— Да, в другой раз, — подтвердил я. — Пожалуйста, отыщите меня снова.

— Когда вы проголодаетесь? — предположил Волк.

— Это может иметь значение, — согласился я.

Я поднял Кэти и поудобнее пристроил ее на руках. Несколько мгновений я не был уверен, что они нас пропустят, однако они расступились, и я принялся спускаться по тропе.

— Что за ужасные создания! — Кэти вздрогнула. — Стоят тут и улыбаются нам, а сами предлагают отправиться вместе воровать кур!

Мне хотелось оглянуться, чтобы удостовериться, что они стоят там, а не крадутся вслед за нами. Но я не осмелился — они могли бы подумать, что я боюсь их. Я действительно боялся, но тем важнее было не обнаруживать этого.

Кэти обняла меня за шею, а голову пристроила на плече. Я пришел к выводу, что нести ее куда приятнее, нежели того невежественного сквернослова-оператора. И вдобавок, она была намного легче.

Спустившись с открытой вершины, тропа нырнула в густой и величественный лес, так что замок я мог теперь увидеть лишь случайно, сквозь изредка попадавшиеся просеки. Солнце клонилось к западу, лесная чаща стала наполняться туманными сумерками, в глубине которых я ощущал множественное тайное движение.

Тропа разветвилась на две; здесь тоже стоял указатель, только с двумя стрелами; под одной было написано «Замок», а под другой — «Постоялый двор». Однако всего в нескольких ярдах за развилкой ведущая к замку тропа уперлась в преграждавшие путь массивные железные ворота; в обе стороны от них тянулась высокая изгородь из крупноячеистой стальной сетки, по верху которой шел ряд колючей проволоки. За изгородью стояла возле ворот полосатая будка, а к ней прислонился стражник, небрежно державший в руках алебарду. Подойдя к воротам, я пнул их ногой, чтобы привлечь внимание.

— Опоздали, — проворчал стражник. — Ворота закрываются на заходе солнца, а драконы уже спущены. Так что подходить на фарлонг[17] к замку — опасно для жизни.

Подойдя к воротам, он принялся нас рассматривать.

— С вами девица. Она больна?

— Нога подвернулась, — ответил я. — Она не может ходить.

— Раз такое дело, — хихикнул он, — девице можно организовать эскорт.

— Обоим, — резко сказала Кэти.

Стражник с фальшивым сожалением покачал головой.

— Я могу сделать уступку, чтобы пропустить кого-нибудь одного. Но не могу растянуть ее на двоих.

Когда-нибудь растянется не уступка, а твоя шея, — проговорил я.

— Проваливай! — заорал он. — Проваливай и забирай свою девку! Отправляйтесь на постоялый двор! Пусть там ведьма заговаривает ей ногу!

— Пойдемте отсюда, — испуганно проговорила Кэти.

— Друг мой, — сказал я стражнику, — как только я стану посвободнее, то непременно вернусь и понавешаю вам фонарей.

— Пожалуйста, — попросила Кэти. — Пожалуйста, пойдемте отсюда.

Я повернулся и пошел. Стражник позади выкрикивал угрозы и стучал алебардой по стойке ворот. Вернувшись к развилке, я направился по тропинке, ведущей к постоялому двору. Когда замковые ворота исчезли из виду, я опустил Кэти на землю и примостился рядом с ней.

Она плакала — как мне показалось, больше от злости, чем от страха.

— Еще никто и никогда не называл меня девкой, — всхлипнула она.

Я не стал объяснять ей, что подобные манеры и высказывания неразрывно связаны с рыцарскими замками.

Протянув руку, она взяла меня за подбородок и повернула к себе лицом.

— Если бы не мое присутствие, — сказала она, — вы бы его избили.

— Это все слова, — возразил я. — Ведь между мной и этим расфуфыренным тыкалой были закрытые ворота.

— Он говорил, на постоялом дворе живет ведьма.

Я нежно поцеловал ее в щеку.

— Хотите, чтобы я не думала о ведьмах?

— Наоборот, полагаю, они могут помочь.

— А эта изгородь? — спросила она. — Проволочное заграждение. Кто-нибудь слыхивал о проволочных заграждениях вокруг замков? Ведь проволоку тогда еще даже не изобрел и!

— Темнеет, — заметил я. — Нам лучше бы отправиться на постоялый двор.

— Но ведьма!

Я рассмеялся — хотя на самом деле мне было вовсе не весело.

— По большей части, — сказал я, — ведьмами почитали просто эксцентричных старух, которых никто не понимал.

— Может, вы и правы, — согласилась Кэти.

Встав, я взял ее на руки.

Кэти подняла лицо, и я поцеловал ее в губы. Руки ее крепче обвились вокруг меня, а я прижал девушку к себе, ощущая исходящие от нее тепло и нежность. Долгое время во вселенной не существовало ничего, кроме нас двоих, и лишь очень медленно и постепенно я начал возвращаться к окружающей реальности — темнеющему лесу и тайному движению в чаще.

Пройдя еще немного по тропе, я заметил впереди слабый прямоугольник света и пришел к выводу, что это должен быть постоялый двор.

— Мы уже почти добрались, — сказал я Кэти.

— Больше я не стану бояться, Хортон, — пообещала она. — И не расплачусь. Не заплачу, что бы ни случилось.

— Не сомневаюсь, — отозвался я. — И мы выберемся отсюда. Не знаю, каким именно образом, но мы оба наверняка отсюда выберемся.

Неясно видимый в густеющих сумерках постоялый двор оказался древним, полуразвалившимся зданием, стоящим посреди рощи старых, высоких, изогнутых дубов. Из высящейся в центре крыши трубы поднимался дым, а сквозь ромбические окна пробивался тусклый свет. Двор был пустынен, казалось, вокруг вообще не было ни души. «И это прекрасно», — сказал я себе.

Я уже почти дошел до входа, когда уродливая, согбенная фигура открыла дверь — ее темные, невыразительные очертания вырисовывались в слабом, исходящем изнутри дома свете.

— Заходи, парень, — провизжало скрюченное существо. — Нечего глаза таращить. Здесь тебе вреда не причинят. И миледи тоже, конечно.

— Миледи подвернула ногу, — сказал я. — Мы надеялись…

— Разумеется! — закричало существо. — Вы нашли самое подходящее место для исцеления. Сейчас Старая Мэг хорошенько взболтает поссет[18].

Теперь я мог рассмотреть ее чуть получше — и безошибочно признал в ней ту самую ведьму, о которой говорил стражник. Темные волосы неровными прядями свисали по сторонам лица, а длинный крючковатый нос едва не касался подбородка. Она тяжело опиралась на деревянный посох.

Ведьма отступила назад, пропуская меня. В очаге дымно горел огонь, едва разгонявший царившую в комнате тьму. Запах дыма смешивался с другими, неопределенными, висевшими здесь, как туман, и обострял их.

— Сюда, — сказала ведьма Мэг, указывая посохом. — На стул возле огня. Он сделан на совесть из чистого дуба, и там пристроен мешок шерсти. Миледи будет удобно сидеть.

Я поднес Кэти к стулу и усадил.

— Удобно?

Она посмотрела на меня — глаза ее мягко сияли в неярком свете горящих в очаге дров.

— Все хорошо, — счастливым голосом проговорила она.

— Мы на полпути к дому, — сказал я.

Ведьма проковыляла мимо нас, стуча посохом по полу и бормоча что-то про себя. Склонившись у очага, она принялась помешивать жидкость в котелке, стоявшем на угольях. В отсветах пламени безобразие ее проступило еще очевиднее — невероятный нос, почти уткнувшийся в подбородок, огромная бородавка на щеке, откуда словно паучьи лапки торчали жесткие волоски.

Теперь, когда глаза мои уже попривыкли к полутьме, я начал различать отдельные детали убранства комнаты. Три грубых дощатых стола были расставлены вдоль передней стены — незажженные свечи в канделябрах покосились, прислонясь друг к другу, и походили на бледные пьяные привидения. В большом шкафу с застекленными дверцами и многочисленными выдвижными ящиками, занимавшем почти всю Дальнюю стену, слабо поблескивали в мерцающем свете очага бутылки и кружки.

— Теперь, — приговаривала ведьма, — немножко толченой жабы сушеной, кладбищенской пыли чуток — и будет наш поссет готов. А вылечим девичью ножку — и поедим немножко. Ох, ох, как поедим!

Она скрипуче захихикала, и мне оставалось лишь гадать, над чем — может быть, над предстоящей трапезой.