. А для еды воду брали из общего, который возле бани. Тот был такой глубокий, что детей к нему не подпускали. Свой, домашний, кроме полива использовали еще летом как холодильник.

Дядя Толя с папой поднимали воду ведро за ведром, а мама, бабушка, дедушка и Аня носили ее и выливали под каждую яблоню. А лейкой поливали грядки с зеленью и овощами.

Брат с друзьями сегодня ушел в поход. Он закончил семилетку, и папа разрешил ему прогуляться. Он и так много работал, брат. И сторожем в саду подрабатывал, и на помощника комбайнера учился, чтобы летом пойти в МТС.

А Нюрку с собой не взял.

Она везде бегала хвостом за ним, и дружила со всеми его друзьями. В таких же черных ситцевых трусах, как у всех, дочерна загорелая, она, как мелкий и подвижный пацан, вертелась летом целыми днями в мальчишеской компании. И на заборы с ними лазила, и в балку кубарем скатывалась, и в омут ныряла — не боялась.

А в этот раз брат ее с собой не взял. Теперь вот он гуляет где-то с друзьями, а она таскает тут тяжелую лейку и поливает грядки.

"Надо пролить", — говорит мама. Надо было так хорошенько пролить, чтобы до вечера земля была влажная. В летнюю жару иначе все высохнет и станет как камень.

Тут хлопнула калитка, вбежал потный красный Коля и закричал, чтобы все слушали радио. У них тогда уже был радиоприемник. Настоящий, большой, ламповый. Назывался он "Колхозник". Самый первый на всей улице. На него даже другие страны можно было ловить. И к ним в гости по выходным приходил народ — радио послушать и поговорить с дедушкой.

— Ура! Война! — кричали на улице соседские мальчишки, братья Петька и Сашка. Играли, наверное. Мальчишки всегда в войну играют.

А в селе вдруг стало как-то тихо-тихо.

…День рождения вечером так и не праздновали. Обидно.

— …Маленькая была тогда еще, глупая…

— Ба, так ты в войну, выходит, даже меньше меня была, да?

— Меньше. Третий класс только закончила. У нас семилетка в селе была.

— А я уже в пятом!

— Вот Коля, брат мой старший, тогда как раз седьмой закончил.

— А на фронте ты была?

— Была, выходит.

— А кто тебя взял на фронт? Ты же маленькая тогда была?

— Меня никто и не брал. Это фронт сам к нам пришел. Прямо домой к нам.

— Как в компьютере? Как в сказке?

Папа ушел на войну. Провожали его только Нюрка с мамой. Бабушка была уже старенькая, и в Сталинград ей было добраться тяжело, дедушка возился в огороде и смотрел за домом, дядя Толя работал на заводе, а Коля как раз тогда пошел на курсы трактористов. Он хотел вообще-то записаться на курсы водителей, но туда принимали только после девятого класса.

На площади у военкомата было много пьяных. Женщины плакали. Папа обнял маму, потом подкинул Нюрку вверх, поцеловал и побежал в строй.

Домой он пришел только в сорок шестом, под осень уже. И потом почти ничего не рассказывал про войну. Почти ничего…

Лето в тот год было жаркое. Днем мама с Нюркой занимались разными огородными делами.

От папы пришло одно письмо, свернутое треугольничком. С синим штампом сбоку. А потом писем не стало. Мама плакала ночью, а днем работала, потому что надо было много продуктов на зиму заготовить, чтобы всю семью кормить. С рабочей карточкой остался один дядя Толя. Он вставал рано утром и уходил на завод. А приходил уже когда темнело. Коля работал на комбайне в колхозе. На трактор его пока не пускали самостоятельно. Он тоже возвращался домой поздно и очень грязный — весь в пыли и соломе. Мылся у колодца и сразу ложился спать. Он тогда хорошо поработал. Осенью к дому он приехал на телеге с мешками — это выдали зерно в колхозе за работу.

Одна, получается, Нюрка оставалась с мамой. Поэтому ей было скучно и трудно. Бабушка просто сидела на кухне или на солнышке, выставив стул, а мама все время что-то копала, окучивала, подвязывала, поливала.

И тогда Аня придумала себе друга. Вернее, он сам как-то так вдруг придумался. Когда она забилась за курятник, обиженная на весь свет и даже на маму, которая не отпускала играть на улицу, он сам взял и придумался. Как будто есть такой мальчишка, почти как старший брат. Не как Коля, а помладше, чтобы с ним можно было играть, и чтобы он все же был чуть старше. Старший брат — это такое… Когда он есть — это здорово.